Муж и жена - Парсонс Тони. Страница 50
22
Когда я вернулся домой, на коврике в прихожей лежал авиаконверт. На нем изящным, аккуратным подчерком Джины были написаны мое имя и адрес.
Внутри находилась фотография, изображающая мужчину, женщину и ребенка, стоящих у белого забора и освещенных ослепительно ярким солнцем. Пэт был на первом плане в своей полинявшей футболке с изображением персонажей «Звездных войн» и шортах. Он щурился на солнце и улыбался своим наполовину щербатым ртом. Прямо позади него стояла Джина, закрываясь одной рукой от солнца, а другую положив на плечо нашего сына. Она выглядела стройнее, чем когда-либо. На ней тоже была старая трикотажная рубашка с закатанными рукавами. Но, несмотря на годы и всякие проблемы в ее новой жизни, в ней оставалась все та же светящаяся красота, в которую я когда-то влюбился. И о которой она не любила слышать от меня.
Тут же был и Ричард. Этот мужчина, за которого моя бывшая жена вышла замуж. Он стоял сбоку, без улыбки, наполовину скрытый в тени белого дощатого дома. И выглядел не очень счастливым. У него был вид эмигранта, вернувшегося домой, но не испытывающего при этом никакого восторга. Но могу ли я судить? Что я знаю? Он женился на моей бывшей жене, жил с моим единственным сыном. Я не могу думать о нем как о проигравшем. В конверте еше оказался листок бумаги.
Записка от Джины.
«Гарри.
Мы приезжаем на несколько недель в Лондон. Мы вдвоем. Пэт и я. У моего отца что-то не в порядке с ногой. Ему нужна помощь по дому. Жить мы с ним не будем, у меня есть квартира. Позвоним, когда прилетим. Пэт, кажется, провел с тобой время замечательно. Но ты же знаешь Пэта — он не очень разговорчив. Поблагодари, пожалуйста, Сид. Надеюсь, что с твоей мамой все в порядке.
Джина».
— Привет, Гарри, — наверху лестницы стояла Пегги. На ней было длинное белое кружевное платье с короткими рукавами-фонариками. Она напоминала невесту. Или ангела.
— Чудесно выглядишь, Пег.
— Мой папа женится. На своей подружке Либерти. Она медсестра из Манилы. Я буду у них подружкой невесты.
— Иди сюда, — сказала Сид, появляясь рядом с ней. — Иди сними платье. Осторожно с булавками в подоле. Я сейчас приду.
Моя жена спустилась по лестнице:
— Поездка прошла хорошо? Как там Эймон? У него все в порядке?
Я не ответил. Поставил сумки в прихожей и прошел на кухню. Все столы и столики были заставлены блюдами с гуакамоле, соусами чили и табаско, бутылочками сливового кантонского соуса и карибского бананового кетчупа. Все сладкое и острое.
— Экспериментирую с разными приправами, — пояснила Сид. — Говорила с твоей мамой. Она не очень хорошо себя чувствует.
Моя жена протянула ко мне руки, но я стоял неподвижно и смотрел на нее.
— Ты солгала мне, — сказал я.
— Что?
— До моего отъезда. Ты рассказала мне о том, что встречалась с двумя женщинами. А я сам видел тебя с ним. С Люком Муром. В «Веселом прокаженном». Я видел тебя, Сид.
— Гарри…
— Вы были там вдвоем.
— Гарри…
— Что?
— Это не то, что ты думаешь. Он хочет купить Компанию. Поэтому я встречалась с ним. Я не могла тебе прямо сказать, потому что знала, что ты… именно так и отреагируешь.
Впервые с того момента, как я вошел в дом, я посмотрел жене прямо в глаза:
— И что ты сказала ему?
— Я сказала то, что говорила и раньше, Гарри. Мы смотрели друг на друга.
— Я сказала ему «нет».
— Что еще он собирался купить? Лучше не говори. Я сам могу догадаться, черт возьми.
Я хотел пройти мимо нее, но она схватила меня за руку:
— Мне никто больше не нужен. Понял? Пора бы тебе уже знать об этом. Никто мне не нужен, Гарри. Никогда не был нужен. Но ты способен растоптать любовь, как какую-нибудь вещь. Так что ты либо прекратишь так себя вести, либо…
— Либо что?
— Либо я не знаю, что будет с нами.
Она прикоснулась к моему лицу, и тут заметила фотографию, которую я держал в руке. Она кивнула на нее:
— Это Пэт?
— А тебе не все равно?
— Гарри, ты несправедлив. — Она опустила руку. — Если я не люблю твоего сына точно так же, как и ты, то это не значит, что я тебя предаю.
Этим она меня проняла.
Эймон сорвался.
Возможно, это стало результатом грубой работы Эвелина Бланта. Журналист применил старый прием наемных писак: перед Эймоном он разыграл лучшего друга, а потом публично распял его в печати, написав статью «Не смешно» на десять машинописных страниц, в которой объяснил своим читателям, почему Эймон им совершенно не интересен и что он совсем ничего собой не представляет. Фотографии, однако, были хорошими. Темноволосьй Эймон стоял на ветру с развевающимися волосами. Его привлекательная внешность казалась частью окружающего ирландского пейзажа. Фотографии хорошо передавали его угрюмость и печаль.
А может, его довел известный шеф-повар. Первым заданием Эймона в передаче «Грешный мир» было взять интервью у Вилли Хискока, симпатичного повара из Северной Англии. Тот на протяжении всего эпизода с английским завтраком беспардонно рекламировал свою новую книгу «Еще раз прямо в глотку, красавчик», которая являлась продолжением его бестселлера «Прямо в глотку, красавчик». Эймону всегда претила такая наглая самореклама, но если в «Фиш по пятницам» ему удавалось счастливо опускать подобные веши, то теперь он ничего не мог поделать.
А может, это была группа ребят, которые довели его до срыва. Гермиона Гейтс никогда не скрывала факта, что она является фанаткой группы «Лэдз Анлимитед», состоящей из пяти красивых молодых бритоголовых парней, которые, конечно, могли взять несколько нот, но пропеть мелодию им уже было не под силу. Они же выполняли серию танцевальных па, которые походили на упражнения со сниженной нагрузкой для больных артритом.
На студийном мониторе отчетливо промелькнули трусики Гермионы, которая в восторге порхала под исполнение песни «Наша клевая любовь всегда жива» в трактовке «Лэдз Анлимитед». Тот же монитор показал Эймона (любимые альбомы «Неве Майнз» «Нирваны», «Физикал Граффити» «Лед Зеппелин»), который поглядывал на часы.
И тем не менее, возможно, Эймон все еще вел бы «Грешный мир» и по сей день, если бы его не попросили взять интервью у победителя шоу «Шесть пьяных студентов в одной квартире».
Победителем являлся некий Уоррен, загорелый, накачанный слесарь с пирсингом и обритой по моде головой, который надеялся, что успех в шоу позволит ему оставить свое ремесло и заняться чем-нибудь более полезным, например, стать ведущим игрового шоу или ди-джеем на Ибице.
Уоррен сидел между Гермионой и Эймоном, у которого был совершенно отрешенный вид. Отставной слесарь задрал свою майку и продемонстрировал налитые мышцы и бриллиантовый гвоздик в пупке:
— По мне, значит, какой важный момент? В шестую неделю случилось это. Когда я засек, что Даррен спер из холодильника мое молоко. Не спросивши, да?
Гермиона нахмурилась, стараясь вспомнить:
— Вы были очень рассержены, душка, правда? Эймон низко склонил голову.
— Ну, по мне, главное — спросить про молоко, а не хватать чужое, — глубокомысленно изрек Уоррен.
— Абсолютно прав, душка. Я, значит, тоже бы спросила тебя на месте Даррена. Глупыш ты.
Эймон закрыл лицо руками.
— Хлоя и Зоэ, да? Они хотели, чтобы я, значит, не выступал против Даррена, да? Ну на кого мне свалить-то все, потому что у нас обоих была причина, неправильно нас родители воспитали.
Вдруг Эймон вскочил на ноги и заговорил в камеру номер два, над которой горела красная лампочка. Я почувствовал прилив гордости. Даже в самых стрессовых ситуациях он всегда смотрел в снимающую камеру.
— Выключите, — сказал он. — Выключите это немедленно!
— Душка? — произнесла Гермиона Гейтс.
— Вы отравляете свой разум этой белибердой! Мы все этим страдаем. Что с нами происходит? Раньше на экранах показывали героев. Теперь мы снимаем людей недостойных. На которых мы сами смотрим свысока.