Александр Невский - Пашуто Валерий Петрович. Страница 12

Население укрывалось в лесах. Часть жителей северной Руси искала спасения даже в Норвегии, в Малан-ген-фьорде.

Однако татары и так зашли уж слишком далеко на север. К тому же начиналась весна — опасно было так отрываться от степных кормовых баз.

Наконец дозоры принесли Александру первую отрадную весть: дойдя до Игнача креста, что в ста с лишним километрах от Новгорода, татары вдруг повернули обратно. Новгород был спасен. Летописец отметил: «Новгород же заступи бог, и святая великая и соборная апостольская церковь, святая Софья...» Не исключено, что новгородские бояре применили дипломатию и свое сильнейшее ^оружие — деньги. Возможное предложение владыки об откупе могло быть охотно принято забредшими в селигерские болота завоевателями.

Александр в эти месяцы, дни и часы смертельной опасности еще ничего не знал о судьбах переяславских полков своего отца. Но вскоре пришли гонцы и поведали, что Ярослав жив, что татары его не настигли.

Легко понять, какие чувства испытывал Александр, когда в том же 1238 году через сожженный Торжок, опустошенные Тверь и Переяславль прибыл он в выжженный, разоренный и опоганенный Владимир, чтобы присутствовать на княжеском съезде по случаю вступления его отца Ярослава на великокняжеский стол!

Красой города были Золотые ворота. Торжественная высокая арка, крытые позолоченной медью тяжелые дубовые створы, а сверху надвратный храм положения риз богородицы. Культ богородицы привился здесь с той поры, как Андрей перенес в город из киевского Вышгорода знаменитую византийскую икону высокого образца «Умиления». ...Теперь с Золотых ворот содрана золоченая медь, рядом зияет пролом в стене крепости, окна в домах вместо стекол затянуты бычьим пузырем, забиты деревом, в храмах все кое-как залеплено, забито, замазано, подперто, подновлено и наспех после всех осквернений освящено, чтобы хоть было где отпевать павших.

На память, пришла заповедь митрополита Георгия: «Аще убиют или срежутся в церкви, да не поют в ней 40 дней, потом вскопают помост церковный и высыплют залитый кровью слой земли; аще и на стены будет кровь попала, да омывают водой и молитву створят и водой покропят святою» и уж потом «почнут пети». Думалось: кропи не кропи — руины они и есть руины. Родина лежала в развалинах.

Одна была надежда — они оставили Русь, как то бывало с печенегами. Оживет страна. Так думал не он один. Так думали тогда все на Руси.

Проехав через Золотые ворота в Новом городе на главную улицу, Александр увидел справа сожженные старые княжеские дворы Долгорукого с их храмами Спаса и Георгия — покровителя князей и дружины, а слева, в северо-западном углу, в отдалении, — покрытый копотью, без крыши женский Княгинин монастырь. Лишь как прежде с высоты двора Долгорукого над водной гладью Клязьмы открывались с детства близкие окрестные поймы и леса. Тем горше было в городе. Миновав сгоревшую деревянную церковь Пятницы, через Торговые ворота в стене Старого города попал Александр в аристократический центр. Перед ним за полуразрушенной невысокой зубчатой стеной Детинца стоял разоренный, почерневший, с ребрами ободранных куполов Успенский собор; следы пожара и опустошения несли на себе и епископский двор, и палаты дворца Всеволода, расположенные по сторонам Дмитровского собора.

В этих на скорую руку прибранных палатах и собрались князья. Их оказалось немного. Из обширной семьи наследников Всеволода Большое Гнездо уцелело лишь несколько — остальные пали в боях или погибли в разоренных городах... Предстояло важное дело — решить, кому стать великим князем Владимирским. Выбор пал на отца Александра. Энергичный князь Ярослав занялся восстановлением городов и правопорядка: «поча ряды рядити» — уцелевшие крестьяне и горожане снова взялись за труд. И постепенно Яросл&в «утвердился в своем честном княжении»; братья-вассалы не ошиблись в выборе.

Александру отец выделил сверх Новгорода — Дмитров и Тверь. Ростовский епископ Кирилл освятил в Кидекше первую из восстановленных белокаменную церковь Бориса и Глеба. Кидекша — _ княжеская крепость в четырех километрах от Суздаля, прежде прикрывала устье реки Нерль при впадении в нее Каменки. Теперь ей уже нечего и некого было прикрывать.

Жизнь, однако, продолжалась. Александр воротился в Новгород.

Испытание мужества

На северо-западных границах Руси тоже было тревожно. Положение Руси в тогдашнем мире менялось с быстротой, поражавшей людей, которые привыкли к порядкам, освященным столетиями. Особенно беспокоили Александра действия Ордена и Литвы.

Александр не раз спрашивал себя: как случилось, что немецкие крестоносцы за такой короткий срок вытеснили русских из Латвии и Эстонии?

Полтора столетия прошло с тех пор, когда раздался призыв вестфальских дворян к крестовому походу на поморских славян.

Так взывали тогда немецкие дворяне.

Сперва этому призыву на Руси не придали большого значения: русские волынские князья участвовали вместе с князьями польскими в крестовом походе 1147 года на Пруссию, и они же помогали Польше отбивать приступы немецких рыцарей. Сам воинственный Фридрих I Барбаросса считал русских главной помехой в наступлении на Восток.

Но ведь и добрые русско-немецкие отношения тянутся тоже издавна — свыше трех с половиной столетий. Это устойчивые, крепко проросшие связи: в Новгороде стоит Готландский двор, есть тут и «немецкий вымол» (пристань). 30 немецких городов торгуют с Русью. Морские пути по Прибалтике давно освоены: из Руси в польское Поморье (до Волина) русские купцы плыли 14 дней; в Данию, при попутном ветре, месяц; даже в Англию, по словам Гервазия из Тильбери, из Руси морем «добираться легко, но долго».

Русь не имела общей границы с Германией, не было и прямых вооруженных столкновений между ними. Былинный муромский богатырь «Илиас из Руссии» даже воспевался в немецком эпосе как соратник немецкого короля. Потому русские и не забили тревогу, узнав об участии Германии в новом крестовом походе на Восточную Европу. А ведь императоры давно стремились выйти к рекам Висле, Неману, Западной Двине, Нарове, а если повезет, то и дальше.

Битые войском Ярослава на Эмайыге, немецкие рыцари обратились против Литвы. Они подчинили часть прибрежной Латвии, давно и тесно связанной с Литвой. Но рыцари не строили воздушных замков — им было ясно, что пока литовцы независимы, крестоносцы не могут спать спокойно. Старались они и Русь столкнуть с Литвой, зная,-как донимали ее литовские набеги. Их послы, используя популярную в Европе идею борьбы христиан с язычниками, предлагали русским князьям действовать совместно.

И Александру, естественно, думалось: рыцари как-никак христиане; с Германией войн не было, торговля велась веками. Почему бы и не выступить вместе против Литвы? Предпочтительнее все-таки союз с христианами, к тому же издавна известными в роли выгодных торговых партнеров. Однако нет ли тут промаха, не хитрят ли епископ и магистр?