Я достойна большего! Жизнь и грезы бухгалтера Петровой - Жвалевский Андрей Валентинович. Страница 15

– А ты страстная, – одобрительно заметил Юрий и запел голосом веселого китайца: – «А сто с ты страстная такая, сто с ты страстная? И ненакрасенная страстная, и накрасенная!»

Тут ему потребовалось переключить передачу, и рука наконец освободила оккупированное колено.

«Надо чем-то прикрыться, – лихорадочно думала Ирина,– что-то на колени положить… сумочку… А где моя сумочка?»

– Стой! – заорала она так, что Юрий рефлекторно вжал педаль тормоза до пола.

По неисповедимому стечению обстоятельств в них никто не врезался и машину никуда не занесло.

– Я сумочку забыла! – Петрова вложила в речь всю свою убедительность. – Там ключи! Там все!

Юрий все-таки был очень добродушным человеком.

– Тьфу ты, – сказал он, заводя машину. – Ну забыла и забыла. Орать-то зачем? Завтра заберешь на работе. Мы ко мне едем.

– Нет! – Почему-то Ирина посчитала необходимым вцепиться в руку водителю и не дать ему повернуть ключ в замке зажигания. – У меня там все! Я не могу! Срочно надо!

– Прокладки, что ли? – приподнял бровь Юрий. – Да по дороге купим. Руку отпусти.

Но Петрова только мотала головой и мычала отрицательные междометия.

– Обожди, – теперь Юрий выглядел озабоченным. – У тебя что, месячные?

Вслух Ирина подтвердить не смогла, но головой затрясла так, что захрустело в шее.

– Так что ж ты голову дуришь! «Вечер»! «В тесной компании»! Хотя… Может, как-нибудь так? «Масяню» видела?

Петрова уже ничего не понимала, она просто сжимала его руку, как Матросов – последнюю гранату.

– Понятно, – сказал Юрий с нескрываемым разочарованием.– Полное «динамо» по причине ПМС. Ладно, отложим до лучших времен. Отпусти руку. Я говорю, отпусти руку, в офис едем.

Ирина выпустила добычу и закрыла освободившимися ладонями лицо.

– Ого! – услышала она. – Если ты такая в постели… Знаешь анекдот про английского лорда?

Всю обратную дорогу Юрий развлекал ее анекдотами. Некоторые из них не были похабными, но все равно крутились вокруг постели. Петрова не реагировала. Она сидела, закрыв лицо руками, и только на поворотах растопыривала локти, чтобы сохранить равновесие.

Когда машина остановилась, Ирина вышла, сказала «извините» и бегом бросилась в офис. Там их исчезновения никто не успел заметить. Вечеринка шла вразнос, как бывает только со спонтанными пьянками. Люди пели, танцевали и спорили в голос одновременно. В приемной ребята-компьютерщики то ли в шутку, то ли всерьез боролись на полу.

Петрова шмыгнула в бухгалтерию, схватила сумочку и бросилась наутек. У самого выхода она едва не столкнулась с замом по общим вопросам. Похоже, для него вечер удался особенно.

– А смысл? – спросил он Петрову в спину.

Дома она допила остатки водки, закуталась в плед и долго сидела, ожидая, когда ей станет тепло и не стыдно. Так и заснула.

Утро было хмурым. Вернее, не было утра. И дня не было. Была головная боль, слезы, сопли, стыд за вчерашнее, цитрамон, еще цитрамон… Опухшие глаза в зеркале, ненависть к себе-неудачнице и мужикам-кобелям, зависть к тем, кому вчера было весело, обида на несправедливую судьбу, слезы, слезы, слезы… Вся соленая жидкость, которую она накопила за предыдущие годы, вытекала из нее в подушку.

Вечером Петрова проснулась в неожиданно приличном состоянии духа. Похмелье прошло, стыд притупился. У нее даже хватило сил встать и умыться, почистить зубы и приготовить себе еды. И даже ее съесть.

Потом Ирина легла на диван и стала себя жалеть. Выяснилось, что она – бедная, несчастная, никто ее не любит, никому она не нужна, весь мир против нее, а счастья в жизни нет и не будет. А вот у других все хорошо, у них есть мужья, которые их защищают, и все их любят, и холят, и лелеют.

А этот Юрий, он просто, просто…

Почему у всех мужиков на уме только одно? Почему нельзя просто быть друзьями? Ходить, разговаривать, получать удовольствие от общения и не лапать руками коленки. От этого постыдного воспоминания у Ирины опять навернулись слезы на глаза. Самое обидное во всем этом было то, что Юре было все равно, чья это коленка. Он ничего о ней не знал, они ни разу не разговаривали, он понятия не имел, чем она живет и о чем думает, и тем не менее он, ни секунды не сомневаясь, тянет ее в койку. Как он может? Неужели можно получить удовольствие от незнакомой женщины?

Как она могла в нем так ошибиться?

В два часа ночи Ирине надоело пялиться в потолок, и она включила компьютер.

Я с удовольствием смотрела на тепленькую распечатку, выползающую из принтера. Редкий случай – мне нравилось все. И цвета, и композиция, и логотип заказчика, который не я разрабатывала. А он мне нравился – вот такая я добрая.

Я поставила распечатку на стол и отошла подальше, чтобы насладиться общим впечатлением. Насладилась. Решила, что я все-таки гений.

Паша звонил два раза, остальные десять раз, когда ему хотелось позвонить, он слал замечательные SMSKH – нежные, трогательные и проникновенные.

Вечером он появился у моей двери, неся в руках очередной букет цветов. Не могу сказать, что меня это не обрадовало. Безусловно, было приятно, но… Сердце не зашлось, руки не затряслись, и в ушах не зазвонили свадебные колокола. А это очень плохой признак.

Паша пригласил меня погулять, я согласилась. Вечер был теплый, мы просто шли по городу нога за ногу и болтали обо всем на свете. О школе, о друзьях, о первой любви, о фильмах, которые недавно смотрели, о книгах, которые читали. Было очень здорово вот так идти в никуда и болтать ни о чем.

Вдруг Паша сказал:

– Послушай, я весь вечер хочу тебе это сказать, да все кажется, что не вовремя. Жалко себе настроение портить.

– Что?

Настроение испортилось у меня. Я догадывалась, о чем он меня хочет спросить.

– Марин, только давай честно. Ты как ко мне относишься?

– Хорошо…

– И только?

Я решила, что вопрос – это тоже ответ.

– А ты?

Паша скривил гримасу.

– Марина, ты все знаешь, не заставляй меня унижаться и признаваться тебе в любви. Ты же мне все равно не ответишь.

Я не выдержала его взгляда и начала рассматривать свои ботинки.

– Марина, мне нужно все или ничего. Или ты вся, или нам лучше какое-то время не видеться.

Мне на глаза навернулись слезы.

– Мне будет тебя не хватать.

– Мне тоже будет очень тебя не хватать. Извини, я лучше пойду.

Мои слова уже летели Паше в спину.

– Но, может быть, потом мы сможем быть друзьями?

Он повернулся ко мне:

– А может быть, потом мы сможем быть любовниками?

Нам обоим нечего было друг другу ответить.

Ирина дописала этот кусок и шмыгнула носом. «Вот есть же где-то мужчины, способные понять нежную женскую душу! – подумала она. – И за коленки не хватается!»

Петрова потянулась и посмотрела в окно. Теперь она понимала, почему многие писатели предпочитают ночной образ жизни. Ночью мир совершенно другой. Солнечный свет один для всех, он безразлично согревает и тебя, и подругу Ольгу, и ее подлеца мужа. И еще большего подлеца Юрия. А ночью ты сидишь в круге лампы – и это только твое пространство. Темнота снаружи, конечно, страшная, но и загадочная. В конце концов, только от тебя зависит, кем ты заселишь эту темноту.

Ирина встала, подошла к окну, сдвинула штору.

Было уже за полночь, в доме напротив светилось всего пяток окон. Фонари воровали улицу у темноты, но они были далеко внизу. Над крышами горело мутное зарево большого города. Петрова вспомнила небо над деревней Палки (ударение на последнем слоге). Они были там на картошке. Все девчонки гуляли тогда в темноте с парнями, и только она – с верной подружкой Олькой. Ходили по деревенской улице и смотрели на звезды. Время от времени навстречу попадались мужские силуэты. Сердце замирало, казалось – вот, выйдут сейчас из темноты два принца, преклонят колени…

Но выходили или подвыпившие трактористы, или свои же ребята, где-то хлебнувшие дешевого вина. Они пытались заигрывать, но Оля и Ира гордо переходили на другую сторону неширокой улицы. Правда, длилось это недолго. Через неделю Ольке надоело бродить в неприступном одиночестве, и она заарканила своего будущего первого мужа. После этого Петрова не гуляла – боялась.