Иакова Я возлюбил - Патерсон Кэтрин. Страница 12

— А, чтоб тебя черти взяли!

Мы знали, что есть такой язык, но никогда его не слышали, и ужас наш вполне уравновешивался восторгом.

— Капитан, — спросил Крик, немного придя в себя, — вы понимаете, что сказали?

Еще гоняясь за котом, хозяин нетерпеливо бросил:

— Конечно, понимаю. Я сказал…

— Капитан, вы нарушили заповедь.

Промахнувшись еще раз, хозяин ответил:

— Крик, я эти нудные заповеди знаю не хуже тебя. Там нет ни слова про котов. Оставь ты свои проповеди, да помоги его отсюда выгнать.

Совершенно ошарашенный, Крик безмолвно повиновался и побежал за котом. Я засмеялась. Наконец Капитан рассмешил меня. Нет, я не хихикала, я гоготала. Он посмотрел на меня и улыбнулся.

— Рад слышать ваш смех, почтенный Лис.

— Ой, правда! — заходилась я. — Ни одного… про котов… во всей Библии… Там ничего не сказано, как с ними говорить.

Теперь засмеялся и он. Сидел на кухонном стуле с метелкой на коленях, и смеялся. Почему мы так развеселились? Обрадовались, что здесь, на острове, можно найти что-то незапрещенное? Никто не запрещал — ни Бог, ни Моисей, ни собрание методистов! Как хочешь, так с котами и говори!

Появился Крик, он нес отбивающегося кота. Увидев меня и Капитана, просто оторопел; он ведь не видел, чтоб мы вместе смеялись. Может быть, он не знал, ревновать ему или радоваться.

— Кто… кто… — выговаривал Капитан, — кто отнесет эту зверюгу Труди Брэкстон?

— Труди Брэкстон! — заорали мы с Криком. Мы и не знали, как зовут тетушку. Даже бабушка, ее ровесница, не называла ее по имени.

Отудивлявшись, я скорей обрадовалась. Да, конечно. Я ведь не хотела, чтоб капитан оказался шпионом или контрабандистом. Лучше ему быть Хайремом Уоллесом, который долго не был на острове, а теперь вернулся. А то лови саботажника или там выдавай разведчика!..

— Я отнесу, — сказала я. — Если не задохнусь от ихней вони.

Почему-то такое описание тетушкиного домика развеселило моего друга.

— Слыхали? — проверил он. — Если от вони не задохнется.

И они чуть не лопнули от смеха. Я схватила кота, как только Крик его выпустил, и сказала ему:

— Идем-идем, а то я тебя так назову!

Запретные слова я вслух произнести не смела, но со смаком повторяла их про себя, пока шла по дорожке к дому тетушки Брэкстон.

Насчет вони я не преувеличила. Окна были открыты, и пронзительный аммиачный дух стоял стеной между нами (я и кот) и палисадником. Кот рвался и царапался, оставляя у меня на руках алые полоски. Если бы я не боялась, что он вернется к Капитану, я бы бросила его перед входом и побежала обратно. Но долг есть долг, и я бесстрашно подошла к самому домику.

— Тетушка Брэкстон! — позвала я, перекрывая кошачьи вопли из-за двери. Кота я отпустить боялась, так что стояла на разваленном крыльце и голосила:

— Тетушка! Я вам кота принесла!

Изнутри мне ответили кошки; людских голосов не было. Я крикнула снова. Старуха не отвечала. Я решила сунуть кота через дырку в ставне и пошла к окну. Дыра была немалая, протолкнуть можно. Когда кот прополз до половины, я заглянула внутрь и увидела на полу что-то темное. На нем сидели кошки, они же ходили вокруг, и я не сразу поняла, что это — человеческое тело. Когда же поняла, испугалась. Бросив кота, я чуть не споткнулась в спешке, кинулась к Капитану и, громко пыхтя, рухнула у дверей.

— Тетушка Брэкстон! — выговорила я. — Лежит на полу, а по ней кошки ползают.

— Тише, тише, — сказал Капитан. Я постаралась отдышаться и все повторить, но на третьем же слове он, проскочив мимо меня, понесся к тому домику. Мы с Криком бежали за ним. Нам было очень страшно, но мы не отставали. Что бы ни случилось, мы хотели быть с ним — и друг с другом. Капитан распахнул дверь. Домов у нас не запирали, у многих и замков не было. Мы вошли втроем, не обращая на запах внимания. Капитан опустился на колени у тела, распугивая кошек.

Мы с Криком маячили сзади, тяжело дыша и глядя на все это со страхом.

— Жива, — сказал он. — Крик, беги к доктору. Когда придет паром, Билли отвезет ее в больницу.

У меня отлегло от сердца. Мертвых я видела, на острове без этого не обойдешься. Но я их не находила, не натыкалась на них первой. Все-таки так страшнее.

— И ты тут не стой, Сара Луиза, — сказал Капитан. — Пойди, найди кого-нибудь, чтоб мы ее перенесли.

Я понеслась исполнять приказание. Только позже я поняла, что он назвал меня полным именем. Никто ко мне так не обращался, даже мама, а он взял — и сказал. Удивительно, как это много для меня значило.

Я вытащила папу и еще двух мужчин из крабьих домиков, и мы побежали обратно. Капитан нашел раскладушку, они с папой осторожно перевернули тетушку и положили на матрасик. Капитан укрыл ее простыней. Мне полегчало, а то худые ноги как-то неприлично торчали из-под линялого платья. Потом четверо мужчин кое-как подняли самодельные носилки. Пока они возились, тетушка застонала, как будто ее потревожили, когда она видит страшный сон.

— Все в порядке, Труди, это я, Хайрем, — говорил Капитан. — Я тебя не оставлю.

Папа и другие двое мужчин странно переглянулись, но ничего не сказали. Им надо было доставить ее в больницу.

Глава 9

Убедило нас слово «Труди». Раз он его знает, значит, он — Хайрем Уоллес. Капитан так и не ходил встречать паром, и не крутился вечером у кабачка, где хвастались успехами, и не бывал в церкви. Однако несмотря на все эти промахи его приняли, сочли своим, просто потому, что он назвал тетушку «Труди», а ее так не называли с молодых лет.

Наша с Криком жизнь странно изменилась. Капитан решил, что пока тетушка в больнице, мы должны привести в порядок ее жилье. Я неубедительно говорила, что мы не имеем права без разрешения, методисты были очень строги, когда речь шла о правах, и распоряжаться в чужом доме было, видимо, большим грехом. Капитан невежливо фыркал. Не хотим, сказал он, что ж, попросим методисток, все ж доброе дело. Тетушка Брэкстон исправно ходила в церковь, но слыла чудачкой, а когда ее кошачье поголовье перевалило за четыре-пять штук, отношения с местными женщинами явственно испортились.

— Может, Труди больше понравится, если они будут тут копаться?

— Нет, тогда уж лучше никто.

Капитан печально признал, что я права, а когда встал вопрос о «добрых делах», тут уж я признала его правоту. Как-никак, меньшее из зол.

Самое трудное, конечно, были кошки. Пока они там, дом нельзя было привести в мало-мальски пристойное состояние.

— Нет, как она их кормила? — удивлялась я. Мне всегда казалось, что она еще бедней, чем семья Крика.

— Плохо кормила, — сказал Капитан, — очень они тощие.

— Кошку прокормить дорого, — возразила я, пытаясь припомнить, не покупала ли им тетушка рыбу у местных рыбаков. Другие давали бы объедки, но у других — семьи людские, а не кошачьи.

— Вообще-то у Труди должно быть побольше денег, чем у многих тут, на острове, — сказал Капитан.

Даже Крик удивился.

— Ну, что вы! — сказал он.

Оба мы знали, что она получала помощь от женского общества на День Благодарения и на Рождество. Даже у Крика до этого не опускались.

— Когда умер ее отец, я был здесь, — сказал Капитан так доверительно, словно только с нами делился такими простыми сведениями. — Старый Брэкстон был человек богатый, но этим не хвастался. После его смерти жена и дочь очень скудно жили. Труди нашла деньги, когда уже все умерли, и немного от этого сдвинулась. Побежала к моей матери, та приняла ее как родную. Бедная мама, — он покачал головой, — все надеялась, что я женюсь на Труди. Ну, в общем, мы ей посоветовали положить деньги в банк, но она вряд ли положила. Что она понимала в таких делах? Наверное, то, что осталось, где-нибудь припрятано, если чертовы кошки не сжевали.

— Может быть, она все истратила? — предположила я. — Много лет прошло.