Розы любви - Патни Мэри Джо. Страница 31

С шумом втянув его в свои горящие легкие, он приподнял почти задохнувшуюся Клер. Когда ее голова показалась над поверхностью воды, девушка закашлялась, и по телу ее пробежала конвульсивная дрожь. В темноте Клер казалась такой слабой, такой хрупкой, что Никлас невольно обхватил ее еще крепче.

Несколько минут они просто прижимались друг к другу, наслаждаясь возможностью дышать. Уровень воды понизился еще на фут, после чего его падение прекратилось.

— Вы имеете какое-нибудь представление о том, что могло произойти? — спросил Никлас.

Клер опять закашлялась, потом, хватая ртом воздух, с трудом проговорила:

— Должно быть, от взрыва порохового заряда в лаву прорвался подземный ручей. Иногда такое случается, но обычно воды бывает меньше.

— А паровой насос сломался, — мрачно напомнил Никлас. — Надеюсь, его скоро починят.

Течение между тем не ослабевало; если бы он не держался за стойку, их бы унесло. Никлас пошарил левой ногой по стене и нашел выступ. Теперь у них появилась еще одна точка опоры. Сколько же времени это продлится? В конце концов холод и усталость возьмут свое…

— Если вода опять начнет подниматься, придется попробовать выплыть, но в темноте мы легко можем заблудиться. Думаю, пока лучше оставаться здесь и молиться, чтобы вода спала.

Пытаясь придать своему голосу шутливый тон, Клер сказала:

— Неужели вы сказали «молиться»? Должно быть, мне в уши попала вода.

Никлас издал короткий смешок.

— Прежде чем мой небезызвестный вам друг Майкл решил разбогатеть на угле, он был военным. Так вот, однажды он сказал, что на поле боя все становятся верующими.

Он почувствовал, что его слова позабавили Клер. Но когда она заговорила, в ее голосе не было смеха.

— Как вы думаете, Оуэну и Хью удалось спастись?

— Полагаю, что да, — ответил он, надеясь, что его оптимизм обоснован. — Оуэн был впереди, намного дальше нас и, я думаю, оттуда было уже рукой подать до той двери, которую открывает и закрывает мальчик. Возможно, они сейчас держатся за стойку, так же как мы, а если повезло, то успели проскочить в дверь и закрыть ее за собой. А это скорее всего замедлило скорость водяного потока и дало им время перебраться в более высокий свод.

— О Господи, надеюсь, что так оно и есть, — прошептала Клер. — Но могли погибнуть и другие шахтеры. Боюсь, что после закладки заряда Бодвилл не успел далеко уйти.

Она дрожала как в лихорадке, и Никласу показалось, что он догадался — почему.

— Ваш отец погиб где-то здесь? — спросил он.

— Нет. Это произошло в другом конце шахты. — Она надолго замолчала, потом вдруг выкрикнула:

— Я ненавижу это место! Господи помилуй, как же я его ненавижу! Если бы я могла завтра же закрыть эту шахту — я бы это сделала. Здесь погибло столько людей. Столько людей… — Ее голос пресекся, и она прижалась лицом к его плечу.

— Шахта отняла жизнь у кого-то еще, к кому вы чувствовали особую привязанность? — тихо спросил он.

Сначала она ничего не ответила, в тишине слышалось лишь журчание воды, потом, запинаясь, произнесла:

— Когда-то… в ранней юности… я встречалась с парнем. Мне было тогда всего пятнадцать, а Айвору — на год больше. Но мы испытывали друг к другу нежность, мне все время хотелось смотреть на него, а ему — на меня. Это была первая, робкая влюбленность. Иногда, выйдя после службы из молельни, мы разговаривали — на общие темы, боясь, что кто-нибудь догадается о наших чувствах… Увы, им не суждено было окрепнуть и стать более зрелыми: в шахте произошел взрыв газа. Айвор сгорел заживо, — содрогнувшись всем телом, с горечью закончила Клер.

Выросший в долине Никлас не раз наблюдал невинную страсть деревенских парней и девушек, которые нашли своих суженых. Какой-нибудь циник мог бы сказать, что в основе подобных отношений кроется простая животная похоть, но Никлас знал, что это не так. Достаточно было вспомнить, как Оуэн ухаживал за Маргед: с самого начала влюбленных окружал такой сияющий ореол немного нелепого, наивного, но искреннего взаимного обожания, что Никласу порой бывало больно видеть их вместе. Он завидовал, потому что сам никогда не был настолько невинным.

В пятнадцать Клер наверняка была такой же, какой была в этом возрасте Маргед, — с чистой душой и преданным сердцем. Был ли юный Айвор достоин этого дара — ее первой любви? Клер никогда этого не узнает, как не узнает, был ли он способен предать ее, — потому что он умер, когда их любовь еще только расцветала, тая в себе бесконечные возможности…

С той самой минуты, когда они подошли к шахте, Никласа одолевало желание немедленно защитить Клер от грозящих со всех сторон опасностей, но он подавлял в себе эти порывы. Теперь же он перестал бороться с собой и сделал единственное, что было сейчас в его силах, — попытался хоть как-то утолить ее печаль.

— Вы очень смелая, — прошептал он и, наклонив голову, провел губами по ее мокрой щеке.

Когда их губы встретились, Клер тихо, удивленно вздохнула, и ее голова опустилась на плечо Никласа. В отличие от прохладной щеки ее уста были волнующе горячи. Держать ее в воде было нетяжело, она казалась легкой и податливой. Там, где их тела прижимались друг к другу, мокрая одежда смялась и нагрелась, создавая ощущение, будто это соприкасается обнаженная плоть. Клер, похоже, не возражала, что его бедро очутилось между ее бедрами, а ее груди были крепко прижаты к его груди.

Вначале его поцелуй был простым — только прикосновение сомкнутых губ — и почти братским. Но в желании, которое она в нем возбуждала, не было ничего братского. Для пробы он слегка разжал губы — и тотчас ее губы тоже раскрылись, и их дыхание смешалось.

Ободренный, он коснулся ее губ языком. Клер вздрогнула, и на одно мучительное мгновение он испугался, что сейчас она скажет: «Довольно», — и окончит этот поцелуй. Но вместо этого ее язык робко коснулся его языка, а руки стали легко-легко поглаживать его спину.

Вкус у нее был сладкий, как у летнего вина. Он понимал, что это безумие — чувствовать такое жгучее, неукротимое желание сейчас, когда им грозила смерть, однако на один шалый миг он забыл обо всем: о воде, о непроглядной тьме, об опасности их положения. В этот миг для него существовала только Клер. Никлас приподнял колено выше, и она еще прочнее уселась на его бедре. Их ноги соприкасались по всей длине. Она отвечала на его поцелуй всем телом, такая же податливая, как вода, которая их окружала. В ее неумелой неуверенной пробе своих сил таился намек на пока еще дремлющую невинную сладострастность.

Клер предполагала, что когда Никлас наконец поцелует ее как полагается у любовников — в губы, это будет что-то вроде атаки на все ее чувства. Она совершенно не ожидала, что встретит такую чудесную нежность. Интуитивно девушка чувствовала, что эти объятия отличаются от вчерашних и позавчерашних, когда он просто спокойно проверял ее реакцию и намеренно обманывал ее ожидания, стремясь сбить с толку. Сегодняшний поцелуй был другим, обоюдным, потому что сейчас они уже не были противниками: опасность сделала их товарищами.

И эта опасность еще далеко не миновала. Клер нехотя отвернула лицо.

— Я… я думаю, что… хватит.

— Вы думаете? Но вы не уверены?

Прежде чем она успела ответить, его губы вновь встретились с ее, и под воздействием этих колдовских чар ее заговоривший было робкий здравый смысл снова умолк. Она прижалась к нему и задрожала, когда его рука медленно скользнула вверх и задела ее грудь. Это легкое прикосновение вызвало в ее теле целую бурю ощущений.

Но вместе с ними тотчас же явилось чувство вины и острого смущения от того, что его чресла бесстыдно трутся о ее лоно. Она отстранилась и твердо сказала:

— Я уверена.

Он затаил дыхание, потом медленно, с тяжелым вздохом сожаления отпустил ее.

— Какая жалость…

Рука, крепко обнимавшая ее, начала медленно-медленно разжиматься.

Клер соскользнула с его бедра, чтобы хоть немного уменьшить их чрезмерную близость. Однако трудно было сохранять видимость достоинства, когда их тела по-прежнему оставались сплетенными: ведь отделившись, она рисковала утонуть.