Уйди скорей и не спеши обратно - Варгас Фред. Страница 18

– Так что? – спросил Жосс. – Плюнем на это дело?

– Наша встреча через шесть минут. Время нужно соблюдать. Он наверняка очень занят.

Мимо, глядя себе под ноги, прошел мужчина. Держа руки в карманах, он неторопливо вошел в подъезд, не взглянув на двух человек у стены.

– Кажется, это он, – проговорил Декамбре.

– Этот чернявый коротышка? Шутите! Старая серая футболка, мятая куртка, даже нестриженый. Да он больше похож на цветочника с набережной Нарбон, чем на комиссара.

– Говорю вам, это он, – настаивал Декамбре. – Узнаю его походку. Он ходит вразвалку.

Декамбре смотрел на часы, пока не истекли шесть минут, и повел Жосса в здание, где трудились ремонтные рабочие.

– Я вас помню, Дюкуэдик, – сказал Адамберг, приглашая посетителей в кабинет. – То есть я заглянул в дело после вашего звонка и вспомнил. Мы с вами тогда немного поговорили, ваши дела в то время шли неважно. Кажется, я посоветовал вам уйти с работы.

– Я так и сделал, – сказал Декамбре, стараясь говорить громче из-за шума дрелей, которого Адамберг, похоже, не замечал.

– Вы подыскали что-нибудь после выхода из тюрьмы?

– Я стал консультантом, – сказал Декамбре, умалчивая о сдаче комнат и кружевах.

– Налоговым консультантом?

– Консультантом по жизненным вопросам.

– А, ну да, – задумчиво произнес Адамберг. – Это тоже дело. И что, есть клиенты?

– Не жалуюсь.

– И о чем вам люди рассказывают?

Жосс начал подумывать, не ошибся ли Декамбре адресом и занимается ли этот полицейский хоть иногда своей работой. Компьютера у него не было, зато на столе, стульях и на полу были навалены груды бумаг, а сверху лежали разные записи и рисунки. Комиссар стоял, прислонившись спиной к стене, уперев руки в бока, и смотрел на Декамбре исподлобья. Жоссу пришло в голову, что его глаза похожи на коричневые скользкие водоросли, которые наматываются на винт корабля, мягкие и текучие, они еще отливают таким приглушенным матовым блеском. Пучки этих водорослей называют поплавками, и Жосс подумал, что это слово как нельзя лучше подходит для описания глаз Адамберга. Они прятались под густыми спутанными бровями, нависавшими над ними, как две скалы. Нос с горбинкой и угловатые черты придавали его лицу некоторую жесткость.

– Обычно люди приходят поговорить про любовь, – говорил Декамбре, – у кого-то ее слишком много, кому-то, наоборот, не хватает, а у других ее нет совсем. Иной раз все идет не так, как хочется, или человек никак не может решиться из-за разных…

– Сложностей, – вставил Адамберг.

– Из-за разных сложностей, – согласился Декамбре.

– Видите ли, Дюкуэдик, – Адамберг отделился от стены и стал неторопливо расхаживать по кабинету, – здесь уголовный розыск, отдел по расследованию убийств. И если вас что-то беспокоит в связи с вашим старым делом, то я не…

– Нет, – перебил Декамбре. – Дело не во мне. И преступления никакого нет. По крайней мере, пока.

– А что, кому-то угрожают?

– Возможно. Через анонимные послания, предвещающие смерть.

Жосс положил руки на колени, ему было смешно. Нелегко будет грамотею объяснить свои нелепые страхи.

– Это касается кого-то лично? – спросил Адамберг.

– Нет. Это предвещает всеобщее истребление, катастрофу.

– Хорошо, – сказал Адамберг, продолжая шагать взад-вперед. – Какой-нибудь предсказатель третьего тысячелетия? И что он предсказывает? Конец света?

– Чуму.

– Ах вот как. – Адамберг на секунду задумался. – Это меняет дело. И как он ее предсказывает? По почте? Или по телефону?

– Через этого господина, – сказал Декамбре, торжественно указывая на Жосса. – Господин Ле Герн продолжает дело своего прапрадедушки. Он объявляет вслух новости квартала на перекрестке Эдгар-Кине – Деламбр, и он лучше меня вам все объяснит.

Адамберг несколько вяло повернулся к Жоссу.

– Короче говоря, – начал тот, – если людям есть что сказать, они оставляют мне записки, а я их читаю. Вот и вся премудрость. Тут надо хороший голос и постоянство.

– И что дальше? – сказал Адамберг.

– Каждый день, а теперь и по два-три раза в день, – продолжил Декамбре, – господин Ле Герн находит в своей почте записки, предвещающие чуму. Каждое письмо приближает нас к эпидемии.

– Понятно, – сказал Адамберг, подвигая к себе блокнот для записи текущих дел и тем самым давая понять, что беседу пора заканчивать. – И давно это происходит?

– С семнадцатого августа, – сказал Жосс.

Рука Адамберга застыла на полпути, он быстро взглянул на бретонца.

– Это точно? – спросил комиссар.

И Жосс увидел, что ошибся. Нет, не в дате, когда появилось первое странное письмо, а в том, что он подумал о глазах комиссара. В их зыбкой глубине вдруг зажегся ясный огонь, как будто поплавки занялись пламенем. Похоже, эти глаза могли загораться и гаснуть совсем как маяк.

– Семнадцатого августа, утром, – повторил Жосс. – Сразу как я снял посудину с сухого дока.

Адамберг отложил блокнот и снова зашагал по комнате. Семнадцатого августа в Париже появились первые четверки на улице Шайо. По крайней мере, поступил первый сигнал о них. А через два дня был разрисован второй дом на Монмартре.

– А когда пришло следующее письмо? – спросил Адамберг.

– Через два дня, девятнадцатого, – ответил Жосс. – Потом двадцать второго. А потом они так и посыпались. С двадцать четвертого августа были почти каждый день, а недавно стали приходить по нескольку раз в день.

– Можно на них взглянуть?

Декамбре протянул ему последние записки, которые взял с собой, и Адамберг пробежал их глазами.

– Не могу понять, – сказал он, – с чего вы взяли, что здесь говорится о чуме?

– Я нашел источник этих отрывков, – объяснил Декамбре. – Это цитаты из старинных трактатов о чуме, на протяжении веков их было написано сотни. Автор описывает признаки, предвещающие чуму. А скоро заговорит и о ней самой. Он уже совсем близко. В последнем письме текст прерывается как раз перед словом «чума».

Адамберг взглянул на сегодняшнее письмо.

(…) что люди ходят, как серые тени, и видно, как черный пар восходит от земли, как туман (…) когда в людях исчезает доверие, кругом царят зависть, ненависть и распутство (…)

– По правде говоря, – сказал Декамбре, – я думаю, что все произойдет завтра. То есть, по словам нашего предсказателя, этой ночью. Так написано в «Дневнике англичанина».

– Вы говорите про эти беспорядочные отрывки?

– Они в полном порядке. Эти записи датируются 1665 годом, когда в Лондоне разразилась крупная эпидемия чумы. В последующие дни Самуэль Пепис увидит первый труп. Думаю, это случится завтра.

Адамберг отложил бумажки и вздохнул:

– А что, по-вашему, увидим мы?

– Не имею ни малейшего понятия.

– Вероятно, ничего, – сказал Адамберг. – И это действительно неприятно, вы согласны?

– Совершенно согласен.

– Но все это похоже на нелепые бредни.

– Я знаю. Последняя чума во Франции закончилась в 1722 году в Марселе. Воспоминания о ней стали почти легендой.

Адамберг провел пальцами по волосам, – наверное, чтобы причесаться, подумал Жосс, – а потом собрал записки и отдал их Декамбре.

– Спасибо, – сказал он.

– Я могу продолжать их читать? – спросил Жосс.

– Ни в коем случае не прерывайтесь. И зайдите ко мне рассказать, что будет дальше.

– А если ничего не будет? – сказал Жосс.

– Чаще всего такие нелепые, но тщательно спланированные действия всегда чем-то заканчиваются, пусть даже какой-нибудь ерундой. Мне интересно, что этот парень придумает дальше.

Адамберг проводил гостей к выходу и медленно вернулся в кабинет. Эта история была не только неприятной. Она была отвратительной. С четверками она никак не связана, кроме совпадения даты. И все же он был согласен с Дюкуэдиком. Завтра этот англичанин Пепис увидит первого умершего от чумы в Лондоне, и это будет началом большой беды. Адамберг стоя быстро открыл записную книжку и нашел телефон историка Средних веков, который ему дала Камилла, того самого, у которого она видела перевернутую четверку. Он посмотрел на стенные часы, которые недавно повесили у него в кабинете, они показывали пять минут двенадцатого. Если этот парень работает уборщиком, он его вряд ли застанет дома. В трубке послышался торопливый, довольно молодой мужской голос.