Явился паук - Паттерсон Джеймс. Страница 49

Шах и мат! Вот так новость! Пелена спала с глаз — обнаружилась истинная причина церемонного рабочего завтрака. Вдруг все собравшиеся заговорили одновременно, причем двое — на повышенных тонах. Да, славная подобралась компания…

— Дерьмо собачье, — рычал Сэмпсон прямо в лицо мэру. — Полное дерьмо — и вы это знаете!

— Я только-только начал сеансы с Сонеджи-Мерфи, — громко втолковывал я Питтмену, Монро и Клаузеру. — Вчера был первый сеанс! Ради всего святого — одумайтесь! Только не сейчас!

— Мы отдаем должное вашей работе с Гэри Сонеджи, но мы были вынуждены принять решение, и вот оно принято…

— Правду хотите, Алекс? — внезапно взревел Монро. — Хотите услышать правду?

— Как всегда! — вскинулся я.

— Так вот, генеральный прокурор хорошенько нажал на кого следует в Вашингтоне! И через шесть недель начнется громкий процесс! Все, Алекс, поезд ушел! Вы тут уже ни при чем, и я ни при чем. Там вершат дела шишки покрупнее нас! Все — Сонеджи-Мерфи уже не наш. Прокурор и министерство юстиции приостановили ваши сеансы гипноза. К нему формально приставили других психиатров. Теперь он в их ведении. Дело пойдет без нас и в другом направлении. А в вас больше не нуждаются.

После услышанного мы с Сэмпсоном удалились для проведения собственного «рабочего завтрака». В наших услугах больше не нуждались.

Всю следующую неделю я возвращался домой в шесть-семь вечера. Я больше не вкалывал круглосуточно. Деймон и Джанель были бы счастливы, если б меня вообще уволили. Мы смотрели взятые напрокат диснеевские мультики и дурацких «Черепашек-ниндзя», прослушали альбом «Билли Холидей: наследие 1933 — 1958», вместе валялись на диване. Полный набор развлечений.

Как-то днем мы посетили могилу Марии. Джанель и Деймон так и не свыклись до конца с ее уходом. На обратном пути я остановился у могилки Мустафы Сандерса. До сих пор не могу забыть взгляд печальных мертвых глазенок, задающих вопрос: почему? У меня до сих пор нет ответа. Но я не сдаюсь.

В одну из суббот в конце лета мы с Сэмпсоном совершили поездку в Принстон, штат Нью-Джерси. Мэгги Роуз Данн так и не нашли, равно как и канувший бесследно выкуп в десять миллионов долларов. В свободное время мы перепроверяли свидетельские показания.

Переговорив с несколькими соседями Мерфи, мы выяснили, что его родители действительно погибли при пожаре, но никто и не думал подозревать Гэри. Все помнили его как примерного ученика. Местную среднюю школу он окончил одним из первых, хотя не особо усердствовал в занятиях и не старался выдвинуться. Никто из соседей не помнил, чтобы юноша был замешан в каких-либо неприятностях. Описание внешности полностью совпадало с тем Гэри Мерфи, который пребывал в тюрьме Лортона.

Все говорили примерно одно и то же, за исключением близкого приятеля Гэри, которого мы отыскали не без труда. Саймон Конклин, зеленщик на одном из местных продуктовых рынков, жил в одиночестве милях в пятнадцати от Принстона. О нем упоминала в беседе со мной Мисси Мерфи. Сотрудники ФБР уже расспрашивали его, но ничего ценного не выяснили.

Сперва Конклин отказался снова видеть копов, но после угрозы отправить его на допрос в Вашингтон потихоньку разговорился:

— Гэри всегда всех дурачил. Он утверждал, что великие мира сего обманывают остальных. Великие — с большой буквы! Такое он болтал.

Мы сидели в неубранной грязной гостиной маленького домика. Конклин, длинный, неряшливый тип в каких-то рваных обносках, на поверку оказался весьма неглуп. Как и Мерфи, он с отличием окончил школу.

— В каком смысле — «великие мира сего»? — допытывался я, в надежде заставить его выложить как можно больше, играя на самолюбии. Только так мы сумеем выудить необходимую информацию.

— Те, кого он называл «девяностодевятипроцентные», «сливки сливок». Лучшие из лучших. Те, кто правит миром, вот так, мужики, — доверительно сообщил Конклин.

— Лучшие — из кого? — попросил уточнить Сэмпсон. Едва ли он был в восторге от Конклина, судя по хмурой физиономии, но честно подыгрывал мне, изображая заинтересованного слушателя.

— Лучшие из истинных психов, — самодовольно заявил Конклин. — Те, кто всегда под рукой и всегда вне подозрений. Кто слишком умен, чтобы попасться! Они на всех взирают свысока, они не имеют ни сострадания, ни жалости. Они сами хозяева своей судьбы.

— И Гэри Мерфи был из таких? — поинтересовался я, чувствуя, что он хочет выговориться и готов все выложить не только о Гэри, но и о себе. Чувствовалось, что к «девяностодевятипроцентным» Конклин причисляет и себя.

— Нет, что вы, — он с улыбкой покачал головой, — Гэри поумнее «девяностодевятипроцентных». Он был глубоко уверен в своей неповторимости, оригинальности, называл себя «ошибкой природы».

Далее Конклин поведал нам, как они жили вдоль одной и той же сельской дороги в шести милях от города и ездили в школу на школьном автобусе. Эта же дорога вела к особняку Линдберга в Хоупвелле. Саймон Конклин считал, что Гэри отомстил семье, устроив пожар. Он все знал о мучениях, перенесенных Гэри в детстве. Доказательств, что пожар — дело рук Гэри, нет, но он уверен в этом.

— Я расскажу, как узнал о его плане: он мне сам рассказал, когда нам было лет по двенадцать. Он намеревался дождаться, пока ему стукнет двадцать один. Он собирался устроить все так, чтобы думали, будто он в школе. Он готов был ждать девять лет. Согласно плану, он должен был остаться вне подозрений. И он ведь сделал это! Исполнил свой девятилетний план!

В первый день мы проговорили с Саймоном три часа, на другой день — целых пять. Он поведал кучу печальных и жутких историй о том, как Гэри запирали в подвале на целые дни, а то и на недели. Рассказал о его навязчивых планах: на десять лет, на пятнадцать, наконец, на целую жизнь. О его тайной войне с мелкими животными, особенно птичками, жившими в саду мачехи. Однажды Гэри оторвал у малиновки лапку, затем крыло, затем вторую лапку и наблюдал, как она судорожно боролась за жизнь. О его мечтах войти в сонм «девяностодевятипроцентных», оказаться на самом верху. Наконец, о его способностях передразнивать, подражать, играть.