Время больших ожиданий - Паустовский Константин Георгиевич. Страница 94

«Повесть о жизни» Константина Паустовского – своеобразный творческий итог писателя. Главная его книга. Собственно, всю свою жизнь автор шел к ней, накапливая и сохраняя в памяти все впечатления бытия.

Примечательно, что уже с самых юных лет Паустовский готовил себя к профессии писателя. В этом не было простого, наивного стремления к популярности и славе, которые в отроческие годы испытывают многие. У Паустовского тяга к творчеству была вполне определенной, сочеталась с его неизменной любовью к путешествиям, странствиям, смене впечатлений, жаждой понять и постичь окружающий мир. Для этого молодой Паустовский предпринимает необходимые шаги. Ощущая недостаточность своего жизненного опыта, работает газетным репортером, выступает в печати как очеркист и публицист.

Журналистские поездки по стране с конкретными редакционными заданиями намного расширили кругозор Паустовского. Подчас по результатам таких служебных командировок у него возникали и оригинальные творческие замыслы, обретая свое воплощение на страницах будущих книг. В итоге творческих поездок от журналов и издательств в Петрозаводск и на Каспий родились такие вещи, как историческая повесть «Судьба Шарля Лонсевиля» и книга «Кара-Бугаз», принесшие ему широкую известность.

Характерная особенность этих произведений – то, что в них уже содержатся, как правило, некие литературные заготовки к Главной книге. В последующих книгах о Мещере или Колхиде писатель не только активно включает самого себя в повествование, но использует и свои творческие наработки.

В «Повести о жизни» писатель не просто описывает отдельные эпизоды своей биографии, он подчас существенно трансформирует, видоизменяет подлинные факты, вводит в свой рассказ вымышленных героев либо значительно преображает портреты реальных персонажей.

Критики упрекали писателя в уходе от действительности, что он отстранился от насущных нужд восстановления страны из военных руин, – что-де «Паустовский ушел в «Далекие годы», а Федин – к «Первым радостям». Они же упрекали его и в том, что он, так сказать, искусственным путем обогащает свою биографию, выезжая на всякого рода стройки, промышленные и прочие объекты. Когда автор стал публиковать первые книги «Повести о жизни», подобные разговоры снова возобновились.

При внимательном чтении автобиографической работы Паустовского в ней нетрудно обнаружить некие внутренние «водоразделы», продиктованные автору, видимо, не только и не столько композиционными, сюжетными соображениями или разнородностью самого жизненного материала, который он положил в основу повествования, но и другими не менее важными моментами.

К примеру, само название «Повесть…», вынесенное автором в заголовок всего автобиографического цикла, уже как бы указывает на то, о чем упоминалось выше. А именно, что перед нами не просто жизнеописание автора, плоско скопированное с подлинной биографии, а художественное полотно о становлении писателя. Эту деталь полезно иметь в виду при чтении «Времени больших ожиданий». Ибо и вымышленные персонажи, возникающие на ее страницах, и подлинные действующие лица, которые в ней иной раз, наоборот, отсутствуют, – все это имеет свой смысл, и рассказчик прибег к подобным приемам не случайно. Писатель тем самым сохранил за собой необходимую ему свободу действий, позволяющую вольно и непринужденно продвигаться в рамках собственной биографии, только слегка подретушированной, но не в целях лакировки действительности, а ради выразительности и рельефности общей картины.

В период, которому посвящены заключительные книги «Повести о жизни», личность мемуариста к тому моменту уже в значительной мере сформировалась. Рассказчик более сосредоточен на себе, на поисках им собственного пути в искусстве. Не случайно К Паустовский представляет колоритную жизнь Одессы тех лет довольно фрагментарно, не претендуя на широкие обобщения. Он больше озабочен воспроизведением самой атмосферы, которая царила тогда в редакции газеты одесских водников «Моряк». Эта газета оставила заметный след не только в культурной жизни города, но и в истории отечественной журналистики и литературы. Сейчас даже трудно поверить, что в «Моряке», печатавшемся из-за тогдашней острой нехватки бумаги на оборотной стороне чайных бандеролей, сотрудничало целое созвездие ярких имен: С. Гехт, И. Ильф, Е. Петров, В. Катаев, И. Бабель, А. Соболь, Ю. Олеша, Л. Славин, Э. Багрицкий, В. Инбер, С. Бондарин, В. Нарбут, 3. Шишова и другие. В скором времени многие из них войдут в большую литературу.

И не случайно, разумеется, К Паустовский фокусирует свое внимание на характерных особенностях этой газеты, на своих товарищах по литературному цеху, с которыми он общался в редакции, на профессиональных их навыках.

С каким трепетным чувством, например, Паустовский вспоминает о том, как Исаак Бабель, с которым они летом жили по соседству на даче, однажды познакомил его с черновиками своего рассказа «Любка Казак», насчитывающего всего 34 страницы. Бабель протянул Паустовскому пухлую папку. В ней было 22 варианта этой вещи. Из рыхловатого поначалу текста Бабель убирал и вычеркивал все лишнее.

Паустовский потому и останавливается на данном эпизоде и на фигуре Бабеля столь подробно: для него это наглядный урок. А такое, согласитесь, дорогого стоит!

Первые книги этого автобиографического цикла – «Далекие годы», «Беспокойная юность» – появились в середине 40-50-х годов в «Новом мире». Однако «Время больших ожиданий», предложенное Константином Паустовским журналу, отверг главный редактор – Александр Твардовский. Он посчитал книгу достаточно легковесной, искажающей революционный облик Одессы 20-х годов. В результате вещь, первоначально как бы уже принятая редакцией, была возвращена автору, после того как Паустовский отказался «перепахать» рукопись согласно жестким редакционным требованиям. (Переписка Твардовского с Паустовским предлагается вниманию читателя.)