Сага о Рорке - Астахов Андрей Львович. Страница 33

Рорк бросился к ней, помог подняться. Во взгляде молодой пленницы были ночь и пустота. Сердце Рорка дрогнуло. Он вспомнил глаза матери, истекающей кровью на его руках после схватки с кабаном.

– Ты не ранена? – спросил он.

– Нет, – светловолосая девушка говорила по-норманнски. Взгляд ее остановился на лице Рорка. – Кто ты?

– Поблагодари его, сестра, – сказал подошедший воин в хауберке. – Если бы не он, тебя зарезали бы, как вторую девчонку. Там, за срубом, лежат еще тела. Лежать бы тебе вместе с ними!

– Бригитта? Бригитта умерла, – девушка вцепилась в руку Рорка, словно боялась, что он бросит ее, оставит в этом месте. – Ты норманн? Ты говоришь по-норманнски?

– Я Рорк, сын Рутгера. У тебя кровь на лице.

– Я Хельга, дочь Эйдрика. Ты тоже ранен.

Только сейчас Рорк заметил, что Гаэрден все-таки задел мечом его руку. Пустяковая царапина, никто ее не заметил, даже он сам. А эта девушка заметила.

– Моему другу и учителю досталось больше, – ответил он.

– Позволь, я перевяжу тебя.

Рорк больше не мог смотреть ей в глаза и отвел взгляд. Хельга оторвала полоску ткани от своей туники, старательно перевязала ранку на предплечье. Рорк поймал взгляды готских воинов: они смотрели на него и на девушку и улыбались.

– Хорошая повязка, – сказал он Хельге. – Благодарю тебя.

– Ты спас меня. Это я тебя благодарю.

Сигнал рога не дал Рорку ответить. Воины между тем бросили добивать раненых наемников и собрались у сруба. Принцессу Аманду взял на свою лошадь предводитель готов.

– Поедешь с нами, красавица, – сказал он Хельге, – если ты можешь ехать верхом, выбери себе любого коня. И тебя, рыцарь, я приглашаю присоединиться к нам. Почту за честь сражаться рядом с тобой.

– Сначала назови мне свое имя, храбрый гот, чтобы я знал, кто спас жизнь мне и моему учителю.

– Я барон Мейдор. Припоминаю, что я видел тебя в лагере норманнов. Если все норманны дерутся так же храбро и искусно, как ты, мы скоро очистим эту землю от заполонивших ее крыс.

– Моему другу нужна помощь лекаря, – сказал Рорк.

– Верно. Поэтому все мы поедем в Луэндалль. Туда едут ныне все, кому опротивело царствование Зверя. Обещаю тебе, что доставлю ее высочество в Луэндалль в целости и сохранности.

– У тебя слишком мало людей, барон.

– Здесь не все мои люди. После смерти моего сеньора, маркграфа Винифреда Леве, в Целемской битве я собрал остатки его людей и теперь командую большим отрядом. Мы защитим девочку, не беспокойся… так ты едешь с нами?

Рорк даже не взглянул на коня, которого услужливо подвел к нему один из готов. Он вновь ощутил на себе взгляд, который смутил его. Взгляд Хельги.

– Я не еду с вами, барон, – решительно ответил он. – Мой путь лежит на север, в лагерь дяди. Об одном прошу, господин: позаботься о моем друге!

– Слово рыцаря.

– Со мной все будет хорошо, – сказал Турн: он уже сидел в седле, куда вскарабкался при помощи двух дюжих готских воинов. – Жаль, я не могу сопровождать тебя.

– Встретимся в Луэндалле, – отвечал Рорк.

Мейдор отсалютовал юноше мечом, и отряд готов рванулся с места, в облаках снежной пыли пара покидая Балиарат. Рорк проводил их взглядом. В последний миг, перед тем как кавалькада скрылась за оградой сруба, ему показалось, что Хельга вновь посмотрела на него, обернувшись. Рорк почувствовал, как что-то кольнуло его сердце. Потом все скрылось: отряд исчез с глаз, оставив разрытый копытами снег и изрубленные трупы наемников на нем. Балиарат опустел.

Рорк посмотрел туда, где на утоптанном снегу лежало ничком тело Гаэрдена. Готы забрали вооружение и доспехи герцога, бросив труп предателя на съедение воронам. Рорк вспомнил другую картину – вечер в Фюслине, лиловый сумрак, безглазые тела на шибенице и замученную девочку в снегу, – и тяжесть на сердце как будто стала меньше. Из первого своего боя он вышел победителем. В первом своем бою он дрался против Зла и одолел его.

Захотелось пить. Пригоршней снега Рорк утолил жажду. В походной сумке были хлеб и мясо, но есть Рорку не хотелось. С едой можно подождать. Оставаться в этом месте ему больше не хотелось. Его ждал обратный путь, который ему предстояло совершить в одиночку. Начиналось главное испытание, и предчувствие грядущих событий и радовало сына Рутгера, и наполняло трепетом.

Карканье ворон, слетающихся на трапезу, стало громким и назойливым, черные птицы будто требовали у Рорка, чтобы он побыстрее ушел. Окинув последним прощальным взглядом поле боя, которое сегодня стало для него полем славы, Рорк направился к воротам, туда, где вставала стена зимнего леса.

Часть III

День Юль

I

Война вспыхнула с новой силой.

Над донжоном Шоркианского замка взвилось громадное полотнище, на котором черный волк горделиво сжимал в лапах меч и корону. Раскрылись ворота замка, будто черная пасть, выплевывая герольдов – зазывал и вербовщиков. Зверь собирал рать, чтобы покончить с жалкими безумцами, осмелившимися сопротивляться.

И собралось воинство даже большее, чем в начале войны, когда кровожадные ватаги псов войны разоряли северный Готеланд, сожгли дотла Орд, Гриднэль, Лофард и еще дюжину городов, взяли Шоркиан. Еще не успели оплакать убитых, еще не восстали из праха и пепла сожженные деревни, а новые полчища принялись терзать землю Готеланда с яростью, превосходящей человеческое разумение. Ибо велел Зверь: «Предавайте огню все, что горит. Лишайте дыхания жизни все, что имеет дыхание жизни. Чтобы создать новое царство, уничтожайте старое. Я беру на себя бремя ваших грехов и преступлений, ибо я есть Совесть Мира. Ваши преступления на мне, ваша жестокость оправдана и обелена мной. За вашу верность и отвагу воздастся вам!»

Мимо спаленных хуторов и деревень, мимо деревьев, увешанных висельниками, мимо чадящих гарью пожарищ орды наемников спешили в Шоркиан. Далеко разнеслась слава о деяниях Зверя, о силе его ансгримских баронов, о непобедимости войска, о плате, которую щедро платит банпорский король, и вооруженные охотники до крови и золота все прибывали в Шоркианский замок. Здесь было Сердце Тьмы, здесь Зверь основал престол свой и насмехался над мракоумными варварами, бросившими ему вызов. Двенадцать языков собрались здесь под знаменами Аргальфа и его ансгримцев: кровожадные пикты и дикие полулюди из северных пустынь; саксы с длинными мечами и тяжелыми топорами и гунны с лицами, покрытыми шрамами; белокурые англы с тисовыми луками и заносчивые сикамбры; длинноволосые юты и скотты – непревзойденные бойцы на секирах; бородатые тевтоны, гордые и воинственные франки, одетые в звериные шкуры пруссы и даже готы, принявшие в этой войне сторону Зверя и терзавшие родную землю едва ли не страшнее пришлых полчищ. В Шоркиане собирались все негодяи, изгнанники, преступники и проходимцы, чьи сердца обросли такой толстой корой из крови и грязи, что все человеческое в них умерло, и лишь все мыслимые пороки угнездились взамен. Было немало балахвостов, бездельников, приставших к этим людским отбросам ради приключений, наживы и славы. Были и профессиональные воины, наслышанные о победах Аргальфа и желавшие повоевать под его началом. Сотня за сотней приходили они в Шоркиан, ожидая сигнала к выступлению.

И скоро час пробил. Миновал Николаев день, и сама смерть пришла на земли Готеланда. Враг вторгся в южную часть страны, уничтожая все на пути своем. Дни превращались в ночи из-за дыма пожарищ, ночи в дни – из-за зарева над пылающими весями и городами. Тысячи беженцев потянулись к единственному убежищу, которое еще могло защитить от Зверя – к Луэндаллю.

И тут среди всеобщего отчаяния и плача вспоминалось многим пророчество святой Адельгейды и последние слова святого первокрестителя Теодульфа, сказанные им перед казнью: «Многое придется вам положить на алтарь, и через многую кровь явит вам Христос спасение в Луэндалле». Охваченные страхом люди бросали свои дома, облачались во вретища и с пением псалмов шли по дорогам страны в Луэндалль, чтобы у гробницы святого встретить скорый Конец времен. В начале войны тоже было много пилигримов, желавших защититься от Зверя вблизи благословенных стен главного в Готеланде монастыря: теперь же, казалось, весь народ без разбора превратился в паломников. Вереницы людей днем и ночью шли крестным ходом по Готеланду к великому ужасу крестьян, решивших, что судный день уже настал, и гибель человеческого рода неотвратима. Тысячи уст хором произносили слова святого Теодульфа: «Бог, говорящий во мне, подаст спасение верящему в Него в День великого гнева Его, и никто прочий не спасется». Людьми владело лишь одно желание – дойти до Луэндалля. Это удавалось не всем. Полураздетых, босых, голодных пилигримов поджидал на дорогах самый беспощадный враг – мороз. Побелевшие скрюченные тела путников лежали, словно бревна, по обочинам трактов. Выходящие из леса звери нападали на отставших и обессилевших. Странное дело, но воины Аргальфа не убивали паломников, лишь порой глумились при встрече над беззащитными людьми. Часто случалось, что процессии пилигримов сталкивались с наемничьими шайками, и тогда люди готовились умереть, но наемники проявляли милость и уходили, никого не тронув. Истово верующие называли это Чудом Божьим, скептики – нежеланием головорезов Аргальфа тратить время на нищих пилигримов, которых рано или поздно добьют холод и голод. Так и брели паломники в Луэндалль сквозь ужасы, зиму и страдания, тая в сердце последнюю надежду.