Сага о Рорке - Астахов Андрей Львович. Страница 4

– На светлой заре встану на дворе лицом к Яриле, спиной к Свече, – зашептал боил, – прочту наговор сильный, в огне каленый, в воде томленый, четырьмя ветрами окрыленный. Призову наговором тем силу могучую, поклонюсь ей поклоном глубоким, со словом добрым обращусь, силе могучей подивлюсь. Защити меня, могота [21] великая, от шупела [22] злобного, от черной немочи, от жаха [23] ночного, от нави упадной, [24] от ворожбы и поклада, от нежити лесной, болотной, неназываемой, непоминаемой. Порази, могота, навь черную, лиши ее силы, страхом ее напитай, защиту от нави слуге своему дай! Слово мое верное, сильное, неразбиваемое, неразмакаемое, огню и воде непосильное. Благословите меня, пресветлый Ярила, Хорс и Белбог!

Закончив заговор, Ратша двинулся в глубь леса. Когда-то к старому капищу в лесу вела широкая просека, но потом случилось так, что капище волхвы по им одним ведомым причинам перенесли в другое место, и просека заросла. В лесу было холодно, и Ратша опять ощутил невольное беспокойство. Ведуньи сказали ему, что днем опасности нет никакой, да и наговор дали ему самый сильный из всех, и зачур [25] особенный на него повесили. Кроме меча Рогволода взял с собой старый воевода еще и посеребренный клевец, которым при надобности смог бы отбиться и от волка, и от упыря. День, впрочем, был хороший и ясный – в кронах полосами пробивался яркий свет, падал на полянки, где среди белых, желтых и лазоревых цветов порхали бабочки. Над головой воеводы щебетали какие-то птицы. Злых чар они не ощущали.

Идти пришлось долго, аж ноги у воеводы заныли от такой непривычно долгой ходьбы. Тропа все же привела боила к огромному замшелому камню, окруженному кольцом из камней поменьше – когда-то здесь было святилище неведомого народа, жившего на этой земле прежде антов. Здесь Ратша остановился. Рогволод говорил ему про старое требище [26] – это ли? Где-то в глубине леса защелкал крехтун, [27] и в душе воеводы опять шевельнулся страх. Правая ладонь невольно легла на грудь, где под толстой кожей поддоспешника висели обереги.

От требища тропа повела вниз, меж огромных деревьев, сосен и лиственниц, к озеру. Воевода увидел серебристую поверхность озера не сразу – слишком густой был лес. Через сотню саженей, спускаясь с яра, он опять остановился и снова прочел наговор. С этого места был хорошо виден укрывшийся среди молодых сосен небольшой сруб под двускатной драночной крышей, сложенный из толстых бревен и окруженный палисадом. Подавив в себе сильнейшее желание повернуть обратно, воевода начал спускаться к берегу.

Сруб стоял недалеко от волн. Ниже него шли топкие плавни и стена очерета, а с трех сторон дом был скрыт лесом. Увидеть его можно было только сверху, от поляны с требищем. Сруб был небольшой, но ладный и толково срубленный, двор был чистый и тщательно утоптан: за домом виднелись грядки с зеленью, но живности никакой Ратша не заметил.

– Здоров будь, хозяин! – провозгласил он, войдя в дом.

Сруб был пуст, и Ратша вздохнул с облегчением. Осмотревшись, он подумал про себя, что хозяин вовсе не так дик, как полагалось бы лесному чудищу: в срубе было чисто, нигде ни грязи, ни паутины, калина у очага сложена в аккуратную груду. В углу за ухватом Ратша заметил большую рогатину с граненым наконечником, а в колоде у очага – тяжелый топор. Распустив завязки плаща, боил тяжело опустился на заменяющее табурет полено, положил руки на стол и вздохнул, переводя дух.

Разговор с князем не шел у него из головы. То, что князь поведал о своем внуке, испугало и удивило Ратшу. Он слышал о подобном проклятии, но видеть самому таких вот зачарованных ему не приходилось. Потому и жил в душе воеводы страх. А ну как окажется, что не остановят проклятого ни обереги, ни наговоры? Невольно ладонь воеводы легла на посеребренный клевец.

Но тут воевода подумал о другом – если Рорк и вправду злой силой испорчен, если не внук он княжеский, а подменыш, дите, нежитью подкинутое, то почему волхвы не нашли способа справиться с ним? Почему Световид, волхв Сварога, не избавил антов от нежити? Вряд ли Рогволод стал защищать мальчика, зная, что это не внук его, а нежить, принявшая облик ребенка. Ой не прост князь Рогволод, чего-то недоговаривает. Должную клятву дал на мече и Перуном поклялся вероломно, чего анты никогда ему не простят. Впрочем, Рогволод стар и скоро сам предстанет перед богом, тогда и ответ держать будет. А то, что волхвы бессильны оказались против Рорка, совсем неспроста – либо велика его сила, либо… Либо ребенок стал жертвой оговора и каких-то хитрых волхвских дел, о которых никому, кроме Световида и ближних к нему людей, неведомо…

Воевода вздрогнул. Тень в дверях упала прямо на стол, и Ратша только и успел, что встать и отступить в глубь дома.

– Кто ты? – вошедший сбросил с плеч связку битых зайцев, отставил добрый хазарский лук и саадак со стрелами, выпрямился, изучая воеводу внимательным взглядом. – Гость ли мой?

– Здрав будь, Рорк, сын Рутгера! – ответил воевода, стремясь сохранить самообладание.

– И ты будь здрав, отец. Кто ты, откуда меня знаешь?

– Я Ратша, слуга деда твоего Рогволода.

Лицо Рорка потемнело. Он шагнул в дом, свет из окна упал на его лицо. Ратша вздрогнул. Не покривил душой Рогволод, правду сказал: открытое и ясное было у Рорка лицо, мужественное, лицо воина. Но длинные волосы были цветом волчьей шерсти, совершенно седые, хотя Рорку еще и двадцати лет не исполнилось. А глаза… Показалось Ратше, что глянул он в глаза зверя, а не человека. Пронзительные глаза, желто-карие, и блеск в них Ратша углядел волчий, звериный.

– Дед мой? – спросил Рорк. – Пятнадцать лет я его не видел. А тут вдруг вспомнил. С чем он прислал тебя, отец?

– Князь просит тебя к нему в Рогволодень.

Ратша заметил, что юноша был изумлен. Но изумление, мимолетно промелькнувшее на лице княжича, исчезло быстро, осталось все то же равнодушие, будто и не рад он был вестям от деда.

– В Рогволодень? К народу? – Рорк гордо вскинул голову. – С детства я хотел там побывать. Смотрел издали на башни, на кит [28] городской, мнил себя воином на страже города. Это было давно. Лучше скажи мне, отец, а не желает ли мой дед посетить могилу дочери своей и моей матери? Она уже четвертый год как в земле, отца так и не дождалась.

– То мне неведомо. – Ратша проглотил застрявший в горле ком. – Я пришел с добром и волю князя тебе передаю, как высказал он ее. Князь добром тебя просит. И подарок тебе этот шлет.

Ратша снял с плеча завернутый в холстину меч, положил на стол перед Рорком. Княжич развернул холстину, увидел меч. Глаза его вспыхнули, но через мгновение он вдруг набросил ткань обратно на оружие, и Ратша испугался, как бы не пришлось ему везти обратно княжий дар.

– А что же мои дядья? Что волхвы? – спросил Рорк. – Тоже ждут, когда я приду в город свести с ними знакомство?

– Не думай о них плохо, княжич.

– Мать говорила мне о волхвах. Из-за них нас изгнали вон из народа. Но тебе я верю. Раз зовет меня дед, значит, и в отверженном появилась нужда.

– Князь велел сказать… Видение ему было.

– Видение? Расскажешь?

– За тем и послан.

– Тогда присядь, гость дорогой, и выпей со мной меду. На сухое горло много не наговоришь.

Рорк налил из окрина пахучий мед в две деревянные чарки, одну подал воеводе, другую пригубил сам. Воевода отведал и подивился: мед был самолучший, на диво душист и крепок.

Пока Ратша рассказывал, хозяин дома молча сидел и лишь иногда кивал головой. Впрочем, рассказ у старого боила получился сбивчивый, путаный, да еще от меда в голове начало изрядно шуметь.