Сага о Рорке - Астахов Андрей Львович. Страница 49

– Похоже на то, – согласился Браги. – Биричи как будто.

Вскоре чужаки подъехали к холму на расстояние, которое позволяло разглядеть их в подробностях. Каждый из них вез хоругвь с гербом, стали видны цвет их одежд и убранство лошадей. И Браги понял от кого пришли эти герольды.

– Ансгримцы, – произнес он, и кровь прилила к его лицу, словно назвал он запретное от века имя страшного чудовища. – Их герольды, не иначе с вызовом на битву.

Лица всех семерых посланцев были прикрыты капюшонами, камзолы были в цвет вооружения их господ. Семь гербов красовалось на чепраках лошадей, камзолах и хоругвях: Рысь, Волк, Медведь, Лев, Ворон, Саламандра с языками Пламени и Гриф. У подножия холма, саженях в ста от засеки, герольды остановились, и один из них протрубил в рог.

Браги пустил своего коня вскачь, ярлы последовали за ним. Воины видели, как предводители союзного войска подъехали к герольдам. Ждать пришлось недолго. Разговор оказался коротким, и вскоре норманны уже ехали обратно к своей рати, крича:

– Поединок! Поединок!

Все поняли, что это значит. Ансгримские рыцари вызвали норманнов на поединок. Семеро против семи. И оттого вопль восторга пронесся над союзным войском, ибо ярлы не струсили, приняли вызов. Сердца замирали от ужаса и восхищения.

Браги был мрачен. Молнией взлетел на вершину холма, спешился у церкви, бросил поводья одному из дружинников.

– Клянусь змеей Мидгард! – воскликнул он, вытирая пылающее огнем лицо горстью снега. – Наглые псы! Они разговаривали с нами так, будто мы уже проиграли сражение. Их уверенность меня беспокоит. Зря я согласился на поединок.

– Показать им, что мы их боимся? – воскликнул Ринг. – Никогда!

Браги не отвечал. Он наблюдал, как вражеские герольды возвращаются к лесу, и лицо у него было озабоченным.

– Я пойду, отец, – сказал Ринг.

– И я, – отозвался Хакан Инглинг.

– Мне негоже отказываться от боя, – сказал Горазд. – Я тоже пойду с братьями-варягами.

– Он пойдет, – и Браги указал на Рорка.

Рорк вздрогнул. Он был уверен, что Браги скажет ему что-нибудь подобное. Но он не ожидал, что так властно и жестко укажет на него Браги Ульвассон.

– Но нужны вершники, а он пеший! – воскликнул Горазд, краснея.

– Он и пеший справится, – ответил Браги. – Думаете, зачем Рорк здесь? Он здесь потому, что на другой стороне – ансгримцы.

Ярлы не поняли слов своего предводителя, потому промолчали. Понял его только Турн и шагнул вперед.

– Дозволь мне пойти с Рорком, – попросил он.

– Славно, – усмехнулся Браги. – Против семи утбурдов будут драться трое мальчишек и два старика.

– Два? – не понял Ринг.

– А ты думал, я останусь на этом холме?

– Тебе нельзя, отец, – запротестовал Ринг. – Нас убьют, ты выигрываешь битву. Убьют тебя, и войску конец.

– Он прав, старый, – поддержал Ринга Горазд. – Без тебя победу ни за что не одержать!

– Будь по-вашему! – Браги задрал бороду. – А кто седьмой?

– Ведмежича пусти, – попросил Горазд. – Он верхом ездит как хазарин, а уж топором бьет так, что бык валится с одного удара.

Браги задумался. Он был разгневан на сына, но Ринг был прав. Нельзя ему идти, толку от него все равно будет немного, а здесь он еще может правильно построить управление войском – старику оно проще, и толку будет больше. Но вызов брошен, отступать нельзя. Шесть поединщиков стояли перед его глазами, за седьмым надо было посылать, и Браги представил себе радость Ведмежича, сильного и бесхитростного, когда скажут ему, что надо идти на смерть. Великая тяжесть легла на сердце Браги Ульвассона, такая великая, что едва не выжала влагу из века сухих глаз свирепого ярла, заливавшего кровью целые города. Лучших из лучших в своем войске посылал он ныне на битву с отродьем Хэль. Или победят они, или завтра желудки волков будут полны норманнским мясом.

– Отец, мы справимся, – сказал Ринг, будто угадав мысли Браги.

– Не видать Аргальфу священной королевской крови! – воскликнул молодой и горячий Хакан Инглинг. – Мы защитим маленькую принцессу.

– Хэйл! – раздались крики. – Смерть ансгримцам!

– Хорошо. – Браги тяжело вздохнул. – Горазд, пошли кого-нибудь за братом. Готовьтесь к поединку.

Инглинг резко осадил коня. Рорк перекинул ногу, спрыгнул в неглубокий снег. Снег был сухой, и подошвы сапог не скользили, а значит, сражаться будет удобно.

– Зря ты не взял коня, – сказал юный ярл. – Трудно будет тебе справиться с конным рыцарем.

– Не беспокойся, я справлюсь.

– Удачи, брат, – Инглинг коротко пожал Рорку руку и поскакал дальше.

Семеро норманнских поединщиков встали в подковообразную линию с промежутками в десять-пятнадцать саженей. Крайним слева встал Ведмежич на коне, вооруженный щитом и тяжелой рогатиной, рядом с ним сверкал на солнце своим богатым доспехом Горазд. Ринг, Эймунд и Хакан Инглинг встали в центре. Рорк и Турн, оба пешие, заняли правый край.

Полторы тысячи пар глаз с холма и Бог весть знает сколько со стен монастыря следили за этой семеркой. Сейчас жизни тысяч и тысяч зависели от этих семерых воинов.

Рорк не знал, что в числе этих многочисленных зрителей грядущего поединка есть и Хельга, что сердце ее переполнено равно любовью и страшной тревогой. Он не думал ни о ком и ни о чем, кроме предстоящей битвы.

Утоптав снег саженей на пять кругом, Рорк внимательно осмотрел снежную целину перед собой. Равнина была ровная, как стол, лишь ближе к холму начинался чуть заметный уклон. Тонкий слух молодого человека уловил журчание воды: где-то впереди под снегом протекал ручей, или небольшая речка, начинающаяся на холме. Это надо запомнить и учесть: в таком бою, какой ему предстоит, любая мелочь может спасти или, наоборот, погубить.

– Турн, а ты не жалеешь, что не взял коня? – спросил он кузнеца.

– Нисколько. Терпеть не могу ездить верхом, – старый ирландец очень похоже изобразил ржание лошади и сам засмеялся. – И запах конского пота тоже ненавижу.

– Удачи тебе, отец, – Рорк поклонился Турну.

– И тебе, сынок, – прошептал кузнец.

Рорк обнажил меч, попробовал пальцем лезвие, бережно отер его куском земши, затем с силой воткнул меч в землю. Золотая рукоять ярко сверкала в лучах зимнего солнца, и ее теплое сияние зачаровало Рорка.

– Отец, если ты видишь и слышишь меня, – произнес он, – то помоги мне! Я хочу жить. Я хочу победить их. Хотя бы одного из них. Пусть все видят, что они тоже умирают. Ты подарил мне жизнь, так подари мне теперь победу!

Блестящий под солнцем снег потускнел, облако наползло на красный солнечный диск. Золотой мираж померк. Рорк поднял голову. Порыв ветра пахнул ему в лицо, и в этом порыве затаился запах – чужой, угрожающий, нечеловеческий.

– Идут! – прокричал Рорк, выдернув меч из земли.

– Герои моего народа, иду к вам! – провозгласил Турн.

Шубы и охабни полетели в снег, лязгнули выхваченные из ножен мечи, со стуком опустили забрала шлемов. А между тем на другой стороне снежного поля уже показались те, кто уже много месяцев сеял ужас и смерть на этой земле, кем пугали детей, о ком говорили зловещие пророчества, кто оставался тайной, не неразгаданной пока еще никем.

Семь рыцарей Ансгрима ехали медленно, с каким-то ленивым спокойством: казалось, они с любопытством и недоумением рассматривают кучку нахальных норманнов, осмелившихся принять вызов. Никогда еще норманны и словене не видели таких великолепных лошадей. У лошадника Горазда даже вырвался невольный вздох восхищения и зависти. Убранство коней, вооружение и одежда всадников были под стать лошадям: такая королевская роскошь еще больше подчеркивала славу воителей, внушала невольное восхищение. Вспомнились и описание ансгримцев из пророчества Адельгейды, и рассказы тех готских воинов, которым довелось видеть ансгримских рыцарей прежде.

Все ближе и ближе приближались враги, и сердца союзников стучали все чаще и напряженнее. Наконец враги остановились, растянувшись в линию. Поединщиков разделяло теперь около трехсот шагов. Ансгримцы поворачивались к противникам то одним боком, то другим, то ли исполняли непонятный танец, то ли хотели, чтобы норманнские поединщики разглядели их получше.