Ужин во Дворце Извращений - Пауэрс Тим. Страница 33

Ривас лежал, пытаясь вздохнуть, и смотрел в стеклянные глаза. Ему показалось, он видит в этих осколках разум, бессильный, но продолжающий смотреть на него со скорбной укоризной.

Наконец он смог подняться, но железная рука продолжала удерживать его за колено. Он чертыхнулся, стараясь не думать, что будет, если на горизонте покажется еще один хлам-человек, и поспешно принялся отдирать железяку. Ему удалось разжать одну руку – судя по всему, ее сделали из рифленой жести, но другая, из толстой стальной ленты, не поддавалась, и ему пришлось оторвать кисть у запястья. Некоторое время он безуспешно возился, пытаясь отодрать ее от своего колена, но потом вспомнил, что говорила лысая девчонка: только тем, кому доверяют особо, позволено носить оковы на ноге. Как символ пленения, наверное. Что ж, может, эта стальная лента и сойдет за такую штуку. Попробовать по крайней мере стоит, решил он. Может, их даже подтягивают так высоко, чтобы железяки не волочились по земле...

В конце концов он встал и, подволакивая ногу с причудливым украшением из руки хлам-человека на рваной штанине, устало подошел к пареньку, который, разумеется, проспал все представление. Он повернул его, вскинул его обратно на плечи и продолжил свой прерванный путь к берегу.

Далеко за спиной послышалось слабое шуршание, и он резко обернулся, чуть не упав, но это оказался просто надвигающийся дождь, поэтому он повернулся обратно и зашагал дальше на юг. Шорох становился громче: дождь догонял его, потом нагнал и поспешил дальше, к морю.

Очень осторожно одолел он место, где стекло обрывалось, ибо прежде, чем окончательно смениться песком, оно на несколько ярдов превратилось в полосу препятствий из острых, скользких от дождя осколков, о последствиях падения на которых не хотелось и думать. Он миновал этот отрезок пути медленно, но и дальше шаг его убыстрился ненамного, ибо ноги теперь вязли в песке.

Нахмурившись, смахнув с бровей пот и дождевую воду, он вглядывался в хлипкие на вид хибары, пытаясь представить себе, что ждет его там. Что там говорила эта девчонка? Мужчин посылают в поселок на берегу, чтобы они там строили и чинили лодки. И на ногах у них здесь кандалы. Что ж, очень хорошо, подумал он. Похоже, работа утомительная. Будем надеяться, они все спят без задних ног.

Он увидел просвет между двумя зданиями и, подойдя ближе, понял, что это улица, а еще через несколько шагов разглядел сквозь завесу дождя оживленно движущиеся человеческие фигуры. Он остановился и попробовал определить, что они там делают... Как-то уж очень странно они подпрыгивали и кружились под дождем...

Несмотря на усталость, Ривас почти расплылся в улыбке. Они исполняли Просветляющий Танец. Теперь, прислушавшись, он различил в шелесте дождя ритмичное хлопанье в ладоши зрителей, стоявших вокруг танцоров. Стоило ли удивляться тому, что они не слышали его битвы с хлам-человеком...

Ну что ж, подумал он, снова двинувшись вперед, это, конечно, не так удачно, как если бы они все дрыхли, но все же лучше, чем полдюжины бдительных пастырей.

Он все еще размышлял, стоит ли ему обогнуть всю эту милую сценку, хоронясь за домами – что означало бы тащить его становившуюся все тяжелее ношу, – или просто протащить ее по нахалке через толпу, нацепив на лицо птичью ухмылку и покрикивая: «Приказ пастыря!» всем, кто выкажет к нему избыточный интерес... когда до него дошло, что выбора-то у него и нету. Его заметили.

Фигура с фонарем в руках шагнула к нему, махнув рукой, и в следующее мгновение он увидел, что она одета в рясу... и да, теперь-то он разглядел и корявый посох. Пастырь. Ривас понимал, что не в состоянии убежать от кого-либо, поэтому изобразил на лице улыбку и продолжал шагать вперед – хотя проигрывал в голове, как именно швырнет парня в пастыря при малейшем признаке угрозы, как следующим же движением выхватит нож и полоснет тому по горлу.

Впрочем, в этом, похоже, не было нужды. Мужчина улыбнулся Ривасу чуть менее подозрительно, чем обыкновенно делают пастыри, и когда они сблизились настолько, чтобы слышать друг друга сквозь шум дождя, он ткнул пальцем в неподвижного юношу.

– Беглый? – спросил он.

– Похоже на то, – не колеблясь, отозвался Ривас. Он увидел, как взгляд пастыря скользнул по лодыжкам бедолаги и как нахмурился его лоб. – И ведь еще и кандалы снял, каналья, каков! – добавил он. Выпуклость ножен в рукаве приятно успокаивала.

Пастырь махнул Ривасу, чтобы тот проходил дальше, а сам пристроился рядом. Хорошо еще, дождь прибил песок, и ноги вязли меньше.

– Не нравится мне это, – сообщил ему пастырь. – Ну, я понимаю, танцевать полезно, когда что не так, или, там, думается неправильно, но когда так поздно, это никуда не годится. А тут еще это... больной мальчишка снял кандалы и пытался бежать. – Он покачал головой. – Тебе, – продолжал он, бросив на Риваса пристальный взгляд, который, продлись он еще хоть несколько секунд, возможно, заставил бы Риваса швырнуть парня и выхватить нож, – надлежит следить за тем, чтобы такого не случалось. Тебе и другим доверенным.

– Да, – осторожно согласился Ривас, радуясь, что его железяка на ноге, похоже, сработала. – Я знаю. Что ж, это подстегнет нашу бдительность.

Тут Ривас заметил, что идет, выворачивая ногу, чтобы не дать пастырю как следует рассмотреть эту чертову железяку; он сообразил, что это скорее только привлечет к ней внимание, поэтому постарался вспомнить, как шагал прежде.

– Неси его сразу в клетку для наказаний, – сказал пастырь. – Я пока соберу остальных доверенных. Надо обсудить, как нам исправлять сложившуюся ситуацию. Жаль, что Господь проводит здесь слишком мало времени.

– Мне тоже, – прохрипел Ривас.

Они почти поравнялись со зданиями, и теперь он разглядел, что улица между двумя рядами деревянных строений наделе представляет собой потрескавшееся, полу засыпанное песком покрытие какого-то древнего шоссе.

Пастырь поотстал, но Ривас заставил себя не сбавлять шага и – что оказалось гораздо труднее – не оглядываться, чтобы посмотреть, что тот делает. Поэтому когда пастырь окликнул его: «Да, кстати», – он почти с облегчением остановился и повернулся к нему.

– Что?

– Как думаешь, почему этот парень побежал на север? Поглазеть на лысых как коленка девиц, подумал Ривас. Покататься на коньках с хлам-людьми.

– Не знаю, – сказал он. Пастырь задумчиво кивнул.

– Ладно, до скорого. Мы будем в оружейной. Давай, давай, подумал Ривас, снова поворачиваясь к танцующим и двигаясь дальше. Затаи дыхание до моего прихода, идет?

Хлопки раздавались теперь громче, и Ривас мог уже хорошо разглядеть зрителей, выстроившихся по обе стороны улицы. Танцоры увлеченно извивались под дождем, несмотря на болтавшиеся у каждого на ногах по два фута железной цепи. Они размахивали руками над головой; некоторые перемещались по мостовой короткими перебежками, другие притаптывали на месте. Мокрая одежда хлопала по лодыжкам, и те, кто еще не облысел, мотали мокрыми прядями волос и бородами. Большинство танцевали, зажмурившись, и на всех без исключения лицах застыло почти одинаковое выражение тихого блаженства.

Ривас шагал прямо по середине мостовой, стараясь только не попадаться никому под ноги, поскольку его, похоже, никто не замечал.

Отрезок шоссе кончился вскоре после того, как он миновал танцоров, и он снова шел по мокрому песку. Теперь он уже точно слышал доносившийся спереди далекий шум прибоя, поэтому вглядывался в темноту, боясь, что после всех ночных приключений ему вдруг не удастся найти лодки. Если дойдет до этого, придется бросить парня и убираться вплавь, подумал он. Интересно, где у них тут клетка для наказаний и сколько времени потребуется пастырю на то, чтобы сообразить, что я не вернусь.

Песок под его нывшими от усталости ногами снова сменился древним бетоном, а потом он к огромному своему изумлению понял, что бетон-то вовсе не древний. Почему-то умение замешивать и укладывать бетон показалось ему еще более невероятным, чем способность изготавливать боеприпасы.