Юнги - Вишнев Павел. Страница 19

31

Наступила весна. Бухта Благополучия освободилась ото льда. В зимнее время единственным средством связи острова с Большой землей были самолеты. Теперь в бухту снова заходили суда. Учебный отряд получил несколько новых кораблей. Катер-охотник с несколькими небольшими пушками покачивался у пирса. Юнги уже несколько раз были на катере, с нетерпением ожидая выхода в море.

Старшина первой статьи Цыбенко, моторист по специальности, помогал инженер-капитану Вуку-лову во время практических занятий, и юнги второй смены снова встретились с ним.

Катером командовал молодой офицер лейтенант Голощапов, провоевавший около года и после ранения посланный на Соловки готовить новое пополнение для кораблей Северного флота.

Наконец наступил день, когда инженер-капитан Вукулов объявил, что завтра юнги выйдут в море.

Весна была в разгаре, и вдоль дорог бежали шумные ручьи. Из разлившихся озер в них попадала рыба. Кое-где ручьи были совсем мелкими, и заплывших сюда окуней можно было ловить руками. Но на трепыхавшуюся в траве рыбу никто не обращал внимания.

Весенний ветерок играл ленточками бескозырок. Юнги шли к пирсу и пели:

Гурька шагал в крайней шеренге и косил глазами на идущего рядом боцмана Язькова. Боцман решил во время похода заняться с юнгами морской практикой. А Гурьке хотелось сразу попасть к двигателю. Допустят ли? Может, заставят скатывать палубу, вязать узлы, драить металл? К двигателю бы!

Но такой уж это был везучий день!… Как только юнги вступили на палубу, лейтенант Голощапов, обращаясь прямо к Гурьке, скомандовал:

– Механизм осмотреть и провернуть!

Гурька стрелой бросился к люку моторного отделения. Он хотел все сделать сам. Но у моторов уже стоял старшина первой статьи Цыбенко.

– Товарищ старшина первой статьи, – обратился к нему Гурька. – Приказано осмотреть и провернуть механизм.

– Давайте будем осматривать.

– Товарищ старшина первой статьи, разрешите мне самому?

Цыбенко будто угадал настроение Гурьки и, помедлив немного, чтобы придать больше значимости моменту, разрешил:

– Добро.

И после этого Гурька уже не отходил от моторов.

Стрелка телеграфа дрогнула, прыгнула и остановилась у надписи: «Самый малый вперед!»

Гурька машинально двинул руками, услышал, как рокотнул, проворачиваясь, вал машины, но, кажется, Гурька сделал это слишком нерешительно, потому что Цыбенко положил свою широкую ладонь поверх его руки и плавно добавил оборотов. Рокот мотора круто загустел, и стрелка тахометра [9] резко двинулась вперед.

– Так держать, – сказал старшина.

– Есть так держать!

Хотя не все получалось хорошо, но Гурька торжествовал. Мощный мотор был в его руках. Гурька мог его остановить и запустить снова, если это понадобится.

Но не успел Гурька как следует опомниться, как сверху поступила новая команда:

– Стоп!

Гурька остановил мотор и похолодел: «Может, что-нибудь не так сделал?»

Но стоящий рядом Цыбенко спокойно улыбался.

Гурьку сменил у двигателя Митя Коробков. У других моторов стояли Лизунов и Жора Челноков. Каждый из них выполнял команды лейтенанта Го-лощапова, а старшина и инженер-капитан Вукулов следили, как они исполнялись юнгами.

Гурька поднялся на палубу. Винты будоражили утреннюю гладь моря, и за кормой вскипали буруны, оставляя за катером широкий пенистый след. Вверху хлопало на ветру полотнище военно-морского флага.

32

Лизунов получил телеграмму: мать сообщает, что тяжело заболела, и просит немедленно выехать домой.

В тот же день Николай получил отпуск. На пароходе «Краснофлотец» он выехал в Рабоче-островск. В Кеми пересел с пригородного на поезд дальнего следования. В вагоне ехали одни военные. Школа юнгов открылась недавно, и никто еще не видел такого маленького хлопчика в морской форме. Прослужив несколько лет в Заполярье, где гражданского населения почти не было, весь военный народ вагона был рад встрече с маленьким человеком во флотском костюме. И жадно тянулась к нему истосковавшаяся по детям солдатская душа. Один матрос уступил место мальчику на средней полке, другой угощал рыбой. Скоро все узнали, как его зовут и сколько ему лет, узнали, что у него серьезно заболела мать, сочувствовали и утешали.

– Мама твоя поправится, – говорил матрос Петр Манухин, уступивший Николаю полку. – Вот приедешь ты, увидит она тебя и поправится. Помяни мое слово, поправится.

Другой, с забинтованной рукой, Семен Скворцов, ехавший куда-то в Сибирь, сказал:

– Эх, моего бы племянника Славку в эту вашу школу! На годок постарше тебя. Уж как ему

хочется стать моряком!…

– Летом, наверно, новый набор будет. Пускай подаст заявление в райком комсомола.

– А как ты думаешь, примут?

– Если он физически ничего…

– Парень крепкий. Седьмой класс кончает.

– В радисты, значит, возьмут. С семью классами на радистов учат.

– Специальность хорошая. А ты мотористом будешь?

– Да.

– Тоже хорошо. И вообще на флоте все специальности хороши и нужны. На корабле что артиллерист, что минер, что моторист – одна семья. Не то, что в пехоте. Там кто в поле, кто в лес по дрова. Артиллерист говорит: «Я бог войны». А пехота заявляет: она царица полей. Все боги да царицы… Старорежимье какое-то…

Николай весело засмеялся. Лежавший на верхней полке солдат, имени которого он еще не знал, откликнулся:

– Неправильные твои разговоры, Семен.

Вообще на флоте…

Семен перебил:

– На флоте не как в пехоте. Поговорка есть

такая: пехота, не пыли!

И началась взаимная подначка. На нее моряки особенно мастера, но и солдат за словом в карман не лез и любил говорить складно.

– Флоту без пехоты не взять вражьи доты.

Семен парировал:

– Доты… Видали мы их в Финскую кампанию да такие, что покрутилась бы эта самая пехота вокруг дота без флота.

– Флотский, известно, до тех пор бахвалится, пока в море не свалится.

– Флотский моря не боится. Пехоте море – горе.

Эта веселая словесная перепалка кончилась ужином, потом все вместе затянули:

Споемте, друзья, ведь завтра в поход Уйдем в предрассветный туман.

Споем веселей, пусть нам подпоет

Седой боевой капитан…

У Беломорска поезд обстреляли немецкие самолеты. Убитых не было, но путь впереди оказался разрушенным. Пассажиры пошли до города пешком.

На вокзале Николаю пришлось просидеть полсуток: ждал поезда на Вологду.

Петр и Семен ушли в продпункт получать по аттестатам паек. Солдат, которого звали Иваном, и Николай сидели в уголке зала ожидания.

Николай все время думал о матери: что с ней случилось? Она прихварывала часто, жаловалась то на голову, то на сердце, но никогда не болела подолгу и серьезно.

Заметив, что Николай невесел, Иван, взяв его за подбородок, сказал:

– Подними до места нос, а то он у тебя повис, как гюйс [10] в штилевую погоду.

Николай поднял на солдата глаза. Откуда У него взялось столько морских словечек?

– Чего уставился? – спросил Иван.

– Откуда же вам знать, что такое гюйс?

– Гм… А ты думаешь, что в пехоте не может

быть моряка? А если потребуется, чтоб моряк помог пехоте на суше?

– Так вы моряк?

– Самый доподлинный. Электриком я на корабле плавал. Вот…

Иван развязал вещевой мешок и достал бескозырку с муаровой гвардейской ленточкой.

– А почему вы не носите ее?

– Приеду домой – надену. А пока что вот только это не снимаю…

Иван расстегнул ворот гимнастерки, и Николай увидел сине-белые полоски тельняшки.

– Почему вы не сказали тогда, в вагоне?