Код Атлантиды - Павлоу Стэл. Страница 75

– Вы будете не один, – перекрикивая рев двигателей, объяснял Гэнт. – И вы, и все остальные. Прыжки вдвоем – совершенно обычное дело. Ваш напарник лейтенант Ройбэк. Он позаботится о том, чтобы парашют открылся. Все, что от вас требуется, это пристегнуться к нему – иначе могут быть неприятности.

– Ну, не знаю, – простонал Скотт, как будто у него еще оставался какой-то выбор. – Тысяча футов? Это ведь чертовски низко, верно?

– Такова минимальная высота, требуемая для раскрытия парашюта, – уверенно заявил Ройбэк. – С такой высоты прыгают начинающие. Ну, знаете, те придурки, которые любят бросаться с крыш. Не беспокойтесь, профессор. В воздухе вы пробудете недолго. Все закончится через десять секунд. Не успеете и глазом моргнуть, как окажетесь на земле.

– Этого-то я и боюсь.

– Запомните главное, – продолжал Ройбэк, беря лингвиста за руку и отводя в сторону для инструктажа, пока Гэнт представлял напарника Саре. – При ударе согните ноги. Не держите их выпрямленными – можете что-нибудь сломать. И не разводите в стороны. Вот так, видите? Потом сложитесь и откатитесь.

– В какую сторону?

– Это я вам скажу уже на месте. При ударе я вас освобожу. Вы падаете на бок и перекатываетесь. Когда захотите остановиться, выбрасывайте в стороны руки. Знаете, что такое перенос энергии, да? Больно почти не будет.

– Вы слишком часто повторяете слово «удар», – пожаловался Скотт.

Стоящий у соседнего иллюминатора Мейтсон молча наблюдал за уходящими ледовыми полями – самолет развернулся и уходил теперь в глубь материка. Всего пару недель назад он видел только донный лед, хаотично движущиеся кристаллы, образующиеся в бурной воде, сбивающиеся вместе в длинные полосы, похожие на нефтяную пленку. Сегодня картина была другая: блинчатый лед быстро сбивался в ледниковый щит. Блинчатый лед формировался в области неспокойных вод; некоторые пласты его достигали десяти футов в поперечнике и походили на гигантские ледяные кувшинки для гигантских ледяных лягушек. По мере приближения зимы эти пласты сбивались вместе и в конце концов смерзались, образуя бескрайние поля.

Но сейчас это все уходило, удалялось, сменяясь голыми, негостеприимными снежными равнинами, обдуваемыми жестокими ветрами, порывы которых время от времени устремлялись вверх и злобно встряхивали самолет.

Впереди скоро должен был показаться хребет Трансантарктических гор. Между ними лежали Сухие долины, места столь засушливые, что там никогда не идет снег, потому что любая попадающая в воздух влага моментально застывает, и умершие существа подвергаются сублимационной сушке. Температура здесь периодически падает до минус 52 градусов по Цельсию, и земля промерзает на глубину в полмили. Природно-климатические условия настолько экстремальны, что НАСА регулярно тестирует здесь свои роботы-зонды перед отправкой их на Марс.

Место это вселяло в Ральфа Мейтсона ужас. В Антарктике жизнь человеческая не просто ничего не значит, она совершенно неуместна.

Кто-то сунул ему в руку чашку горячего чая. Морские пехотинцы раздавали дымящийся кофе и батончики «Марс».

– Пейте как можно больше горячего. Это поможет сохранить тепло. Но за час до выброски рекомендую посетить туалет. В ближайшее время такого комфорта вам никто не предложит. Если захотите сделать пи-пи на земле, то помните, что жидкость там замерзает на лету. И если не поступит других распоряжений, вам придется подбирать отходы своей жизнедеятельности и таскать с собой. В Антарктике не мусорят. Ешьте высококалорийную пищу. Путешествие по снегу требует больших затрат энергии – вы к такому не привыкли. Батончики «Марс» хороши, потому что в них много глюкозы. Имейте в виду, что там, внизу, у вас будет только то, что вы возьмете с собой и что мы сможем раздобыть у китайцев.

Десять морских пехотинцев, в полном снаряжении и готовые к выброске, спокойно поглощали шоколадки и пили горячий кофе, болтая о мелочах и даже подшучивая друг над другом, как будто их ожидала легкая прогулка, а не рискованная операция на чужой территории.

– Мы окажемся в потенциальной зоне боевых действий, – негромко продолжал Ройбэк. – Забудьте про «есть, сэр», про начищенные сапоги – мы не на смотровом плацу. Скажу откровенно, мне чертовски страшно. И если мне не будет странно, это должно вас насторожить. Желания стрелять в кого-то у меня не больше, чем у вас, но разница между нами в том, что такова моя работа.

Прежде чем проглотить горячий, сладкий напиток, Мейтсон вдохнул поднимающийся над кружкой теплый пар.

– Ладно, – сказал он, поднимая стоящий у ног ноутбук. – Нам предстоит провести еще три часа в этой жестянке. Давайте поработаем.

– Вы это пытаетесь расшифровать?

Скотт поднял голову и буркнул что-то неразборчивое. Он сидел у подрагивающей зеленой переборки, вцепившись одной рукой в волосы и сжимая в другой фотографии с символами из Атлантиды.

– Извините, – сказал Ройбэк, отступая в сторону и разворачивая еще один батончик «Марса». – Наверное, вам лучше не мешать.

Скотт заставил себя встряхнуться и, пригласив молодого офицера сесть рядом, протянул ему один из снимков.

– Взгляните, если хотите, – предложил он и, оглядевшись, спросил: – Кому-нибудь из вас есть за тридцать?

Ройбэк ухмыльнулся.

– Военные выбирают себе молоденьких, сэр.

Странные иероглифы вовсе не смутили лейтенанта, что немного удивило Скотта. А очевидное внимание, с которым лейтенант принялся рассматривать загадочные письмена, даже оживило отчаявшегося лингвиста.

– Те самые, верно? – спросил Ройбэк, указав на пришпиленный к фотографии листок с изображением трех горизонтальных линий, средняя из которых состояла из символов.

– Верно.

– А что это за цифры вверху?

– Когда стараешься прочитать язык, то сначала присваиваешь каждому знаку какое-то число, по своему усмотрению. Потом сводишь текст к серии чисел и пытаешься найти в них модель, – объяснил Скотт. – Мы называем это первой стадией восстановления. Здесь строка текста, сведенная до чисел. Дальше я не продвинулся.

– А цифры внизу? Тоже какой-то текст?

– Нет, – сказал Скотт и коротко объяснил, какую надпись они обнаружили внутри кристалла.

– Понятно, – кивнул Ройбэк. – Теперь мне ясно, что вы сделали. Превратили текст в числовую последовательность. Но при этом никакие комбинации не дали совпадения с числовой последовательностью.

– Именно так. Вы что-нибудь здесь видите? Знакомы с дешифровкой?

– Ну, вроде как… – признался Ройбэк. – Помните, мы поддерживали с вами связь, когда вы были в Женеве? Я был тогда на проводе. Как раз перед Рождеством пришлось заниматься на курсах по шифровке и расшифровке информации.

Вон оно что, подумал Скотт и снисходительно кивнул.

– Ага, компьютерные коды. Да, не хотелось бы вас огорчать, но здесь совсем другое – это язык. Не код, а язык.

– Что в некоторых отношениях лишь облегчает нашу проблему, сэр, – бесстрастно ответил лейтенант, даже не заметив, что только что нанес серьезный удар по репутации лингвиста в глазах его коллег. Сара и Новэмбер прыснули от смеха. Ройбэк бросил на них смущенный взгляд. – Если мне, конечно, позволительно так сказать, сэр. Не обижайтесь.

– Я и не обижаюсь. – Скотт распечатал батончик и, откусив добрую треть, продолжал уже с набитым ртом: – Итак, расскажите, почему, по-вашему, с языком иметь дело легче.

– Ну, прежде всего, логично предположить, что никто не пытался скрыть информацию. Вероятнее всего, в тексте содержится некое предупреждение из прошлого, и в таком случае авторы его должны были оставить ключи, чтобы облегчить расшифровку.

Казалось бы, мысль совершенно элементарная, но Скотт знал – в том, что говорит лейтенант, есть смысл. Может быть, ему давно было нужно изменить подход к проблеме, не ограничивать анализ только лингвистикой.

– Криптография, – добавил Ройбэк, – это шифровка и расшифровка. Значит, вам нужен ключ. Вполне вероятно, они сознавали, что время само по себе, естественным образом зашифрует текст, что оригинальный язык изменится, а поэтому взяли в качестве ключа что-то неподвластное времени.