Корона Солнца - Павлов Сергей Иванович. Страница 9

Акопян сидел на полу, обхватив голову руками.

— Мне кажется, — заговорил он, потирая ушибленные места, — мы сравнительно легко отделались. Вот только от чего, не знаю… Вы не подскажете, Веншин?

— Между прочим, я первый раз в этом районе, — невесело отшутился Веншин. На лбу его кровоточила ссадина.

— Ну а все же?.. — поддержал Акопяна Шаров. Он сидел у навигационного пульта, выверяя курс. — Может быть, прозевали протуберанец или какой-нибудь внеочередной выброс?

Настойчивость Шарова производила неприятное впечатление. В этом «мы прозевали» звучал плохо скрытый укор, потому что прозевать могли только я и Веншин, и в основном Веншин. Вопреки ожиданию, он не смутился и ответил так, как привык отвечать, — обстоятельно и подробно:

— Масса вещества протуберанцев занимает колоссальный объем, и гравитометры отметили бы завихрения гравитационного поля еще задолго до того, как прозвучал сигнал опасности. Однако мы стали свидетелями…

— Жертвами, — поправил Акопян, ощупывая разбитый нос.

Веншин посмотрел на него невидящими глазами:

— Я думаю, сейчас мы нуждаемся в более или менее приемлемой рабочей гипотезе, которая помогла бы нам разобраться…

— Сейчас вы больше нуждаетесь в медицинской помощи, — не выдержал я. — Вы и Акопян обязаны уделить мне несколько минут.

Веншину я наложил биомидную повязку. Акопяну, кроме того, пришлось сделать рентгеновский снимок лицевой части черепа. К счастью, мои опасения оказались напрасными.

— Продолжайте, — сказал Шаров, когда все процедуры были закончены. — Итак, вы считаете, что происшествие не связано с эруптивной деятельностью Солнца?

— Увы, только предполагаю.

— Понятно… Ну и что вы предлагаете в качестве рабочей гипотезы?

Я болезненно ощущал подоплеку этой атаки. Дескать, мы, звездолетчики, ведем корабль туда, куда требует твоя астрофизика, рискуем головой в интересах этой самой астрофизики. Потрудись же в таком случае по возможности правильно определить характер мели, на которую мы наскочили, пересмотреть свою астрофизическую лоцию с тем, чтобы избавить нас в дальнейшем от подобных неприятностей. Шаров, безусловно, прав. Но и Веншин не заслужил, чтобы его подгоняли, как школьника. Обстановочка!..

Веншин исподлобья оглядел всех по очереди.

— Это была небольшая планетка или солнечная луна.

— Н-да… — первым заговорил Акопян. — Истории известны случаи, когда планеты открывались с помощью гусиного пера, но я впервые слышу, чтобы такого рода открытия были основаны на изучении собственных синяков и шишек. Нам остается придумать имя для новой планеты… Стоп, нашел! Веншиния! Звучит? Или, может быть, Глебия?

— Акопяния, — предложил Веншин. — Так, помоему, лучше.

— Почему бы и нет? Польщен и тронут.

— Подождите, — остановил их Шаров. — Ты хочешь что-то сказать, Алеша?

— Да, мне кажется, я успел включить съемочную аппаратуру модулятора…

— И ты молчал до сих пор?! — удивился Веншин. — Немедленно готовь запись к просмотру!

Экраном для демонстрации магнитных фильмов служил вогнутый потолок салона. Запрокинув головы, мы застыли в ожидании. И вдруг — словно раздвинулся занавес — мы увидели: клубящиеся струи раскаленных газов медленно сплетались в грандиозные букеты махровых гвоздик. Огненное великолепие! Каждый раз, оказываясь лицом к лицу с Солнцем, я чувствовал себя взволнованным и восхищенным. На огненном фоне появился темный диск. Веншин привстал. Диск быстро увеличивался в размерах, слегка покачиваясь из стороны в сторону, и, наконец, закрыл собою экран.

— Фильтр! — крикнул Веншин.

Я понял, что он имеет в виду, и мгновенно отключил предохранительную систему, ослабляющую яркость. Прежде чем изображение исчезло, мы успели разглядеть слабосветящийся красноватый шар.

— Поздравляю, — сказал Шаров. — Вы действительно открыли новую планету.

— Так-то оно так… — задумчиво ответил Веншин, запуская пятерню в свои редкие белокурые волосы. — Но эта проклятая… луна существует вопреки всем законам небесной механики.

Акопян мастерски изобразил на лице горестное недоумение:

— Вы хотите закрыть только что открытую планету?

— Нет, зачем же закрывать? Напротив…

— Издеваетесь, да?

— Это — неустойчивое образование! — высказал я догадку.

— Верно, Алеша, — поддержал меня Веншин. — Те из метеоритов, комет или даже небольших астероидов, которые в силу каких-то причин потеряли устойчивую орбиту, могут оказаться пленниками Солнца. Это известно давно. Следовательно, нет ничего сверхъестественного в том, что Солнце время от времени создает для себя из этого материала недолговечные игрушки наподобие той, которую нам посчастливилось только что встретить. Высокий процент содержания железа и никеля хорошо объясняет мощь гравитационного поля этой луны. Верны ли наши предположения, нам предстоит выяснить.

— Уж не хотите ли вы организовать погоню? — спросил Акопян.

— Именно так.

Мне показалось, что Акопян побледнел.

— Веншин, оставьте луну в покое.

— Мы обязаны детально изучить солнечный феномен.

— Несокрушимая логика! Но вы никак не объяснили резкого повышения напряженности электростатического поля. А ведь это опасно…

— Поздно спохватились. Об этом нужно было думать на Меркурии…

— Намек понятен, отвечаю: я готов. Ешьте меня под соусом ваших идей, закусывайте протуберанцами. Думаете, за себя испугался?

Шаров знакомым жестом погладил подбородок. Все трое уставились на меня.

— Мы напрасно теряем время, — сказал я, пожимая плечами.

Глаза Шарова на секунду прищурились, потом вдруг стали жесткими и холодными.

— Добро! — сказал он медленно, но веско, и в этом слове, тяжелом, как удар молота, обозначилась сила его внутренней собранности. — Маневр сближения поручаю Акопяну. Веншин берет на себя программу научных наблюдений. А вам, Морозов, надлежит собрать в контейнер дубликаты исследовательских материалов для отправки их в сторону Меркурия.

Командир впервые назвал меня по фамилии…

Я недоумевал: зачем Шарову понадобилось вручную тащить контейнер так далеко, если люк шахты подъемника находился прямо в салоне. Закованные в защитные скафандры тяжелого типа, мы выволокли толстый блестящий цилиндр в переходную камеру. Пока нагнеталась аргоновая атмосфера, я с интересом разглядывал зеркальную фигуру командира: огромные плечи, мощная, слегка сутулая спина, вместо головы — плавно сливающийся с плечами бугор, вместо глаз — продолговатая щель перископа. Какое-то фантастическое чудище! Промелькнула жутковатая мысль: а что, если это не Шаров? Что, если рядом со мной стоит бездушный, таинственный робот?.. Я рассмеялся. Смех прозвучал хрипло и не очень уверенно.

Тяжелый щит медленно съехал в сторону.

— Пойдемте, Морозов, — слышу я голос Шарова.

После привычной тесноты салона внешняя полость корабля кажется удивительно просторной. Еще бы: шаровидный салон занимает здесь столько же места, сколько грецкий орех в глубокой тарелке. Все остальное пространство заполнено агрегатами противорадиационной защиты. Словно лопасти гигантской турбины, закрученные в одну сторону, разметали свой широченный размах спирально-вогнутые металлические крылья, красные от жара едва ли не на половину длины. В промежутках между крыльями виднеются отдельные участки внешнего корпуса корабля. Раскаленный корпус излучает довольно яркий свет. В разных направлениях змеятся широкие ленты теплопроводов, нарушая четкую геометричность систем многочисленных трапов, балок, труб и шахтных стволов. В специальных углублениях тускло мерцают верхние диски лямбда-преобразователей. Это благодаря им «Бизон» окружен защитным полем, обезвреживающим яростный натиск солнечной радиации. От их безупречной работы зависит успех экспедиции.

Кружным путем мы выходим к стволу подъемника. Я закладываю контейнер в камеру, и Шаров нажимает рычаг. Все. О дальнейшем пути контейнера позаботятся автоматы. Слышно, как аргоновый вихрь уносит камеру вверх по стволу к широкому конусу почтового корабля. Взвыли сервомоторы, огромный конус тронулся и плавно двинулся по рельсам. Через минуту «почтальон» умчится в сторону Меркурия, и там его встретят корабли-перехватчики… Я вздрагиваю от пронзительного крика сирены. Мне кажется, что в крике машины, вдруг зазвучавшем в этом царстве багровых отблесков, я улавливаю тягучие ноты прощания, жалобы…