Неуловимый прайд - Павлов Сергей Иванович. Страница 11

Леонид сел.

— Стратег, — сказал он. — Ну, допустим, ты прав. Но почему не работают «Физлеры»?

— Не знаю. — Крамер устало провел ладонью по лицу. — То есть, я знаю, почему не работают «Физлеры». Потому что Рой нестабилен, в нем все время идет какая-то странная перегруппировка масс и геометрических объемов. Но я не знаю, почему это происходит и, главное, как. Я пытался выяснить причину странного явления, уловить его закономерность. Я работал, как лошадь, надеясь, что к твоему прибытию успею построить его логическую модель… Ничего я не успел. Совершенно запутался и ничего больше не понимаю. В голове манная каша и ни одной дельной мысли…

— Конечно. Ты утопил свои мысли в кофейной цистерне. Так говоришь, внутри «камбалы» происходит смещение масс и объемов?

— "Камбалы"?.. — Крамер присвистнул. — Да, ведь ты же ничего еще не знаешь…

— Ты уже забыл, по чьей это милости? — Леонид поднялся. — Стратег.

— Виноват, — сказал Крамер. Кивнул на экран. — Можешь ознакомиться. Там схема одной из стадий перегруппировки Роя.

Леонид пошел к экрану знакомиться.

Он бегло оглядел экран и посмотрел на Крамера. Крамер кивнул.

— Не сомневайся, — сказал он и постучал себя пальцем в лоб. — Здесь у меня все в порядке. Что делать, если Рой действительно имеет такую форму? Есть и другие, более интересные, но эта форма самая характерная. Форма номер один.

Леонид пробежал глазами ряды математических выкладок, опять уставился на схему Роя. «Камбалы» больше не существовало. На схеме были три группы сгустков. Группы расположены по правилу трехосной симметрии. В каждой группе по три сгустка…

— На выкладки не обращай внимания, — посоветовал Крамер и тоже поднялся. — Это частные случаи перегруппировок Роя. Общую формулу я не…

— Улаф, — глухо проговорил Леонид. — Трижды три… Сколько это будет?

Крамер подошел ближе.

— Трижды три будет девять, — сказал он и почесал за ухом.

Леонид молча разглядывал схему. Крамер тоже уставился на экран. Они постояли рядом. Потом Крамеру надоело, и он сказал:

— Модель кинематическая.

Леонид не ответил.

— Модель кинематическая, — повторил Крамер. Пожал плечами и склонился над пультом.

Сгустки на схеме плавно перегруппировались, и схема приняла новую форму. Затем эту форму сменила другая; схема все время менялась с калейдоскопической быстротой, но плавно; формы иногда повторялись, и чаще других на экране мелькала форма номер один. Как только новая форма входила в стадию завершения, Рой выглядел симметричным, и в нем было непременно девять сгустков…

— Вот видишь, — сказал Крамер. — Разве «Физлеры» могут нормально работать в таких условиях? Это не «камбала».

— Вижу, — сказал Леонид.

— Я не мог найти общую закономерность перегруппировок масс и объемов. Пока не будет «Физлерам» новой программы, нам не угнаться за текучестью форм. Как было все просто, когда была «камбала»!..

— Понятно, — сказал Леонид.

— Ты думаешь, я не пробовал сбить Рой в однородную кучу «Слонами»? Пробовал. После этого Рой научился переливаться из одной точки пространства в другую.

— Научился?.. — спросил Леонид.

Крамер пристально посмотрел на него. Леонид следил за игрой схематических форм. Крамер сказал:

— Я промоделировал всего лишь несколько стадий. Это уже идет повторение. А вообще-то нет им числа… — Он потянулся к пульту.

— Пусть идет, — остановил его Леонид. — Каков временной интервал изменения форм?

— Около двенадцати часов. За каждый оборот вокруг планеты — новая форма. Или мы научимся предсказывать форму Роя хотя бы на один оборот вперед, или…

— Да, — сказал Леонид. — Хорошая была система «Физлер». Жаль…

— Ты что!.. — ошарашенно выдохнул Крамер. — Хочешь так просто отказаться от родного детища?!

— Отчего же «просто»? С глубочайшим прискорбием.

Леонид побрел к противоположной стене зала, широкая стеклянная площадь которой была частью прозрачного фасада здания, и посмотрел на город с высоты тридцатого этажа. Искусственные солнца были погашены, и город утопал в разноцветном море огней праздничной иллюминации. Сегодня даже купола энергетических станций, видневшиеся за вершинами хребта, были разукрашены ярко-зелеными полосами. На вершине здания Администрации пылала огромная пурпурная цифра 20.

Леонид услышал рядом шумное дыхание Крамера.

— Значит, так… — проговорил Крамер. — Значит, вся моя трехмесячная работа Юпитеру под хвост? Так понимать?

— Нет. Понимать так, что поработал ты очень полезно. Спасая систему «Физлер», ты доказал ее нежизнеспособность. Маккоубер прав: Проект вступил в какую-то новую, неожиданную для нас стадию своей технологической эволюции. Мы рассчитывали, что дело закончится сравнительно стабильной «камбалой», и придумали для нее «Физлеры». Дело закончилось Роем и этой вот калейдоскопной свистопляской… — Леонид, не оглядываясь, показал через плечо в сторону экрана. — А может быть, даже еще не закончилось. Будем мужчинами, Улаф. Очевидно, от нежизнеспособной системы надо отказываться и немедленно браться за поиски чего-то принципиально нового. Давай трезво оценивать ситуацию. «Камбалы» больше нет, «Физлеров» нет. Есть Рой и есть общечеловеческая потребность успешно развить Ю-Проект. Нужны идеи.

— Нет у меня идей! Понимаешь? Стал бы я спасать систему «Физлер», если бы у меня была хоть одна самая малюсенькая идейка!.. Нет их у меня!

— Идеи будут, — спокойно сказал Леонид.

— А, — сказал Крамер. — Ну это другое дело.

Они помолчали. Стоя рядом, почти касаясь друг друга, смотрели на город. Леонид спросил:

— Скажи мне, Улаф… Ты когда-нибудь видел необычные «космические» сны? Будто ты на незнакомой планете и будто это очень реально?..

— И будто я в плену у трехголовых аборигенов, и будто прекрасная дочь вождя этого племени освобождает меня, и будто мы влюбляемся друг в друга с первого взгляда, и я теряюсь, не зная, в какую голову мне ее целовать. Ты мне зубы не заговаривай. Что будем дальше делать с Проектом?

— Прежде всего нужно выяснить, что по этому поводу думал сам Маккоубер. О состоянии Проекта он знает нечто такое, чего пока не знаем мы.

— Один момент!

Крамер сбегал к своему рабочему столу и быстро вернулся, протягивая Леониду ключ. Леонид взял.

— От сейфа Маккоубера, — пояснил Крамер и демонстративно отряхнул руки ладонь о ладонь. — Покопайся в его отчетных бумагах и увидишь, что он знал, а чего не знал.

— Ты копался?

— Я слишком ценю свое время. Меня больше интересует сам Рой, чем то, что думает о нем Маккоубер.

— А я думаю… Пока ты изучал динамику Роя, Маккоубер заглянул глубже, в самую суть проблемы. И то, что он там увидел, заставило его принять решение уйти из Проекта. Ты хорошо знаешь, что значит для Маккоубера уйти из Проекта. И если он не мог не уйти… — Леонид повертел ключ и спрятал в карман. — Ладно. Бумаги я, разумеется, посмотрю, но потом — это долгая песня. Мне кажется, есть более короткий путь.

— Не обольщайся. Рой — крепкий орешек.

— Рой — бренное тело Проекта. Душа Проекта — Маккоубер.

— К черту Маккоубера! — взорвался Крамер. — Душа Проекта ни разу даже не полюбопытствовал, чем мы тут занимаемся без тебя! Неужели ты близорук и не видишь, что Маккоубер выдохся?!

— Прекрати. Это был крупный ученый.

— Вот именно — был! Последнее время мы работали, в сущности, без его руководства. Это я никому не в упрек, но объективности ради. Мне неприятно говорить такое за спиной Маккоубера, но ты меня вынудил на откровенность.

— Другими словами, ты думаешь, что причина теперешних затруднений…

— Нет уж, уволь, — перебил Крамер. — Я не обязан думать об этом. Ты обязан, ты у нас теперь Маккоубер. Вот ты и думай.

По вершинам хребта прошелся прожекторный луч. Очевидно, прожектор направили с осветительной башни главного космодрома. На вершинах искрился лед, и это было как напоминание о том, что за пределами городской атмосферы царит лютый космический холод. Крамер посмотрел на Леонида сбоку, подышал на стекло и потер его рукавом, хотя стекло было чистым.