Волшебный локон Ампары - Шарова Надежда. Страница 14

Наверху — утопающая в цветах обширная смотровая площадка. Ветерок над обрывом, шум кипящего внизу прибоя. Запоздалый турист даже не видел, как провалился в свою красно-желтую преисподнюю красно-коричневый дефинитор печатного изобилия. Привыкая к головокружительным запахам местных растений, Кир-Кор смотрел с высоты гранитного выступа на огоньки в проливе между пирамидальным островом Контур и плоским его соседом. Пролив был виден отсюда как на ладони: туристская флотилия рекой искрящихся самоцветов обтекала застывшую на рейде скромно иллюминированную «Пацифику». Огни «Алмаза» покачивались в открытом море. Суденышко успело выполнить маневр под парусом и взять курс в нужном направлении. Наблюдая за ходом катамарана, Кир-Кор обнаружил, что все еще продолжает ощущать ауру Марсаны. Свет звезд переливался на гладких спинах ленивых волн ртутным блеском, из глубины пробивались наверх пятна таинственной люминесценции — вид ночного моря завораживал. Способность к аурическому дальнодействию природной пси-эманации Марсаны интриговала. Слишком редкая среди землян способность…

Он перевел зрительное восприятие в область пиктургии инфракрасного диапазона. Море сразу стало другим. Не море — пустынная переливчато-коричневая плоскость. Такое море не могло завораживать, зато теперь он легко разглядел на фоне пустынного однообразия уходящее судно, вертикальную красную черточку на борту, угадал в ней фигуру Марсаны и адресовал ей ментальный оклик. На ответ он почти не рассчитывал. И напрасно. Ответом был дикий всплеск совершенно неорганизованного ментаполя. Он ничего не понял (кроме разве того обстоятельства, что управлять своим ментаполем Марсана решительно не умеет), однако успел зафиксировать особенности ее ауро-модуляционной стихии. Другими словами, успел настроиться на чужой камертон (так пламя свечи, вспыхнув, избирает своим камертоном фитиль). Теперь он должен был попытаться использовать камертонный эффект для импринтинга. Для запечатлевания. Для аурического запечатлевания. Коль скоро она ответила на оклик, имелось вероятие того, что импринтинг может состояться. Вероятие мизерное и вдобавок напрямую связанное с происхождением. Имеется в виду дигейская ветвь генеалогического древа… А вдруг.

Внимание случайного прохожего наверняка привлек бы застывший у парапета рослый человек в рубахе, украшенной светящимся биоценозом верхней юры. Человек очень сосредоточенно (как и подобает внимательному наблюдателю) вглядывался в темноту открытого моря… закрытыми глазами. Что видит он сквозь плотно Сомкнутые веки? «Да, — спросил себя Кир-Кор, — что же я вижу?..» Он никак не мог определиться в пространстве зрительного поля Марсаны. В темной, овальной (подобно очертанию глаза) вселенной виделось нечто округлое, еще более темное, кое-где пронизанное лучистыми звездочками проблесков… Аура Марсаны, увы, не обладала поисковой реактивностью — дикая и потому беспомощная, как младенец, аура, и наивно было бы ждать от нее осмысленной пиктургии. Даже в ответ. С другой стороны, чтобы младенец мог развиваться нормально, с ним надо общаться. Бережно, не пугая. Для начала, к примеру, совместить спектры зрительных восприятии в инфракрасном диапазоне. (Чем длиннее «фитиль» — тем ярче охватное «пламя», избравшее своим камертоном «фитиль» чужой ауры.)

Кир-Кор, не зная еще, что из этого выйдет, мягко задействовал пиктургический резонанс и тут же вызвал в себе специфическое состояние, грубой аналогией которого можно считать физическое состояние брошенной в воду сухой губки.

В овальной вселенной зрения Марсаны что-то произошло. Что-то сдвинулось, словно сошла пелена, округлая темнота приобрела коричневатый оттенок, а верхняя часть овала заметно побагровела. Кир-Кор чуть усилил резонансный нажим и резко расширил спектры основных восприятии. С внезапной ясностью он увидел вверху подсвеченную багрянцем палубу катамарана и на несколько мгновений потерял ориентировку в пространстве. То ли палуба оказалась над головой, то ли сам завис над палубой вверх ногами… Подрабатывать пиктургический ракурс он не решился — оставил как есть.

Из каюты вышла вверх ногами вишнево-красная фигура с каким-то свертком в руке. Послышалось шипение баллончика — сверток уродливо вспух, прилип к перевернутой Палубе вогнутой глыбой. «Пневмокресло», — понял Кир-Кор.

Возглас Марсаны:

— Матис!..

— Что случилось?

— С тобой! Посмотри на себя! О небо!.. Взгляни на свои руки!

Матис, помедлив, спросил:

— Что я должен видеть на них в темноте?

— Ты светишься, как раскаленный идол из металла!

— Да?.. Как Молох?

— Смотри, и с морем что-то случилось!.. Неужели не видишь? Красновато-коричневое и кое-где прозрачное в глубине… И звезды какие-то странные…

— Позволь… а с тобой ничего такого?.. — обеспокоился вишнево-красный Матис-Молох. Действительно, непривычное и, наверное, жутковатое зрелище для Марсаны. — Ты сядь, пожалуйста, сядь.

— Мне надо сесть, — согласилась Марсана. (Пневмокресло дернулось, исчезло, и вместо него Кир-Кор увидел у себя над головой протянутые к бортовому канату длинные, налитые пурпурным свечением ноги.) — О, смотри, и я с огоньком! — Она растерянно рассмеялась. И тут же оборвала смех.

— Перегрелась на солнце? — предположил озадаченный капитан.

— Ничего подобного. А вот если… Может, внушение?

— Откуда?

— Мне кажется, все это — результат общения с Кириллом. Есть в нем что-то такое… магическое.

— Ты это как-нибудь ощутила? — с тревогой спросил светящийся Матис. Присел на корточки (словно приклеился к перевернутой палубе головой вниз, как летучая мышь), положил рядом спикард. На багровом лице — рубиновые яблоки глаз.

— Перед тем как все вокруг покраснело, я очень явственно слышала свое имя. Будто голос Кирилла… И после этого… так странно… Может, я сошла с ума?.. Чувствуешь? Умопомрачительно пахнет левкоями… Нет, аромат пуэрарии.

— Пуэрарии!.. — протянул Матис. — П-понятно…

— Что «понятно»? Ох, ну и вид у тебя!

— Это тебе, кузина, привет с Театрального.

— Какой еще привет?

— Аурический. Псиманация…

— Чуточку бы яснее, кузен!..

Матис молчал.

— Взялся говорить — договаривай!

Матис молчал.

— Помнится, ты осмотрел его стетосканом. И что же?..

Матис упорно молчал.

— Что? — настаивала Марсана. — Два сердца? Ганглии кислородной абсорбции? Сателлитовый надселезеночный суперганглий? Что?!

— Ничего, — сказал Матис. — Кирилл был непроницаем.

— А стетоскан твой в порядке?..

— Думаю, да.

— Поворачивай на Театральный, — тихо распорядилась Марсана. — Почему ты мне ничего не сказал?

Матис молчал.

— Я сказала, поворачивай! Или хочешь, чтобы я самостоятельно, вплавь?

— Нет, — выдохнул Матис. — Не надо. Не заводись. Даже если он действительно грагал…

— О, я безмозглая водоросль! — простонала Марсана. — С первого взгляда было заметно, что он не просто дигеец!..

— На твоем месте я сперва поразмыслил бы, зачем он так стремился на Театральный.

— Знаю зачем. Догадалась. Не настолько же я водоросль! Увы, там его ждет мощное разочарование.

— Это его забота, — сказал Матис. — Его. Понимаешь?

Теперь помолчала Марсана.

— Обезоружил ты меня своей правотой, — наконец признала она.

— Ты умная женщина, — с грустью в голосе резюмировал Матис.

— Я талантливая. Так талантливо усложнять себе жизнь…

— Поэтому я обязан рассказать тебе одну вещь, которая… либо излечит тебя…

— Продолжай. Либо?..

— Либо усложнит твою жизнь еще больше.

— Я слушаю.

— Слушать легко, а вот говорить… Я обещал твоей матери не говорить тебе этого. По крайней мере, еще три года.

— Матис, ты меня ужасно заинтриговал.

— Ей хотелось, чтобы ты не знала этого вообще.

— По крайней мере — до своего тридцатилетия?

— Да.

— При чем здесь мой будущий юбилей?

— А позже эта сокрытая информация не будет иметь для тебя прикладного значения.

— О, мой интерес вырос втрое! Ты решился нарушить табу самой обожаемой из своих многочисленных теток!..