Волшебный локон Ампары - Шарова Надежда. Страница 89

11. ПЛАНАР

Красочный разгул гиперпространственной аномалии — шизантеры. Черные росчерки в море пурпурного, желтого, серебристо-белого и голубого огня. Серебристо-белые с алмазными блестками и алые пламена свертывались в двухцветные валы-рулоны и, конвульсивно вздрагивая, наваливались на желто-красную зыбь — трепетно растекались среди огненных вихрей. Голубые кольца и вспышки яростно-голубого сверкания подсвечивали края аспидно-черных воронок, бешено вращающихся в пурпурно-золотистой кипени пылающих мальстремов…

Черные росчерки, как автографы жуткой, потусторонней ночи, усиливали натиск, вспарывая во всех направлениях светоносный хаос. Это было опасно. Даже слишком опасно. Очень неприятно, когда шизантера лопается неожиданно, и еще хуже, когда коллапсирует: ее может вывернуть где-нибудь в безвыходные глубины чужих пространств неестественных измерений. «Стоп детод! — мысленно скомандовал Кир-Кор фазово-силовой системе лювера. — Батод — на контрмениск, матод — на форсаж!» И замер в ожидании результата.

Лювер встряхнуло толчком, сут отозвался протестующей дрожью; пилот отчетливо слышал тревожный перестук обоих своих сердец…

Как-то при обустройстве очередного мемориала на «заочном» некрополе один из грагалов мрачно сострил в плане того, что население Новастры можно поделить на три примерно равные категории — живых, мертвых и промежуточных. К последним остряк относил, разумеется, дальнодеев. Нельзя сказать, чтобы эта жестокая шутка укоренилась в новастринском обиходе, но дальнодеи иногда вспоминают ее при входе в область гиперпространственной аномалии и гораздо чаще — при выходе. А все из-за того, что, сунувшись в шизантеру, никогда не знаешь заранее, куда тебя вынесет при выходе из гипра в нормальное пространство. В нопр из гипра (на сленге дальнодеев) через шизантеру выносит, бывает, в такие неуютные места нашей Галактики, откуда к родным пенатам не возвращаются даже в виде пепла. Разве что — в виде звездного света через тысячи лет. Поэтому при выходе в нормальное пространство — повышенное сердцебиение. Страх? Может быть. Но страх своеобразный — как у игрока в русскую рулетку. У опытного дальнодея страх изрядно приглушен привычкой к риску и неизменной надеждой на очередное везение… До сей поры везло ведь всегда, а дальше — видно будет…

Кир-Кор увидел звезды, улыбнулся им. Погасил батод и вывел из форсажного режима матод (эпиплазменный вихрь, обеспечивающий жизнеспособность лювера). И на этот раз повезло, хотя шизантера была чрезмерно активной и пугающе необычной.

Место выхода в нормальное пространство оказалось удачным во всех отношениях. И на редкость красивым. Над головой — колоссальный (в половину пространственной космосферы), невыразимо роскошный зонт из множества крупных и мелких звезд — красных, желтых, изжелта-зеленых, оранжевых, золотисто-белых, инфракрасно-туманных. Обездвиженная картина праздничного фейерверка… Ближе к краям «зонта» — крупные, налитые лучистой энергией самоцветы, ближе к зениту — богатая россыпь бриллиантов помельче. «Идеальный финиш, — поздравил себя Кир-Кор. — Периферия большого шарового скопления не слишком горячих звезд». Крупнейший из самоцветов разглядеть как следует он пока не мог, но чувствовал энергию его светового давления где-то за левым плечом. Судя по излучению, местное солнце было старой звездой спектрального класса «К» — оранжевый карлик. Непонятно почему, он сразу окрестил его именем Пянж.

Планета, которую ориент-системы лювера высмотрели в противоположной зениту точке — надире, получила предварительный регистрационный код ПБА-18:1000-НКК. Код означал, что новастринский дальнодей Кирилл Корнеев, исполняя в режиме свободного поиска тысячный тревер, обнаружил свой восемнадцатый по порядковому номеру планетарный объект без визуально наблюдаемой атмосферы. Он поздравил себя еще раз, ибо самое ценное, что может найти дальнодей в чужих звездных системах, — бесспорно, планета. Пусть даже она похожа издали на переспелую дыню. Овальную дыню сорта «новастринская канталупа» с золотисто-оранжевой кожурой.

Не всякий, правда, дальнодей способен удовлетвориться голой, как околоземная Луна, планетой. Особенно — дальнодей молодой. Им, молодым, подавай инозвездную цивилизацию. Или хотя бы ее следы. А откуда иноразуму взяться, если даже самая мощная в смысле воображения школа земной философии сильно подозревает, что в Галактике нет никого из «разумно-цивилизованных», кроме наших потомков, наших предков и наших же полиастральных ветвей…

До ПБА-18 было еще далеко. Он взглянул на высвеченный ориент-системами лювера цифро-буквенный формуляр и велел детоду отработать тридцать пять импульсов пунктирного сближения — без выхода на мениск.

Четкая картина обзора смазалась, и несколько секунд перед глазами пульсировала синевато-серая муть. Когда картина прояснилась, он увидел, что лювер завис над краем очень протяженной, уходящей в перспективу медно-красной плоскости. До поверхности ПБА-18 было теперь всего полторы тысячи километров. С такого расстояния, маракас, любая планета — с атмосферой или без — просто обязана выглядеть сфероидом, и никак не иначе!..

Он разглядывал новооткрытый объект, пытаясь уразуметь, почему это вместо обязательного сфероида глаза его видят плоский диск, больше напоминающий старинный медный гонг с изъеденными коррозией краями. Запахло сенсацией!..

Все остальные планетарно-физические характеристики недоумения не вызывали. Объект обладает гравитационным полем, следовательно — материален. Судя по величине ускорения свободного падения на такой высоте, масса его примерно вдвое превосходит массу планеты Меркурий в Солнечной системе. Отражательная способность объекта на разных участках неодинакова, но везде довольно низка (значит, поверхностный грунт заслуживает определения «темный» или «очень темный»). На общем пятнисто-красноватом фоне глазу едва удается выделить весьма невыразительные, невысокие цепочки гор, неглубокие впадины. Все остальное — обширные равнины.

Сильное увеличение существенно не изменило картины ландшафта, лишь добавило резкости плохо различимым с высоты деталям: проступили яснее кое-как подчеркнутые слабыми контурами теней холмы и валы, узкие каньоны соседствующих параллельных трещин — риллей. И еще одна особенность поверхности: не было видно ни экскавационных бассейнов, столь характерных для планет безатмосферного типа, ни оспин ударных кратеров, ни ступенчатых эскарпов. Тысячекилометровые равнины… Да, в отношении рельефа новооткрытый объект скучноват. Если бы это была планета, можно было бы уверенно сказать, что более скучных планет дальнодею Кир-Кору за все его дальнодейское многолетие просто не попадалось. Но плоскость — даже планетомасштабную — нельзя было назвать планетой. Ни планетой, ни планетезималью, ни планетоидом, ни скоплением протопланетного или постпланетного материала. Что касается формы — этот скучный в отношении рельефа новооткрытый объект по праву приобретал статус дива дивного.

Дивному диву он дал название Планар и приказал люверу открыть обиталь. Внутри лювера словно бы промурлыкал кот-великан.

Сут всколыхнула плавная судорога, картина обзора смазалась. Толчок вперед, толчок назад. Ощущение телесной общности с лювером плавно перешло в ощущение общности с челноком.

Медленно вращаясь, сут вышел из обитали в пространство. Восстановился обзор, и пилот получил возможность осмотреть лювер снаружи, что он и сделал в первую очередь. Перед его глазами в такт оборотам сута поворачивался зеркальный корпус разведывательно-поискового фазерета (класс «лювер», тип «одиночка», модель «Озарис»). Поворачивался вместе со всей пространственной космосферой, предъявлял к осмотру то нацеленный на медно-красную плоскость Планара острый, сведенный на конус «менисковый» конец, то широкую, как «юбка» детского волчка, триофазовую муфту преобразователя. Муфта заслоняла местное солнце.

Привычным усилием мысли он велел челноку стабилизироваться относительно лювера. Сут реагировал послушно и быстро: погасил вращение, на секунду застыл, точно легавая на охоте, и, улавливая желание хозяина, поплыл к выступающему из муфты ребру «экваториального» фаздиска — матода. Ниже и выше ребра этой наиболее крупной на фазерете конструкционной детали были заметны краевые ребра еще двух упрятанных в муфту фаздисков меньших размеров — детода и батода. Если б дитя великана из любопытства развинтило и разобрало на части блистающий этот «волчок», под зеркальной броней оно обнаружило бы нечто вроде трех линзовидных маховиков, насаженных на одну веретенообразную ось.