Другая река - Астахова Людмила Викторовна. Страница 40

– Никакой гарантии, хотя очень маловероятно, – сказал эльф как можно мягче. – Пусть Норольд разведется и снова женится на девушке с безупречной репутацией, пусть родит еще одного ребенка. Потому что, если через десять лет выяснится, что Лейнсруд приобрел нового волшебника, а не будущего герцога, станет поздно.

– А что делать с колдуном? Он вот-вот явится за малышкой, а Истинного Имени его мы не знаем.

Норольд приказал добиться от эльфа содействия любыми посулами или угрозами, и Рувин надеялся только на то, что в неведомой душе Ириена победят неистребимое для его расы любопытство и желание докопаться до сути. Или хотя бы жалость к малолетнему ребенку. На второе Рувин почти не надеялся. У эльфов немного иное отношение к детям, чем у людей или, скажем, у орков.

Тем временем эльф плавно перетек из лежачего положения в стоячее, снова заставив лорда Рувина ощутить себя старой неуклюжей каракатицей. Появившееся в молодости чувство острой неполноценности, которое, как ему казалось, он успел удачно изжить за последние четверть века, снова подавало признаки жизни.

– Ладно. Первое, я хочу есть. Второе, отправь в гостиницу к Джажа человека за моими мечами, и третье, для начала нужно поговорить с герцогиней.

– Наедине? – озаботился не на шутку Рувин. По двум первым пунктам возражений у него не имелось.

– Необязательно, – хмыкнул эльф. – Можно совместить беседу с ужином. Только поскорее.

Лорд-советник облегченно вздохнул. Заставить Одэнну остаться наедине с эльфом не смог бы даже Норольд. Нелюдей герцогиня боялась точно так же, как собак, лошадей, летучих мышей, ворон, колдунов, упырей, привидений и покойников.

Кусок нежнейшего мяса не лез женщине в глотку, стоило ей только перевести взгляд от золоченой тарелки на гостя, сидевшего по левую руку от герцога. Одэнну до тошноты пугали светлые серебристые глаза эльфа, глядящие, кажется, прямиком в ее душу, его иссеченное шрамами тонкокостное лицо, одновременно очень по-человечески усталое и полностью чуждое роду людскому своим запредельным спокойствием, узкие кисти рук, в которых хрупкие нож и вилка выглядели оружием. Пил нелюдь только ключевую воду, ел быстро, но не жадно и время от времени вонзал в переносицу герцогини свой цепкий взгляд. Что не мешало ему поддерживать непринужденную беседу с Норольдом и Рувином, улыбаться краешком тонких губ и прислушиваться к звучанию музыкальных инструментов. Герцог любил во время трапез услаждать свой слух звуками музыки.

– Жаль, что ты не попробуешь старого саффского, – заметил между делом Рувин. – Хоть в одном мы, люди, превосходим вас, ощущая приятнейший вкус вина и восхитительное чувство легкого опьянения.

Ириен неопределенно хмыкнул. Что такое опьянение, он знал. Не от вина, разумеется, а от той травы, что иногда курят орки в Маргарских горах, чтобы захмелеть, когда нет настоящей выпивки. Лично для него опыт кончился благополучно, но лишний раз вспоминать, как он целую ночь играл на треснувшей цитре и пел похабные частушки, все-таки не хотелось. И не столько из-за содержания частушек, сколько из-за нестерпимой боли в голове и сорванном горле, испытанной на следующее утро, ставшее одним из худших в жизни.

– Зато и от «радостей» похмелья я избавлен, – сварливо буркнул эльф, прикладываясь к чаше с водой.

– Да уж, я могу себе вообразить запой длиной в полвека, – хохотнул лорд Рувин. – Здесь без вмешательства богов дело не обошлось. Хотя, могу биться об заклад, будь эльфы склонны к пьянству, они бы и из этого занятия сумели сотворить некий ритуал, чтобы предаваться пороку иначе, чем все остальные народы. И тем самым противопоставлять себя другим расам.

– И каким таким занятиям я предаюсь противоестественным способом? – полюбопытствовал Ириен.

Рувин покосился на дам – герцогиню и ее падчерицу – и не стал развивать тему, ограничившись лишь двусмысленным смешком. Впрочем, Одэнна была настолько поглощена собственными мыслями, что вряд ли обратила внимание на столь скользкую тему беседы. Эльфий взгляд действовал на нее угнетающе, заставляя держать глаза опущенными, а рот на замке. Шестнадцатилетняя дочь Норольда от первого брака Рочжера особой остротой ума никогда не отличалась и потому молча наливалась малиновым румянцем, низко наклонившись над своей тарелкой. Девица стала настоящей головной болью для своего отца, да и для лорда Рувина тоже. Только величайшими усилиями удавалось до сих пор сохранять ее добродетель, с коей барышня так и норовила расстаться при первом же удобном случае. Плотские утехи манили Рочжеру с неодолимой силой, и Норольд уже начал подумывать о целесообразности содержать дитятко под стражей из евнухов до самого мига бракосочетания. Если, конечно, найдется желающий получить из рук герцога такое сомнительное сокровище. И чем больше проходило времени, тем острее Норольд желал сбыть дочурку с рук.

– Хватит музыки, – негромко приказал герцог, махнув рукой, и с нажимом добавил: – Дамы тоже могут нас покинуть.

Одэнна тревожно вздрогнула, с нескрываемым ужасом вглядываясь в непроницаемое лицо мужа. «Пусть лучше рядом будет кто угодно, даже эльф, только не заточение в детской спальне, в стенах, сверху донизу расписанных чародейскими рунами, наедине со своими мыслями и болезненными фантазиями».

– Могу я еще остаться? – выдохнула она, с трудом разлепляя губы.

Герцог глянул на советника, тот в свою очередь на эльфа, который слабо пошевелил пальцами, мол, не возражаю, пусть остается.

– Расскажите мне, миледи, как он выглядит, этот ваш колдун? – спросил Ириен.

– Он не мой, – вспыхнула герцогиня.

– Одэнна! – шикнул на жену Норольд, и та поспешно вжала голову в плечи.

– Не ваш, разумеется. И все же, вы можете его описать? – терпеливо попросил эльф.

Он сам не знал, как относиться к этому странному существу, вся сущность которого состояла из клубка многочисленных страхов, суеверий и предрассудков. Для презрения – слишком жалкая, для неприязни – слишком несчастная. Что Норольд нашел в этой женщине, кроме смазливого личика и полной покорности его воле? Как можно зачинать наследника с рабыней по сути своей и духу? Кого она может родить, кроме себе подобного?

Одэнна промямлила что-то про высокого мужчину лет сорока с подстриженной бородкой, темноглазого и темноволосого, одетого в просторный серый плащ. Очень содержательное описание, но Ириен ни на что другое и не рассчитывал. Для мага нацепить обманную личину – дело простое. Впрочем, Альс готов был поклясться, что герцогиня боялась своего «благодетеля» до темноты в глазах и вряд ли запомнила бы его истинное обличье, вертись он у нее перед глазами нагишом. Далее Одэнна рассказала кое-что более интересное. Ничего чудесного колдун с герцогиней не делал, заклинаний не читал, ритуалов не чинил, декокт пить не заставлял и даже лишний раз руками пассы не производил. А бесплодие женщины маг толково пояснил одной лишь недоброй волей покойной супруги Норольда. С духом покойницы он сразу нашел общий язык, легко сняв порчу, едва только герцогиня дала обещание отдать требуемую неожиданную «безделицу». И только тогда, когда вслед за новорожденным мальчиком чрево Одэнны покинула никем не жданная девочка, несказанно удивив фактом своего рождения трех повивальных бабок, герцогиня догадалась, кто станет «безделицей». Разумеется, по доброй воле женщина родное дитя отдавать чародею не хотела, и жизнь ее превратилась в сплошную муку. Для начала она велела служанкам молчать о новорожденной, но виданное ли дело – хранить тайны в огромном дворце, до краев полном людским любопытством. Впрочем, маг прекрасно знал о рождении второго ребенка, тем более что сам его и предусмотрел.

– Сначала колдун прислал говорящего воробья, – рассказывал дальше лорд Рувим. – В качестве первого предупреждения.

Эльф едва сдержал усмешку, опустив взгляд в свой полупустой кубок. У зловредного волшебника определенно имелось чувство юмора. Обычно на людей говорящая птичка производит неизгладимое впечатление, даже на самых подготовленных. Воробьиная глотка мало приспособлена для человеческой речи, а значит, колдун очень талантлив.