Время теней - Павлухин Андрей. Страница 18

Обширный амфитеатр, заполненный лишь на треть, ряды старомодных деревянных скамей и освещенный искусственным солнцем пятачок внизу. Солнце освещает лишь центр, остальная площадь амфитеатра довольствуется неоновым мерцанием скамей. Ярко-голубым мерцанием. За спиной – обычная тьма.

– …к вопросу о параллельных, точнее, альтернативных мирах вернемся позже, – докладчик, одноглазый циклоп, покрытый шерстью, транслировался нарочито плоским, двумерным экраном. Фокус заключался в том, что экран как бы разворачивался к зрителю, где бы тот ни находился. – Нас волнует иное. Возможно ли, располагая имеющимися в Мегасети и локальных гаванях данными и нанотехнологиями, восстановить Землю, Луну и орбитальные объекты, утраченные в ходе недавней войны. Если да, то нам придется объединить усилия, ибо имеющаяся виртуальная модель неточна, изобилует белыми пятнами и…

– Постойте, – перебили его. – Вы представляете, какие ресурсы понадобятся для вашего проекта? И ведь мы получим громадный неуправляемый нанокластер, способный развиваться…

– Глупости. Если бы они развивались, мы сейчас имели бы дело с разумной самодостаточной Мегасетью, которая отторгла бы нас, словно микробов. Это термиты, ограниченный коллективный интеллект. Они никогда не поднимутся до уровня самосознания. Вы наслушались городских легенд.

Мысленно я навел курсор на докладчика.

Человек. Профессор Урн Сокх, кафедра виртуального моделирования. Ряд монографий в области терраформирования… Что мне с этого? Ничего. Я солдат, а не ученый.

– Профессор, – очередной вопрос из зала. – Вы ведете какие-либо переговоры? В смысле – с официальными властями Федерации. Успех или неуспех проекта зависит в конечном итоге от Рэнггора.

– Разумеется, вы правы. Проект одобрен, но Совет Федерации не может запустить его в ближайшие годы. Сами понимаете, кризисная стадия еще не миновала.

Амфитеатр зашумел.

– Тогда о чем разговор?

– Мы никогда не ступим на Землю…

– А зачем вообще ее восстанавливать?

Последняя фраза уперлась в тишину.

Следящим программам потребовалось десять секунд. Затем провокатору устроили дисконнект.

– Земля – краеугольный камень имперской философии, – неожиданно сказал Сокх. – Я говорю «имперской», потому что, в сущности, идеология Федерации ничем не отличается от старорежимной. Есть (точнее – была) метрополия, имеющая статус Мекки. Прародина. Прародина человечества, расы, создавшей все четыре Империи и главенствовавшей в них. Рэнгтор набирает силу, но он никогда не сможет стать таким могущественным, как Терра. Корни наши – там. Где сейчас пустота.

Я вздрогнул.

– Рэнгтор не может восстановить границы в полном объеме. И вряд ли это удастся когда-либо… если не осуществить мой проект.

По амфитеатру прокатился гул одобрения.

– А как же люди? – воскликнул некто. – Их вы тоже восстановите? Тех, кто погиб?

Профессор обвел взглядом аудиторию. Рядом со мной поднялась седая женщина в комбинезоне теха. Слова принадлежали ей.

– Тех, кого убил Сардонис.

По нервам пробежал ток.

– Я не разделяю общего мнения по поводу Сардониса, – возразил профессор. И я почувствовал, что проникаюсь к нему симпатией. – Он выполнял свой долг, как всякий военный. Перед тобой агрессор, его надо уничтожить. И он атаковал.

Женщина демонстративно растаяла, прервав связь.

Профессор вздохнул.

– Еще вопросы?

Чуть ниже поднялся водяной. Самый настоящий, зыбкая колеблющаяся фигура, залитая голубоватой жидкостью.

– О вашей работе «Теория и практика коллективного построения сетевых конструктов». Концептуально для вас, не так ли?

Циклоп улыбнулся. Забавная графика.

– Думаю, вы разъясните…

Утратив интерес, я вернулся на терминал.

Культ Терры. Он набирает обороты и утраченное становится фетишем, ему поклоняются, его боготворят. А чего ты хотел? Исчезает объект, сохраняется память. А машинная память – это надолго.

УБЕЙ САРДОНИСА!

Чтобы не видеть плакатов, я кликнул по иконке «отмена». И аватар перестал видеть невидимое.

По коридорам сновали туристы. Плотный поток, река туристов. Конечно, я воспринимал далеко не всех. Лишь малую часть. Буферная зона была мультиканальной. Это как перекресток, где сходятся десятки и сотни параллельных вселенных.

Паломничество.

Люди, чужие, те, кто некогда жил на Земле, и те, кто слышал только легенды о ней. Ученые, исследователи, студенты-историки, обычные бездельники – все стекались сюда.

Самый посещаемый ресурс Мегасети.

Иду в пассажирский сектор на внешнем ободе. Покупаю билет. Все условно: чип-коды, медицинский тест-контроль, проверки на оружие, нелегальные импланты, симбиоты…

Как в старые добрые времена.

Занимаю ячейку в орбитальном шаттле. Вокруг меня формируется кокон индивидуальной защиты. В его оболочке прорезается окно. Виртуальное окно в сон разума. Окно в космос.

Я смотрю в черноту, продырявленную иглами звезд. На далекое Солнце-могилу, что навеки приютило моих друзей. На вдвигающийся в квадрат блин, раскрашенный белым, коричневым, голубым, зеленым… Геометрически правильным узором идеального мегаполиса. Город размером с планету. Всему есть место в глобальном плане: морям, рекам, горам, лесам, ветру и звездам. Ландшафты и расы вписываются в структуру. Промышленность и военные комплексы вынесены за рамки. Мир-музей, мир-эдем. Для элиты.

Как и триллионы людей, я здесь не был. И видел Землю лишь в подключении. Я вырос на Друме, планете Стратегического Пояса. Оборонка. Мое детство – серое индустриальное небо, жесткая дисциплина, полицейский режим и сложная иерархия допусков; точные науки и рукопашный бой, засекреченные заводы, родители, которые никогда не говорят о работе… Два варианта будущего. Завод, где производят неведомо что или рубка имперского линкора.

Или-или.

Моя юность – Академ-Кластер Гриира…

Моя старость – которой не будет.

В соседнем коконе свернулся сухощавый данлок. Чужие не любят притворяться – в большинстве случаев их аватары соответствуют прототипам. И если в Сети ты встречаешь данлока, будь уверен на девяносто девять процентов, что это данлок. Гуманоидное существо, худое и очень высокое, с непропорционально маленькой головой (дополнительный мозг, более объемный, содержится у него в грудной полости), чем-то смахивает на насекомое. Дышит кожей, поэтому легких нет. Переменный метаболизм… Раса, гораздо лучше нашей приспособленная к космосу. Уступившая человеческой экспансии. Утратившая изначальную идею, раздавленная культурно и физически. Вымирающая.

Может, мне показалось, но он улыбался.

А, наткнувшись на мой взгляд, включил поляризацию.

Хочешь взглянуть на мир, на который тебя не пускали. Мир, сломавший хребет твоим предкам. Уничтоженный другими.

Мертвый-живой мир.

14

Я прожил в племени три дня.

Они называли себя фолнарами-го и, насколько я понял, жили охотой и тем, что строили колодцы. Го были плохими воинами, в этом я успел убедиться. Но их уважали. Здесь, объяснил мне Дауд, символичное место. На юге горы, на севере Астерехон, Город Утренних Туманов. А мы – посреди. Вон та башня с плоской крышей, огражденной каменным парапетом, видишь ее? Такие часто находятся в заброшенных поселках землян. Эта – самая высокая в пустыне. В начале весны, когда воды в колодцах прибавляется (а порой идет дождь), племена со всей Отры стягиваются сюда, ставят шатры, приносят дары богам, и начинается ежегодный турнир. Там запрещено убивать, удары лишь обозначаются, а судит поединщиков Сход Старейшин. Победитель получает приз – красивейшую девушку пустыни (ее выбирают за день до начала турнира), шатер и карака, ленивую парнокопытную тварь, далекого потомка верблюда. Чемпион волен делать, что ему вздумается. Присоединиться к одному из племен, основать свое, отправиться с женой на все четыре стороны. Принять участие в турнире на следующий год – вот чего он не может.