«Джоконда» Мценского уезда - Павская Ирина. Страница 29

Путь назад, а также вправо, влево и наискосок был закрыт. Только вперед. Вперед к новым приключениям! — воскликнул бы оптимист. Но мне почему-то не очень хотелось этих приключений. Однако делать нечего. Надо морально готовиться к продолжению игры.

Всю субботу я просидела дома, вновь и вновь анализируя события последних дней. Нервничать ни к чему, уговаривала я себя. Если рассуждать здраво, то моя личность никому не интересна. Всех волнует только картина. Но сеанс самовнушения помогал мало. Все равно было чертовски тревожно. Может, чего-нибудь перекусить? Глядишь, и полегчает. Я подошла к холодильнику, который, словно разумное существо, время от времени включал сам себя, и распахнула блестящую дверцу. Внутри была Антарктида: чисто, холодно и пусто. Некстати вспомнился так и оставшийся нетронутым тортик с ягодами из «Славянской кухни». А заодно господин Селье. Впрочем, о нем я не забывала ни на минуту. Похоже, за полотном Старицкого охотятся несколько конкурирующих фирм. А что, если их свести вместе и разом всех прихлопнуть? В общем-то, все естественно: бедная сотрудница музея хочет немного разбогатеть. Главное — не спугнуть, не насторожить. Ну в самом деле — сколько можно влачить нищенское существование? Тем более когда такая удача сама пришла в руки. Я не шутя почувствовала себя торговкой краденым.

Ну, с французом мы определились. Вернее, он сам определил цену. Сколько же запросить со второго покупателя? Чтобы не отпугнуть, но и не выглядеть полной вороной. Скромные запросы тоже подозрительны. Осторожная музейная «крыса» не будет рисковать устоявшейся репутацией ради пары тысяч. И потом — Болбот наверняка уже сориентировал неведомого клиента и назвал ему сумму, упомянутую мной у ларька. Пожалуй, теперь тарифы стоит слегка поднять. Дело-то нешуточное.

Я машинально взяла из холодильника пакет и положила в рот хрустящий шарик. Тьфу, да это же кошачий корм! Совсем мозги набекрень. И это при том, что сегодня мне надо быть особенно внимательной и осторожной. Сварю-ка я себе кофе — настоящий, крепкий! Как и положено, в турочке и с шапкой ароматной пены. А к нему еще кое-что добавлю. Я полезла в заветный кухонный шкаф. Там в самом дальнем углу скромно стояла бутылка темного стекла. Она была неполной, но пахучей жидкости оставалось еще прилично. Фирменный туркменский бальзам, настоянный на травах Копетдага. Во всяком случае, так обещала контрэтикетка. Слово «Копетдаг» звучало восточным заклинанием. Алкоголь 45 градусов. В самый раз. Капелька для бодрости не помешает.

Эту бутылку, как привет из прошлой жизни, я хранила с тех далеких времен, когда пятнадцать республик — пятнадцать сестер рука об руку шагали в светлое будущее. Но до конца этого пути оставалось всего ничего. Именно тогда, под занавес, маме повезло: обескровленный профсоюз слабеющей рукой облагодетельствовал-таки ее путевкой в Ашхабад. На один день. Были такие поездки. Назывались «маршруты выходного дня», а по сути — шоп-туры по родной стране. Люди метались по городам и весям, пытаясь урвать хоть что-нибудь из бесконечного списка дефицита. Тут уже не до красот и культурных ценностей. Мама привезла из Туркмении несколько комплектов постельного белья, маленькую хрустальную вазочку и бутылку жутко дефицитного напитка, который гордо занимал одно из первых мест в ряду союзных ценностей, таких, как ликер «Вана Таллинн» и «Рижский бальзам». Но для нас целебное питье было, во-первых, слишком крепким. А во-вторых, и не предполагалось его употреблять стаканами. Так и было написано: «Добавить чайную ложку…» Исключительно для поднятия тонуса. Хотя из студенческих времен помню замечательный случай, когда парни с режиссерского втроем враз опростали две бутылки знаменитой «Бехеровки», добытой по случаю. И ничего — остались живы. А чехи, производящие этот оздоровительный ликер, тоже рекомендовали принимать его по ложечке.

В общем, завис у нас бальзам на года, от времени только крепчая и настаиваясь. Тягучая темная жидкость, растворившись в кофе, наполнила комнату терпким ароматом. Теперь оставалось надеяться, что благородный напиток времен, когда еще не знали поголовных фальсификаций, прочистит мозги и укрепит душу.

Ровно в 17.30 я вышла из дома. Судя по адресу, который продиктовал мне вкрадчивый ватный баритон, искомое место встречи располагалось в центре города, на тихой элитной улице, сплошь застроенной новыми кирпичными особняками, один вычурней другого. Куда уж тут стилю модерн! И действительно, вскоре я стояла перед высоким глухим забором, из-за которого выглядывал второй этаж постройки, напоминающей то ли карикатуру на рыцарский замок, то ли тюрьму Кресты в миниатюре. Зубчатые башенки и узкие окна в виде бойниц свежо дополнялись тарелкой антенны и кондиционерным ящиком. Меня, похоже, уже ждали. Стоило только нажать на кнопку, как неприметная калитка в кирпичной стене бесшумно отъехала в сторону. Дорожка, вымощенная цветной тротуарной плиткой, вела от калитки к дому. По всему было видно, что хозяин особняка не бедствует, по крайней мере несколько последних лет. Двор украшали пушистые голубые елочки и диковинные туи, которым ножницы садовника придали замысловатые формы. Нежные примулы, нарциссы и тюльпаны пестрым лоскутным одеялом покрывали газон. Такой цветочный пэчворк. Без сомнения, их в свое время сменят розы, а затем хризантемы. Ну просто домик старой колдуньи, куда попала Герда в поисках Кая. Довершал картину маленький, почему-то не работающий фонтанчик и семейка модных нынче гипсовых уродцев-гномиков. Гномы были пестрыми, как картинки в альбоме «Раскрась сам», над которыми уже потрудилась кисть юного художника.

Не без душевного трепета взялась я за тяжелую латунную дверную ручку. Но дверь, опережая мое усилие, распахнулась сама по себе. Пожилая женщина в чистом белом фартуке стояла передо мной.

— Добрый день! Пожалуйста, проходите. Лев Наумович сейчас будет.

Видимо, это была горничная. Не слабо! Пожалуй, стоит за портрет попросить побольше. Я опустилась в мягкое кресло (их несколько стояло вокруг изящного столика на консольной подставке) и стала осторожно оглядываться. В просторном холле первого этажа тоже все свидетельствовало о достатке, но своего лица он не имел. Не то чтобы предметы интерьера были подобраны без вкуса, скорее — без души. Правда, на камине, отделанном керамическими изразцами, возвышались старинные часы, над ними висели два весьма недурных парных пейзажа восемнадцатого века. Как мне показалось, подлинных. Ну-ну, Лев Наумович! Интересуемся антиквариатом и живописью? Из центра холла на второй этаж вела ажурная винтовая лестница ручной ковки. Да, хозяин давно уже прошел стадию малиновых пиджаков и теперь хотел жить стильно и с шиком. Может быть, для этого ему и потребовалась моя дама? Поди лепит себе родословную со старинными фамильным портретами.

И, словно подтверждая мои мысли, со второго этажа на винтовую лестницу ступил мужчина и начал не торопясь спускаться вниз. Внешне он вполне соответствовал своему вязкому голосу. Эдакий холеный барин. Крупный, ухоженный, сытый. Хотя уже не молод, что было понятно по седине, которая прядями высвечивалась в черной шевелюре, и по глубоким грубым складкам, залегшим у рта. Эти складки, да еще ускользающий взгляд маслянисто-черных глаз настораживали и несколько портили его вальяжный вид. На мужчине были безукоризненно отглаженные серые брюки и мягкая домашняя куртка синего цвета с поясом из витого шнура с кистями. И впрямь барин!

— Добрый день, Серафима Александровна. Ради бога извините, что заставил ждать. — Хозяин любезно и радушно улыбался. Ну просто аристократ в шестом поколении! Если не знать, конечно, что собирается купить краденую картину.

Я коротко кивнула, но промолчала, ожидая продолжения.

— Разрешите представиться. Лев Наумович Хитрик. Ничего не могу поделать, такая фамилия. — Он комично развел руками. Дескать, на самом деле я совсем простой и бесхитростный. — А вы — Серафима Нечаева, искусствовед картинной галереи. Кстати, это ведь вы организовали последнюю выставку? «Искусство портрета», так, кажется? Наслышан, наслышан…