Цветущий сад - Пембертон Маргарет. Страница 83

Рамон быстро оделся, даже не застегнул рубашку, стараясь как можно скорее покинуть комнату. Он перекинул смокинг через плечо и сухо произнес:

— Благодарю за несколько увлекательных недель. Вильерс оплатит ваши услуги. Вы это заслужили. Более совершенной проститутки я еще не встречал!

Дверь за ним захлопнулась.

— О Боже! — зарыдала Нэнси, опускаясь на колени у кровати. — О милостивый Боже!

Глава 20

Часа три спустя Нэнси поднялась на ноги и только тогда обнаружила в комнате Марию. Дрожащей рукой Нэнси выпила бесчисленное количество чашек черного кофе, который Мария постоянно ей подливала, а затем оделась.

— Передай моему отцу, что я хочу его видеть.

— Хорошо, мадам.

Вернувшись с озабоченным лицом, она сказала:

— Мэр у миссис Санфорд, мадам.

Лицо Нэнси было бледным, глаза потускнели.

— Кажется, мне плохо, — тревожно заметила она и поспешила в ванную.

Потом, когда Мария принесла ей подрумяненный ломтик хлеба и стакан минеральной воды, Нэнси решила, что ее состояние — следствие сильного возбуждения. Хорошо, что отец у Зии. Она сможет увидеть их обоих сразу. Но тошнота не проходила. Ей явно нездоровилось.

— Вам не кажется, что вам лучше лечь, мадам? — спросила Мария. — Я сию минуту сменю белье.

Шелковые простыни были измяты после ночи любви с Рамоном. Нэнси отвернулась.

— Нет, Мария. Благодарю. Я хочу повидать отца. А ты начни, пожалуйста, укладывать вещи.

Нэнси понятия не имела, на каком корабле отец собирался вернуться домой и когда. «Иль де Франс» все еще находился в бухте, но это судно следовало в Южную Африку. Ей было все равно, лишь бы поскорее уехать. Это был год выборов, и долгое отсутствие отца могло пагубно отразиться на его избирательной кампании.

Нэнси надела простую строгую юбку и белую шелковую блузку. Чтобы спрятать глаза, все еще красные и распухшие от слез, она выбрала большие солнцезащитные очки.

Чипс и Зия сидели под палисандровым деревом. Нэнси заметила, что, завидев ее, они прервали свою беседу на полуслове. На прекрасном лице Зии мелькнул страх, а отец был явно встревожен. Но Нэнси не сочувствовала им. Они заставили ее страдать.

— Дорогая… — Зия помахала ей рукой.

— Нэнси… — Голос отца срывался.

— Шампанское, апельсиновый сок и печенье для голубей. Ничто не изменилось в «Санфорде», не так ли, Зия? — бесстрастно сказала Нэнси.

— Дорогая! Я очень сожалею. Поверь мне.

Нэнси пожала плечами. Зия Санфорд стала для нее ближе, чем родная мать, но она разрушила всю ее жизнь. Нэнси не хотела показывать, как глубоко она страдает. Это останется только с ней.

— Когда мы уезжаем? — обратилась она к отцу.

— Я… Все не так просто, Нэнси.

Он выглядел совсем дряхлым. Нэнси почувствовала к отцу жалость, но тут же подавила ее. Она никого не должна жалеть. Ничто не должно волновать ее после того, что ей пришлось пережить.

— Что ты имеешь в виду? — Она говорила сжато, жестко контролируя свои чувства.

Они беспомощно переглянулись, затем Чипс с трудом проговорил:

— Я хотел сказать тебе вчера, Нэнси, но не смог, в связи с тем, что…

Нэнси почувствовала, как ее сердце начало беспорядочно колотиться.

— Тогда скажи сейчас.

Милостивый Боже, какие еше ужасные тайны прошлого должны обрушиться на нее? Насилие? Кровосмешение?

— Сюда едут Верити и Дитер.

У Нэнси перехватило дыхание, и она удивилась, что ей удалось остаться на ногах.

— Семейный сбор, — сказала она наконец. — Прекрасно! Очень мудро с твоей стороны пригласить мою дочь, чтобы она стала свидетельницей моего унижения и страдания. Ты рассчитываешь, что это послужит ей уроком на будущее? Не изменяй мужу, иначе с тобой будет так, как с твоей матерью?

— Нэнси, Нэнси! — Глаза Чипса были полны слез, когда он попытался на ощупь взять ее за руку.

Она отступила назад.

— Нет, папа. Теперь я вряд ли стану прежней образцовой послушной девочкой, готовой любой ценой угождать тебе.

— Я никогда не считал тебя такой.

— Тем хуже.

Они смотрели друг на друга, как два соперника.

— Мезрицкие заказали номер еще до того, как сюда прибыл твой отец, — сказала Зия слабым голосом.

Под ногами стелились цветы с голубыми лепестками. Ящерица поспешно скрылась в густой траве.

— Сколько?.. — мрачно спросила Нэнси. — Сколько времени осталось до их прибытия?

— Неделя, может быть, две. Они не указали точную дату.

Нэнси не выдержала:

— Две недели! И ты полагаешь, я должна оставаться здесь еще две недели после всего того, что произошло. Видеть его каждый день! Каждый день встречать его взгляд, полный презрения и ненависти! Ты подумал, как я должна была убедить его, что наши отношения подошли к концу? Думал ли ты вообще о чем-нибудь, кроме того, чтобы защитить себя?

— Нэнси, дорогая…

Глаза ее пылали, когда она обратилась к Зие:

— Вы не смогли бы жить, утратив уважение Рамона, не так ли? Почему же вы решили, что для меня это безразлично? Если вы должны принести кого-то в жертву, не устраивайте из этого праздник. Я порвала с Рамоном. Я сказала, что не выйду за него замуж. Никто никогда не узнает, что вы оба виноваты в смерти Дьюарта.

— Зия не имеет к этому никакого отношения, — взволнованно сказал отец.

— Но она знала об этом! — решительно парировала Нэнси. — Разве это не значит быть соучастником? Боюсь, я не сильна в португальских законах.

— Мы знаем, на какую жертву ты пошла ради нас, — сказала Зия почти шепотом. — И мы очень благодарны тебе, Нэнси. Рамон боготворил своего отца. Если бы он только узнал… Или даже заподозрил…

Зия выглядела страшно напуганной. Нэнси подавила желание утешить ее. Вместо этого она сказала вялым, опустошенным голосом:

— Рамон никогда ни о чем не узнает.

Зия заплакала. Чипс обнял ее. Нэнси отвернулась. Они были старыми и напуганными, но ей не хотелось их успокаивать. Немного помолчав, Нэнси сказала:

— Вы должны понять, что я не могу здесь оставаться. Даже ради Верити.

— Но ты должна дождаться ее. — Отчаяние Чипса было очевидным. — Ты написала ей письмо, в котором сообщила, что уходишь от ее отца после восемнадцати лет супружества. Она, наверное, чуть не сошла с ума. Ты не можешь допустить, чтобы Верити, проделав такое путешествие, не застала здесь тебя.

Нэнси не знала, что делать.

— Рамон, — сказала она беспомощно. — Я не могу здесь жить и видеть его.

— Рамон уезжает, — мрачно сообщила Зия. — Он оставался в «Санфорде» только ради тебя, потому что ты была здесь счастлива.

— Мы оба были счастливы здесь, — поправила Нэнси и, не в силах смотреть на них, повернулась и быстро пошла по душистой траве к открытым дверям отеля.

— Раскладывай все, — устало сказала она Марии. — Мы не сможем уехать еще недели две. Сюда приезжают моя дочь и ее муж.

— Хорошо, мадам.

Марии всегда нравилось служить у миссис Камерон, но сейчас она подумала, что лучше вести хозяйство в собственном доме.

— Сеньора Энрикес хотела поговорить с вами, мадам.

Вечером должен был состояться большой бал-маскарад, и проблем было много. Хилдегард объявила о своем намерении нарядиться последней русской царицей, а великая княгиня возмутилась и поклялась совершить убийство, если та сделает это.

— Благодарю, Мария. — Нэнси совсем забыла о своих регулярных утренних встречах с сеньорой Энрикес. Раздражение экономки сразу улеглось, когда она увидела бледную Нэнси и солнцезащитные очки, которые та не снимала даже в кабинете, где не было солнца.

— Я сама поговорю с Хилдегард, — сказала Нэнси, когда они сели за огромный письменный стол. — У Салли есть восточный костюм, от которого Хилдегард будет не в силах отказаться. Правда, он больше подходит для танца живота, чем для нашей темы — исторические царствующие особы, но это лучше, чем гнев великой княгини. А что будет играть оркестр? — Она быстро пробежала глазами репертуар и одобрительно кивнула. — Хорошо. Хосе сделал все, как я предлагала, и включил достаточно много венских вальсов. А цыганский оркестр здесь?