Грехи людские - Пембертон Маргарет. Страница 31

– Это было явное убийство! – резко сказал сэр Денхолм. – Эллиота следовало бы вздернуть! Он опорочил собственную жену, лишь бы только спасти свою шкуру! Это все отвратительно, мерзко и непростительно!

– А что, если все это сущая правда? – вызывающе спросила Жюльенна, не обращая никакого внимания на исполненный молчаливой мольбы взгляд мужа. – Ведь если Мелисса и впрямь употребляла наркотики и если человек, которого Риф застал в ее постели, действительно торговал ими...

– Глупость! Чушь несусветная! – рявкнул сэр Денхолм, резко отодвигая от себя тарелку с креветками. Было очевидно, что он лишился всякого аппетита. – Я знаю семейство Лэнгдонов лет двадцать, если не больше. Мелисса Лэнгдон – милейшая, чистая девушка, которой не следовало выходить замуж за такого негодяя, как этот Эллиот. Он ведь настоящий мерзавец! Сломал ей всю жизнь! Сделал все возможное, чтобы навсегда очернить эту женщину! И после всего, что произошло, у него хватило наглости выставить себя потерпевшей стороной, вы только подумайте!

– Нечего сказать! – сухо заметил Ронни Ледшэм. – Вечером того же дня, когда его оправдали, заявился в клуб «Гонконг» с какой-то малайской шлюхой.

– Я полагаю, ему указали на дверь, – резко сказал сэр Денхолм. – Наглый щенок!

– Ну, видите ли, не так просто – указать на дверь человеку с таким состоянием и таким прошлым, как у Эллиота, – спокойно заметил Алистер Манро. – Разумеется, его попросят воздержаться от посещения клуба. Я надеюсь, что у него хватит ума подчиниться.

– Вот увидите, он откажется выполнить это требование, – уверенно заявила Элен, взглянув на своего шурина. – Мне, например, не в чем упрекнуть его. Есть грехи посерьезнее, чем взять и привести китаянку или малайку в клуб «Гонконг», где собираются только европейцы.

К своему изумлению, Элизабет увидела, как напряглось лицо Тома Николсона и на его щеке нервно запульсировал желвак. Он откашлялся, явно намереваясь что-то сказать, но его опередила леди Гресби, холодно заметившая:

– Вы, разумеется, вольны придерживаться собственных взглядов, Элен, но должна сказать, что ваша точка зрения далека от истины. Если мистер Эллиот пожелал показаться со своей желтокожей любовницей на публике, это его личное дело. Но клуб «Гонконг» – не самое подходящее место для подобной демонстрации. И никогда таким не будет.

– После всего происшедшего ему не следовало и носа совать на порог клуба! – поддакнул сэр Денхолм. – На этом человеке вообще пробы ставить негде! Это мое мнение, и никто меня не переубедит.

– Пробы ставить? – переспросила Жюльенна, на щеках которой вспыхнул яркий румянец. – Извините, я что-то не совсем поняла!

– Я лишь имел в виду, что это совершенно несносный человек, – так же темпераментно сказал сэр Денхолм. – В нем какой-то бес сидит. А волосы Эллиота! Вы когда-нибудь видели европейца с такими черными волосами?!

– А мне почему-то всегда казалось, что родословная Эллиота безупречна, – сказала Жюльенна, и глаза ее от удивления расширились.

– Дед Эллиота жил лет сорок в самой глуши, так что бьюсь об заклад, что бабка Эллиота наверняка была из местных, – продолжил сэр Денхолм.

Прежде чем Жюльенна успела что-то сказать, в разговор вмешался Том:

– Скажи, Ронни, а твоя лошадь будет участвовать в субботних скачках «Счастливой долины»? Жюльенна говорила, что у тебя якобы появился новый жокей. Это правда? Он действительно хорош?

Позднее, когда все перешли в просторную гостиную и мирно потягивали кофе, Ронни чуть подался к жене и сердито прошептал:

– Ты вела себя сегодня очень неосмотрительно, дорогая! Я боялся, что старого Денхолма хватит удар.

Сэр Денхолм сидел в дальнем от них углу гостиной, беседуя с Элен, и потому не мог расслышать этих слов. Но Элизабет без труда уловила сказанное. Жюльенна, поняв это, повернулась к ней и сказала:

– Вы не подумайте, мы вовсе не такие грубияны, как может показаться со стороны. Дело в том, что сэр Денхолм быстро и легко выходит из себя и бывает настолько комичен, что подчас я еле сдерживаюсь, чтобы не подшутить над ним.

– А стоит при нем упомянуть об Эллиоте, как он моментально взрывается, – шепотом подтвердил ее супруг, стараясь, чтобы сэр Денхолм ничего не услышал.

– Да кто он, этот Риф Эллиот, что вызывает такие противоречивые чувства? – спросила Элизабет, когда Адам отошел, чтобы взглянуть на старинные китайские рукописи, которыми хотел похвастаться Том.

В глазах Жюльенны заплясали огоньки.

– Он красавец и вообще очень мил. Американец, живущий по своим собственным правилам. Он в куда большей степени может считаться достопримечательностью Гонконга, чем сэр Денхолм и все его друзья, вместе взятые. Думаю, Гресби это бесит больше всего.

– Но он очень опасный человек, – сказал Ронни, с интересом и любопытством заглядывая в глаза жене. – Особенно для женщин.

Разговор в дальнем углу гостиной между Элен и сэром Денхолмом тем временем продолжался. Алистер и Адам с увлечением рассматривали старинные свитки, которые им демонстрировал Том. Ронни удобно уселся на подлокотник кресла Жюльенны и, обняв жену за плечи, добавил:

– Эллиоты – известнейшее в Новом Орлеане семейство. Хотя иные поговаривают, что они происходят от известного капитана Эллиота, который первым поднял здесь британский флаг и объявил Гонконг английской колонией. Старый Эллиот, дед Рифа, скопил огромное состояние благодаря торговым операциям. К полученным в наследство деньгам отец Рифа добавил каучуковые плантации в Малайе и оловянные шахты на Суматре. В чем бы эту семью ни обвиняли, каких бы собак на них ни вешали, ни у кого не повернется язык сказать, что они плохие бизнесмены. И Риф, и его отец получили образование в Соединенных Штатах. Вообще, скажу я вам, это предприимчивая семейка. Им, что называется, палец в рот не клади.

– А в чем именно обвиняют Эллиотов? – поинтересовалась Элизабет.

Ронни усмехнулся.

– Ну, во-первых, едва ли не главный их порок – распутство. Рассказывают, что у старика Эллиота было сразу две сожительницы, одной восемнадцать лет, другой пятнадцать. А ему самому уже тогда перевалило за восемьдесят. Но так говорят, а что на самом деле – бог весть... Отец Рифа был, впрочем, ничуть не лучше. Умыкнул свою будущую супругу, дочь высокопоставленного чиновника, из родительского дома буквально за несколько часов до ее бракосочетания с другим. А когда ее отец и его приятели напали на след беглянки, она была уже беременна Рифом и таким образом безнадежно скомпрометирована. Рассказывают, что ее бедный отец проплакал всю свадьбу.

– Ну, отец невесты мог, конечно, и всплакнуть для виду, но если жених был столь же красив, как Риф, то у невесты не было оснований для расстройства, – заметила Жюльенна и смачно цокнула язычком. – Она, должно быть, была просто счастлива.

Ронни шутливо тронул ее за подбородок.

– И думать не смей о нем, – лаконично предупредил он. – Для тебя Риф Эллиот – исключительно опасная личность. Если захочешь, дорогая, с ним поиграть, немедленно обожжешь себе крылышки, так и знай.

Жюльенна игриво поцокала языком, но взяла руку мужа в свою и нежно сжала его пальцы.

– Может, вы сыграете нам, Элизабет? – поинтересовалась Элен. – Какую-нибудь небольшую вещь?

В доме оказался добрый старый «Бехштейн», на крышке которого стояло множество семейных фотографий в серебряных рамках.

– Боюсь, на нем давно уже никто не играл, – извиняющимся тоном сказал Том, когда Элизабет села за рояль и открыла клавиатуру. – Возможно, он безнадежно расстроен.

Элизабет профессионально взяла несколько аккордов. Хотя рояль был настроен не лучшим образом, играть было можно.

– Более или менее, – сказала она. – Что бы вы хотели послушать?

С высоты своего роста Том улыбнулся ей. В его взгляде она прочитала целую гамму чувств: от простой симпатии до явного обожания. Да, он видел, как она великолепна!

– Да все, что угодно, – сказал он и понизил голос: – Только что-нибудь такое, чтобы вы играли подольше.