Грехи людские - Пембертон Маргарет. Страница 60
Она в отчаянии посмотрела на мужа. Его слова не лишены здравого смысла. Разумеется, война помешает организации международных конкурсов, и не только она, но и многие выдающиеся пианисты будут вынуждены прервать свои гастроли. Но все же... Она прикрыла глаза. Как же ей хотелось, чтобы все оставалось по-прежнему! Риф отнесся бы к ее желаниям по-другому, в этом она была уверена. Риф бы понял, как ей необходимы музыка, концерты, конкурсы, награды... Задумай что-то Риф, он не позволил бы Гитлеру нарушить его планы.
– Я очень люблю тебя, Бет, – сказал Адам, обняв ее и притянув к себе. – Прошу тебя, наберись терпения. Подожди до окончания войны. И тогда я от всего сердца помогу тебе.
Она чувствовала себя проигравшей. Слезы отчаяния застилали ей глаза. До окончания войны... Кто знает, сколько она продлится? И какие преграды возникнут после войны? А что, если придется отложить занятия музыкой на неопределенное время? А потом – опять отложить...
– Если даже нельзя будет продолжить занятия с профессором Хэроком, – сказала она, – все равно я хотела бы вернуться в Лондон, Адам!
Он отстранился от нее и недоуменно взглянул на ее бледное, напряженное лицо.
– Зачем? Там же я окажусь не нужен, а здесь в случае вторжения японцев по крайней мере смогу принять участие в военных действиях!
– Мы здесь уже полгода, – сказала она, понимая, что не может, не имеет права уступить в этой схватке. – Мне все уже надоело, и кроме того...
– Надоело? – Он через силу рассмеялся. – Боже, Бет, да как это может надоесть?! Подумай: солнце, великолепные пляжи, есть где поплавать, поиграть в теннис, заняться верховой ездой. У нас тут такие друзья, каких никогда не было прежде. Не смеши меня, дорогая. Похоже, ты чувствуешь подспудную вину из-за того, что не испытываешь вместе с остальными англичанами тягот, связанных с войной и начавшейся эвакуацией.
– Да, я чувствую свою вину, но дело не в этом. Мне нужно уехать, Адам, полностью сменить обстановку.
Она понимала, что он не вернется в Лондон, но есть и другие города, где она не будет постоянно бояться встречи с Рифом. Где Риф не сможет угрожать ее слабой обороне. Где не будет искушения бросить Адама и никогда больше его не видеть.
– А не могли бы мы на время уехать, скажем, в Сингапур? Элен говорит, что там еще лучше, чем в Гонконге.
– Ну разве что на недельку-другую, если уж тебе так хочется, – без всякого воодушевления ответил он.
Она пожала его руку. Неделя-другая – это только для начала. Она всегда сможет упросить его задержаться.
– Вот и прекрасно. Давай поедем, и поскорее!
Он так обрадовался внезапной перемене ее настроения, что не усмотрел ничего необычного в ее неожиданном желании уехать в Сингапур.
– О'кей, – сказал он. – Я и сам с удовольствием посмотрю на Сингапур. Поедем в конце следующего месяца. Когда начнется сухой сезон.
– Нет! – отчаянно воскликнула она, и ее горячность очень удивила его. – Я хочу прямо сейчас! На этой неделе!
– Но тогда мы пропустим вечеринку у Тома Николсона!
Она сильно сжала кулаки. На этой вечеринке будет Риф. И если он взглянет на нее так, как смотрел у Элен, Адам наверняка обо всем догадается. И все всё поймут.
– Именно, – согласилась она. – Бог с ней, с этой вечеринкой!
– Ладно, Бет. Если ты так хочешь, – сказал Адам, голосом давая ей понять, что пытается быть максимально терпеливым. – Мы поплывем туда, когда захочешь. Плыть лучше, чем лететь. Я завтра же закажу билеты.
Глава 14
На следующее утро в шесть часов она уже была за роялем. Элизабет разучивала сонату Шуберта. Она провела бессонную ночь. Лежала рядом с Адамом, но не могла сомкнуть глаз. Ее мучила мысль о том, как, оказывается, просто изменить мужу. Всего неделю назад Элизабет жила размеренно и спокойно. Можно было заранее сказать, что произойдет через день, через неделю. И вдруг в мгновение ока все переменилось: ее жизнь стала непредсказуемой. Элизабет потихоньку выбралась из постели, чтобы не разбудить мужа, и с бокалом лимонного сока вышла на веранду. Того, что случилось, уже не изменишь. Нужно привыкнуть к тому, что с этими воспоминаниями придется жить, и попытаться забыть о случившемся.
Полюбовавшись какое-то время видом на залив и холмы Цзюлуна, Элизабет отвернулась. У нее болела голова, покалывало сердце. Как бы там ни было, но она вовсе не хотела забывать случившееся. Она ведь изменила Адаму не только телом. Куда важнее, что она изменила и продолжает изменять Адаму в душе – и это происходит само собой. Элизабет села за рояль, радуясь, что музыка поможет ей забыться, и заиграла, беря быстрые аккорды. Стиль ее исполнения стал иным, и Элизабет забыла об Адаме и даже о Рифе. Она продолжала играть, прислушиваясь к тому, как необычно, по-новому звучит хорошо известная ей соната.
Была уже половина одиннадцатого, когда Элизабет доиграла до конца, оставшись вполне довольной своим исполнением. Она заставила себя встать из-за рояля. Она не помнила, какие планы у Адама на день, но знала, что он терпеть не может уходить, не попрощавшись с ней. Элизабет размяла пальцы. Она все еще тихо радовалась, что сумела найти новый ключ к исполнению. После завтрака она опять сыграет сонату, чтобы затвердить новое звучание. Она сыграет ее от начала до конца, а потом Второй фортепианный концерт Бартока. Этот концерт пока ей не удавался: его партитура выглядела так, словно в типографии высыпали на бумагу миллион черных нот. Элизабет заранее казалось, что этот концерт Бартока ей никогда не сыграть.
Она пошла в гостиную. Чан с озабоченным лицом попался ей навстречу.
– Я обнаружил это на ветровом стекле вашей машины, мисси. Может, это что-нибудь важное?
Это была та самая бумажка, которую Элизабет заметила, возвращаясь с детского праздника. Теперь она поняла, что вовсе не ребятишки засунули ее под стеклоочиститель на ветровом стекле.
– Спасибо, Чан. Мистер Гарланд еще не ушел?
– Нет, мисси. Он сейчас на теннисном корте, проверяет, как укреплена сетка.
Она поблагодарила слугу и посмотрела на листок бумаги. «Ли Пи, Цзюлун, квартал Стоунуолл, Кимберли-роуд, 27». Все это было написано разборчивым почерком уверенного в себе человека. Должно быть, Риф сунул записку до того, как войти в дом Тома. А это значит, что он знал заранее, как она отреагирует, и ее эмоциональный всплеск не явился для него неожиданностью.
Через открытое окно доносились размеренные чмокающие звуки: это садовник подравнивал траву на газоне, начинавшемся сразу за цветочными клумбами. Воздух был влажным, как перед грозой, сладко пахли цветы шиповника, и от этого аромата немного кружилась голова. Элизабет долго глядела на записку. Ли Пи! Она слышала об этом человеке, еще занимаясь в Академии. Он считался одним из наиболее известных преподавателей по классу фортепиано. Сейчас он жил в Цзюлуне. Риф говорил, что если она захочет, то Ли Пи послушает ее.
Садовник продолжал размеренно подстригать газон. Из окна Элизабет видела Адама на теннисном корте. Засунув руки в карманы белых фланелевых брюк, он придирчиво осматривал сетку.
Ли Пи! Когда-то он преподавал в Московской консерватории. В исполнении Ли Пи были записаны «Баркарола» и Соната си-бемоль минор Шопена и фортепианный концерт Шумана, и эти записи считались классическими. Она перевела взгляд с Адама на записку. Будет ли очередным предательством по отношению к Адаму воспользоваться возможностью, предоставленной Рифом? А если вовсе не обращаться к этому Ли Пи? Не явится ли это еще большим предательством? Ведь в этом случае она предаст свой талант и все годы упорной работы.
К ней подошла Мей Лин и певучим голосом произнесла:
– Я сварила вам кофе, мисси.
– Спасибо, Мей Лин. – Элизабет еще раз взглянула на записку, затем решительно сказала: – Некоторое время меня не будет, я еду по делам. Скажи мистеру Гарланду, что вернусь к обеду.
– Хорошо, мисси, – грустно ответила Мей Лин. Она знала, что мистер Гарланд не любит, когда ему сообщают подобные известия. Также мистер Гарланд не очень любит, когда миссис Гарланд уходит из дома неизвестно куда. Он не любит, если миссис Гарланд принимается играть на рояле. Мей Лин буквально несколько часов назад наблюдала, как мистер Гарланд вышел из спальни и, услышав звуки рояля, нахмурился. А теперь придется вдобавок сообщить ему, что, закончив игру, миссис Гарланд ушла из дома, даже не поговорив со своим мужем. Без всякого желания Мей Лин вышла в сад и мимо цветочных клумб, мимо садовника направилась к корту.