Йоркширская роза - Пембертон Маргарет. Страница 24

К тому времени как они свернули к вокзалу, в голове у Уильяма царил полный сумбур. Господи, если даже Лотти разрешено будет посещать Бексайд-стрит, как может отец возражать против его визитов в дом Сары? А если он не станет возражать против посещений, то как он может возражать против их отношений? Это, в конце концов, отношения, мало отличающиеся от тех, в которые вступила с Лоренсом Сагденом много лет назад его тетка. И если отец сейчас нашел эти отношения приемлемыми, to…

«О, Сара! – мысленно восклицал он, усаживая Лотти в вагон поезда на Брэдфорд. – Когда-нибудь и как-нибудь мы своего добьемся! Ты только потерпи, Сара! Только люби меня! Пожалуйста, люби меня!»

Взбудораженная Роуз присела на край кровати, которую они с Ниной делили со дня переезда на Бексайдстрит, глядя, как Нина чуть ли не в десятый раз перекладывает вещи в своей холщовой дорожной сумке.

– Зимнее белье, головная щетка, ручное зеркало…

– На туалетном столике в Крэг-Сайде ты найдешь все, что нужно, в том числе и зеркало, – практично напомнила Роуз. – Скорее всего с посеребренной ручкой.

Нина извлекла из сумки головную щетку в черепаховой оправе и зеркало и положила то и другое на кровать.

– Блокноты для рисования, пастель, цветные мелки…

– Ты что, собираешься каждый день разъезжать из Илкли в школу искусств и обратно в автомобиле с шофером?

Нина уселась на пол возле кровати, положив на колени коробку пастелей и пенал с мелками.

– Разумеется, пока я там еще учусь.

Роуз отбросила с лица пряди отливающих золотом рыжих волос и уставилась на Нину:

– Что ты этим хочешь сказать?

– Полагаю, мне удастся поступить в колледж искусств Сент-Мартин. Дядя Уолтер обещал платить за меня.

– Колледж Сент-Мартин в Лондоне?

Лицо у Нины приняло виноватое выражение. Сестры, несмотря на разницу в возрасте, не имели секретов друг от друга, и теперь ей было неловко, что она не посвятила Роуз в свои планы, когда приняла решение перебраться в Крэг-Сайд, и не рассказала ей о доверительных разговорах с дядей Уолтером.

– Я не могу упустить такую возможность, Роуз, – пылко проговорила Нина, – так же как не могу упустить возможность жить в Крэг-Сайде.

Обычно веселое лицо Роуз сделалось печальным. Она тоже восхищалась Крэг-Сайдом, но не настолько, чтобы оставить родительский дом ради возможности жить там. Ей трудно было понять, как Нина могла поступить таким образом и с такой поспешностью. А теперь Нина говорит об отъезде в Лондон.

– Я буду жить в пансионе или остановлюсь у друзей дяди Уолтера, – сказала Нина, прочитав мысли сестры. – Ведь мы всегда это планировали, Роуз. По крайней мере для меня. А теперь благодаря дяде Уолтеру все планы сбываются.

Роуз промолчала. Многое, о чем раньше они могли только мечтать, стало реальностью: они в дружеских, семейных отношениях с двоюродными братьями и сестрой; они желанные гости в Крэг-Сайде; они больше не испытывают нужды в деньгах, хоть и неизвестно, то ли это благодаря наследству, оставленному матери дедушкой, то ли благодаря щедрости дяди Уолтера. Произошло так много хорошего, но почему на душе у нее неспокойно? Потому ли, что она знала, какой настойчивой в достижении собственной цели может быть ее сестра, или потому, что на будущее Нина наметила стать полной хозяйкой Крэг-Сайда?

– Я не думаю, что двоюродным можно вступать в брак, – заговорила она со всей прямотой, – но если ты выйдешь замуж за Уильяма, как же ты сможешь стать знаменитым модельером одежды? Такие модельеры должны жить и работать в больших городах. В Лондоне, Париже, Риме, Нью-Йорке. Ты не могла бы стать всемирно известным модельером и жить в Крэг-Сайде, а если Уильям в свое время унаследует фабрику со всеми вытекающими отсюда последствиями, вы оба не сможете жить где-то еще.

Нина покраснела до корней волос. Ей и в голову не приходило, что Роуз так точно угадает ее намерения.

– Двоюродные часто вступают в брак ради сохранения династии, – сухо возразила она. – Как, например, в королевской семье, там это сплошь и рядом. Кроме того, я считаю, что кузен Уильям и я предназначены друг для друга. Но об этом тебе еще рано знать слишком много. Ты слишком молода.

Роуз не имела привычки скрывать свои мысли, но теперь она это сделала. Если сказать Нине, что ею увлечен не Уильям, а Гарри, это лишь осложнит дело. Кроме того, не настолько она молода, чтобы не захотеть самой стать предметом увлечения Гарри.

– Если ты хочешь подрощаться с мамой Дженни, тебе лучше повидаться с ней прямо сейчас, – предложила она, спуская ноги с кровати и подумав при этом, что красотой ей никогда не сравниться с Ниной. – Она к нам вряд ли зайдет, зная, что дядя Уолтер может явиться с минуты на минуту.

– Мне кажется, она очень застенчивая, – сказала Нина, закрывая свою сумку. – Хотела бы я, чтобы и некоторые другие наши соседи обладали этим качеством! – Она встала и поаккуратнее заправила за пояс светло-коричневой длинной юбки блузку в желтую полоску. – В прошлый раз, когда приезжал дядя Уолтер, Герти, например, кричала, что ему стоит переехать сюда, раз уж он так зачастил на Бексайд-стрит. – Нина выразительно передернула плечами. – Представляешь, как бы она разошлась, если бы сюда явились Уильям, Гарри и Лотти?

Роуз могла себе это представить, но не считала чем-то особенным. Просто у Герти такая манера проявлять дружелюбие.

– Ты не переоденешься в черное из уважения к дедушке? – спросила она Нину, спускаясь вместе с ней по короткой лестнице. – Ноуэл носит черную повязку на рукаве, а так как ты собираешься жить в Крэг-Сайде…

– Я не прочь надеть черное, – ответила Нина, открывая дверь, которой заканчивалась лестница с верхнего этажа. – Черное мне идет. Переоденусь после того, как попрощаюсь с мамой Дженни.

– Не задерживайся там! – крикнула Лиззи из чуланчика, где она стирала рубашки. – Твой дядя может приехать в любую минуту.

– Я всего на пять минут, не больше, – откликнулась Нина уже от входной двери.

– Итак, ты собираешься начать жизнь самой любимой племянницы богатого фабриканта? – поддразнила Нину Полли.

Она стояла у большого деревянного стола, занимающего почти всю комнату, и месила тесто. Колечки темных волос обрамляли все еще красивое лицо с тонкими, изящными, словно у эльфа, чертами.

– Да, – ответила Нина с торжествующей улыбкой, но чувство справедливости заставило ее добавить: – Но не думаю, что я самая любимая племянница. Дядя Уолтер очень хотел, чтобы Роуз тоже переехала в Крэг-Сайд. – Она повернула голову к Роуз, которая устроилась на боковой спинке старого, набитого конским волосом дивана; для Нины оставалось загадкой, почему ее сестра наотрез отказалась от переезда. – Дяде Уолтеру, кажется, по душе, что Роуз говорит с брэдфордским акцентом, – продолжала она, еще более озадаченная. – Он называет ее своей маленькой йоркширской розочкой.

Полли взяла скалку и принялась раскатывать тесто. Было время, давнее, далекое, когда Уолтер Риммингтон называл ее Йоркширской Королевой.

Скалка перестала двигаться. Полли уставилась на тесто невидящим взглядом. Вспоминает ли он когда-нибудь о ней? Быть может, Роуз с ее йоркширским выговором напоминает ему о ней, Полли?

– Возможно, я и недолго пробуду в Крэг-Сайде, – говорила Нина, вертя в руках эмалированную кружку, которую Полли использовала, чтобы вырезать кружочки из теста для тартинок. – Я, наверное, поступлю в колледж искусств Сент-Мартин и буду учиться на модельера одежды.

Полли едва ее слушала. Теперь она поняла, что Ка-леб Риммингтон был прав, когда поставил перед Уолтером ультиматум: либо оставить ее, Полли, либо проститься со всякой надеждой унаследовать Крэг-Сайд и фабрику. Каким бы он был отцом, если бы не поступил именно так? Он, как это говорят, сам себя сделал, или, иначе сказать, вытянул себя наверх за собственные шнурки от ботинок. И стал одним из самых богатых и, если речь идет о текстильном производстве, самых влиятельных в графстве людей. Вполне естественно, что такой человек хотел, чтобы сын женился удачно.