Пригоршня вечности - Астахова Людмила Викторовна. Страница 43

Но окружить дом Анарсона, сына Фольрамина, превратив его тем самым в ловушку для Джасс’линн, никто не запретит.

Он действительно собирался сделать все идеально. Без сучка и задоринки захватить Воплощенную Ильимани. Так, чтобы у самого Ар’ары челюсть отвисла от изящной лихости магистра. И тогда эта история войдет в анналы Облачного Дома и станет примером для подражания. Но если смотреть на ситуацию шире, то много ли доблести в поимке обыкновенной женщины могущественным волшебником? Ну, пусть не совсем обычной, хотя в сравнении с силой оллавернского мага ее скромным даром легко можно пренебречь. И если бы не было той памятной ночи в Далмаре... Тогда врать себе было бы проще и приятнее. Но, заранее зная, насколько она беззащитна, посылать в лавку Погонщиков и потом с чистой совестью пожинать плоды победы как-то... бесчестно, что ли.

И, пока подчиненные гадали о причине сомнений господина, Ноэль мучительно подыскивал себе оправдание. Узнай о сем прискорбном факте Ар’ара, он бы очень пожалел о своем решении возвысить магистра Хиссанда до уровня Круга Избранных. Оправдания – удел слабых. Сильным не в чем себя упрекать.

Ноэль искал оправданий и не находил их. Разве виновна Джасс в своем ужасном предназначении? Да и не мешало бы узнать, почему, в отличие от своих предшественниц, она ничего из себя как магичка не представляет. Ведь это же как минимум странно, а всему следует сначала найти объяснение, а потом уже приводить в исполнение приговор.

К слову, прав был Шафф, когда категорически запрещал относиться к людям, попавшим под удар Облачного Дома, с сочувствием. «Их жизни ничего не значат с точки зрения Великого Искусства», – любил говаривать Глашатай Ночи. Ведь не случайно все без исключения оллавернские маги отказывались от семей и близких. Маленьких детей с хорошими задатками выкупали у бедных родителей за золото, предпочитая средних способностей сиротку потенциально сильному волшебнику, чья родня не желала расставаться с дитятком. Способности крайне необходимо развивать, но мало кто способен потратить деньги и время на обучение ребенка магии, если существенного толка от этих занятий родители при жизни, скорее всего, не увидят. Ну, разве что малец окажется очень уж настырным, тогда мир обретет еще одного вольного мага. А так Оллаверн выпестует из середнячка великолепного профессионала. Кстати, примерно так оно и случилось с Ноэлем. Ни матери, ни отца он не знал. Его недельным младенцем подбросили на храмовый порог, а в трехгодовалом возрасте его увидел оллавернский Пилигрим.

Вот так оно всегда бывает. Один раз стоит пойти на поводу у своих желаний и, заступив за грань дозволенного, попадаешь в весьма и весьма сложное положение. Сначала кажется, что легкая уступка своим чувствам не повлечет за собой ничего серьезного. А потом, когда дело доходит до главного, что-то внутри мешает поступить правильно. Короче, не стоило Ноэлю идти в лавку первым.

На что он рассчитывал? Джасс кинется ему на шею? Простит? Поймет?

Он шагнул внутрь с самым решительным видом, на который только был способен. Из яркого солнечного дня в пыльный сумрак низкого помещения. Окна «Разных вещей» стеклили чуть ли не в прошлом веке толстыми желто-коричневыми кусочками стекла, а потому внутри царил вечный теплый полумрак. Золотистые искорки зажглись в бездонной тьме глаз женщины, замершей над огромным фолиантом. Такую книженцию не каждый мужчина поднимет.

– Доброго дня, Джасс’линн, – тихо сказал Ноэль, встречаясь взглядом с женщиной.

Миг узнавания, отражение улыбки, резкое движение подбородка, словно он со всего маху вмазал ей пощечину, ослепление, понимание.

– Давай по-хорошему...

Ноэль ожидал всего, чего угодно. Слез, крика, обвинений. Ведь она должна понимать, что сопротивление бесполезно. Но Джасс молча швырнула ему в лицо маленькое облачко мелких осколков льда. Больше в запасе у нее не было волшебства, но и этого хватило, чтобы волшебнику посекло в кровь лицо и ладонь, которой он инстинктивно заслонился. Если бы не этот невольный жест – прощайте глаза.

Примерно такое чувство испытывает крестьянская вдова, когда, однажды придя на самое лучшее и щедрое свое поле, обнаруживает его побитым градом. И там, где еще накануне стояла добрая рожь, теперь только грязное месиво. Месяцы упорного труда пошли насмарку, денег нет, помощи ждать неоткуда, а дома сидят голодные дети. Отчаяние захлестывает с головой, и никакие слезы не помогут горю. Можно валиться на землю и тихо проклинать свою несчастливую долю, можно кричать проклятья небесам, можно рвать на себе волосы. Словом, есть множество способов выразить свое горе, только вот поле от всех этих поступков не вернется в первоначальное состояние. И крестьянка понимает это лучше всех остальных. А посему либо идет в сарай и вешается на вожжах, либо... Одним словом, вешаться Джасс не собиралась по принципиальным соображениям.

Не будь Джасс практикующей ведьмой и не изготовь заранее джад-камень, то ни видать бы ей той крошечной форы для бегства, пока волшебник отходил от внезапной атаки.

Не будь Джасс бывшей хатамиткой, она никогда бы заранее не продумывала возможные пути к отступлению и вероятному бегству. Понятное дело, что маги окружили дом Анарсона со всей тщательностью, но в любой сети всегда найдется слишком большая ячейка.

Головы от паники ведьма-хатами не потеряла в силу склада вовсе не женского характера, скорее даже наоборот. Ее разум в опасности обретал отточенную ясность восприятия.

Бросив в «Аланни» свое заклятие, Джасс в тот же миг развернулась на месте и бросилась бежать между стеллажами, попутно сбрасывая все попавшиеся под руку свитки и книги на пол. В спину ей летели вперемешку проклятия и слова заклинаний. Вместо того чтобы выскочить на задний двор, где Джасс наверняка уже с нетерпением поджидали Погонщики, она быстро взлетела на третий этаж. Но не на женскую половину, а на мужскую. Там в тупиковом коридорчике, ведущем в гардеробную хозяина, имелась весьма затейливая стеночка. Тонкая перегородка из деревянных планок, покрытая штукатуркой, скрывала проход в соседний дом.

Не сбавляя скорости бега, Джасс врезалась плечом в эту стенку, затем еще раз и еще, прежде чем та поддалась. С трудом, но женщина протиснулась в образовавшийся пролом. Более всего мешала юбка. Гнусная неудобная штуковина путалась между ногами, не давала сделать лишнего движения. Для начала Джасс подобрала подол и набросила его себе на плечи как накидку, чтоб хоть как-то освободить ноги. Оставалось только радоваться, что под юбкой на ней были короткие тангарские шаровары, а не то весь тангарский район Ритагона навеки запомнил бы гостью Анарсона по сверканию голой задницы.

Погоня если и отставала, то ненамного. Джасс неслась по чужому дому, как ошпаренная кошка, бесцеремонно расталкивая в разные стороны соседских домочадцев. Тангарки при виде женщины с намотанной на голову юбкой и в куцых шароварах вопили во всю глотку, словно их резали и насиловали неведомые захватчики. К ним на помощь бежали перепуганные мужчины и столбенели при виде незваной гостьи.

– С дороги! В сторону! – орала Джасс.

Отсутствие какого-либо оружия ее бесконечно нервировало. Меч остался на хранении у Миол в сундуке.

– Держи ее! Хватай!

– Лови! – неслось откуда-то снизу.

Ищейки взяли след, и теперь путь на улицу был отрезан. Оставалась только крыша. А крыши у тангарских домов, как правило, с очень крутыми скатами и покрыты мелкой черепицей. По таким не очень-то побегаешь. Джасс вылезла наружу через слуховое окошко и поняла, что бежать придется по выемке водостока. Зато до самого конца квартала канавка ни разу не прерывалась. На коньке крыши сидели голуби и, судя по их взглядам, беглянке совершенно не завидовали.

Как гласит расхожая степняцкая мудрость, если бы глупость окрыляла, то почти все обитатели этого мира летали бы как птицы. И правы ведь степные аксакалы! Глупости, совершенные отставной кераганской ведьмой за последние несколько месяцев, просто обязаны были бы вознести ее над преследователями и над всем Ритагоном на огромных сияющих крыльях своей вопиющей безрассудности. Ну, положим, угадать в скромном игергардском дворянине Аланни Каньере матерого оллавернского магистра – дело, требующее немалых знаний и усилий и простой деревенской ведьме недоступное. Но спать-то с ним зачем? Тем паче, что не слишком-то и хотелось, по большому счету.