Невеста-незабудка - Пембертон Маргарет. Страница 1

Маргарет ПЕМБЕРТОН

НЕВЕСТА-НЕЗАБУДКА

Посвящается Молли Рамбелоу

Глава 1

Был первый день июня 1900 года, но в доме Герберта Мосли, стоявшем на высоком холме с видом на залив Сан-Франциско, царило отнюдь не летнее настроение.

— Эту девчонку следовало бы выпороть! — бушевал Герберт, пока пролитое молоко расползалось по скатерти из дамаста и стекало на турецкий ковер с безвкусным узором.

— Простите, — сокрушенно проговорила Лотти Сталлен, глядя не на разъяренного дядю, а на свою восемнадцатилетнюю сестру. — Я не хотела, Лилли Просто я задела стакан рукой и…

— Ничего, Лотти. — Лилли уже промакивала молоко салфеткой. — Ничего страшного не произошло…

— Ничего страшного не произошло? Ничего страшного не произошло? — Ее дядя, двойной подбородок которого трясся от возмущения, резко отодвинул стул от накрытого к завтраку стола. — Мой ребенок никогда не сказал бы ничего подобного Твои слова типичны для твоего достойного сожаления воспитания и ирландской крови!

Лилли побледнела. С тех пор как она вместе с десятилетней сестрой и шестилетним братом по необходимости перебралась в дом своей тетки с материнской стороны, у которой не было детей, ей пришлось привыкать к безрадостному существованию и мелочной тирании. К чему она не смогла привыкнуть — и не собиралась, — так это к пренебрежительным замечаниям о своем умершем отце.

— Лотти извинилась, и этого достаточно, — напряженно произнесла она, так же резко отодвинув стул и поднявшись. — Ваши замечания о моем воспитании и ирландском происхождении абсолютно непозволительны.

Тетя Гасси приглушенно вскрикнула, предчувствуя недоброе.

Маленький Лео заплакал.

Лотти крепко сцепила руки на коленях, проклиная свою неуклюжесть и горя ненавистью к своему дяде Герберту, англичанину.

— Твой отец был безответственным ничтожеством, он никак не обеспечил своих детей, лишившихся матери, — проревел Герберт, угрожающе наклоняясь к девушке.

Лилли не дрогнула, но ее глаза цвета незабудок полыхнули огнем.

— Мой отец был джентльменом, о чем было прекрасно известно всем другим джентльменам!

Герберт со свистом втянул воздух, не веря своим ушам.

— В мой кабинет! — прошипел он, и его лицо, которое уродовала нечистая кожа, покраснело. — Никто не смеет так разговаривать со мной в моем собственном доме!

Особенно девчонка, которая попрошайничала бы на улице, если б не мои милости!

Только ответственность за Лео и Лотти удержала Лилли от замечания, что попрошайничество было бы куда предпочтительнее жизни в этом доме-склепе. Она понимала, что уже и так зашла слишком далеко. Если он захочет, он может выгнать ее из этого ненавистного дома, и что тогда будет с Лео и Лотти? Дядя никогда не позволит ей забрать их с собой. Однажды она нечаянно услышала, как бездетные родственники обсуждали возможность перемены фамилии Лео — Сталлен на Мосли. И Лилли поклялась себе, что не допустит этого — только через ее труп, однако подслушанный разговор дал ей представление о замыслах дяди и создал почву для дурных предчувствий.

Выходя за дядей из комнаты, Лилли в сотый раз спрашивала себя, как им троим спастись от него.

В свои восемнадцать лет она была достаточно взрослой и вполне могла проложить себе дорогу в этом мире, но это означало оставить Лео и Лотти полностью на попечении дяди и теги. Если бы тетя Гасси обладала чуть — более твердой волей, Лилли не пришлось бы решать такую серьезную проблему, ко тетка была совершенно безвольной. Что бы ни предпринимал муж, она всегда с ним соглашалась. И страстно желала иметь своих детей.

Идя следом за дядей по коридору, Лилли думала, что была не слишком-то разумна, не отступив перед запугиванием. Ее поведение дало дяде идеальный повод отказаться от ответственности за нее и оформить опеку над Лео и Лотти. Так что, как бы противно ей это ни было, придется извиниться. А затем подумать, как позаботиться о Лео и Лотти, чтобы ничем не быть обязанной тете и дяде.

— Закрой дверь! — приказал он, когда она вошла в комнату.

Вскинув голову и стиснув зубы, Лилли повиновалась.

Дядя сел за большой стол у окна, сквозь которое виднелось небо в облачках и часть пятидесятимильного водного пространства — залив Сан-Франциско. Герберт глубоко вздохнул и без обиняков заявил:

— Я требую извинения.

Все в нем выдавало напряжение: его голос, ссутуленные плечи и стиснутые, так что побелели костяшки пальцев, руки. У Лилли засосало под ложечкой, когда она поняла — он ожидает, что она откажется извиняться, и тогда он получит повод выгнать ее из дома.

— Я прошу прощения, — с трудом произнесла она непослушными губами, и единственным утешением ей послужило разочарование, явно промелькнувшее в глазах дяди.

— Черта с два ты извиняешься! — И снова, как чертик из табакерки, он вскочил на ноги. — Вы ведете себя вызывающе, юная леди, и не думайте, что я этого не замечаю!

— Вы потребовали извинений — я их принесла, — ледяным тоном возразила Лилли, обуздывая свой гнев, потому что, дай она ему волю, последствия будут самыми роковыми.

Вдалеке, в заливе, на белых свернутых парусах играло солнце. Она с горечью вспомнила, как обрадовалась, когда адвокат отца сообщил, что ее новым домом станет Сан-Франциско. По сравнению с маленьким городком в Канзасе, где умер ее вдовый отец, это звучало столь многообещающе…

— Старатели сорок девятого, — проговорил тогда Лео, и его глаза округлились. — Ты помнишь рассказы папы про «золотую лихорадку»? Это же было в Сан-Франциско! Как ты думаешь, Лилли, там еще осталось золото?

Может, и мы найдем его?

Она засмеялась и взъерошила кудряшки Лео, почти такие же темные, как у нее.

— «Золотая лихорадка» в Сан-Франциско была давно, в тысяча восемьсот сорок девятом году, — ласково ответила она. — Старатели называли себя по этому году.

— Если бы папа не заболел, — прерывающимся голосом добавила Лотти, — он повез бы нас искать золото на Аляске, я знаю, он мне говорил. — Ни Лео, ни Лилли в этом не сомневались. Поехать на Аляску мыть золото — приключения именно такого рода разжигали воображение их отца. И если бы он смог воплотить свою мечту в жизнь, то наверняка взял бы с собой детей.

Все они тогда замолчали, думая об отце, которого очень любили. Неисправимый оптимист, он иммигрировал в Америку, пребывая в твердой уверенности, что «дела пойдут» и что «удача ждет за углом».

Иногда его оптимизм был обоснован: пока была жива их мать, они жили во вполне комфортабельном домике, какие предоставлялись работникам ранчо в Вайоминге. Как практически все ирландцы, Коннор Сталлен творил чудеса, если дело касалось лошадей, и по-настоящему счастливым он чувствовал себя, когда занимался любимым делом.

Его свояк был иммигрантом совсем иного рода, у него не было уважения к человеку, который зарабатывал себе на жизнь ремеслом цыгана. Герберт любил считать себя бизнесменом, хотя, в чем конкретно заключался его бизнес, для всех оставалось тайной.

Будучи почти одного роста с дядей, Лилли смотрела ему прямо в глаза, их разделял только письменный стол, солидный, со столешницей, покрытой кожей. С самой первой минуты, лишь только она переступила порог этого дома, держа за руки Лео и Лотти, она поняла, что ей здесь не рады. Холодность родственников потрясла ее, но с этим шоком жизнелюбивая натура девушки справилась.

С чем Лилли не смогла смириться, так это с растущей уверенностью, что ее здесь просто не хотят видеть, Лотти лишь терпят, а вот Лео действительно рады.

Поначалу предпочтение, оказываемое ее младшему брату, казалось обычным вниманием, которое уделяют самому маленькому, особенно если это мальчик. Потом, когда она немного освоилась в напряженной обстановке этого бездетного дома и получше разобралась в характере дяди, на свет всплыла ужаснувшая ее правда. Герберт считал, что Лео достаточно мал, чтобы еще успеть «исправить» его, вылепить из него человека по собственному образу и подобию, удалить из его речи все следы ирландского акцента и воспитать как собственного сына, чтобы мир поверил, что мальчик — действительно его сын.