Площадь Магнолий - Пембертон Маргарет. Страница 33

Следующий был дом Шарки, окна которого всегда затягивали плотные занавески. Кристина не знала, что за ними происходит, но догадок на этот счет строилось на площади предостаточно. Альберт рассказывал, что Уилфред Шарки окончательно сбрендил. Мейвис утверждала, что он избивает жену — дескать, об этом она догадалась еще на свадьбе Кейт и Леона, когда Дорис Шарки явилась в церковь в шляпе, поля которой закрывали половину лица.

— Этот мерзавец поставил ей фонарь под глазом! — горячилась Мейвис. — Я так и заявила Хетти. Все религиозные фанатики сумасшедшие, они губят детей и бьют жен. Бедняжка Дорис целыми днями не выходит из дома, а несчастная Пруденция была вынуждена оставить работу в адвокатской конторе, чтобы помогать матери присматривать за Уилфредом.

Дом номер восемь пустовал: семья Тиллотсон пока не заняла его верхний этаж, а беженка из Польши еще не объявилась, хотя ее приезда и ждали. Дальше стоял дом Фойтов, которому предстояло вскоре стать домом Эммерсонов, а за ним — жилище Гарриетты Годфри. Выйдя за Чарли Робсона, она становилась мачехой Джека и свекровью Кристины. Все это с трудом укладывалось у Кристины в голове, но это ее не огорчало, поскольку там и так все перемешалось. Гораздо сильнее беспокоило ее то, что она до сих пор не поделилась своими тревогами с Джеком. Она не могла собраться с духом и признаться мужу, что не теряет надежды разыскать маму и бабушку и что в их розыске ей помогает Карл Фойт.

Кристина подалась вперед и прижалась щекой к холодному стеклу. Что же мешает ей раскрыться мужу? Возможно, этому помешала вся праздничная, суматошная атмосфера последних дней, не очень подходящая для откровенных разговоров. По коже пробежал холодок: ей вспомнилась поездка в центр Лондона в день победы над Японией в компании Джека, Кейт, Леона, Дэнни, Керри, Мейвис и Малкома Льюиса. Тогда она пережила настоящий кошмар.

Радуясь, как и все остальные, окончанию войны, Кристина не умела, да и не хотела бурно выражать свой восторг и голосить хором песни на улицах города. Но все окружавшие ее люди были настроены иначе. Лондонцы и военнослужащие союзных армий — голландцы, поляки, чехи и словаки, американцы со своими звездно-полосатыми флагами — запрудили улицы и площади, пели, танцевали, шутили и смеялись. Мейвис, Керри и Кейт залезли на бронзового льва на Трафальгарской площади. Джек уговаривал Кристину присоединиться к ним, и ей это было неприятно. Напротив Букингемского дворца все пели национальный гимн и до хрипоты приветствовали короля Георга и королеву Елизавету. Когда стемнело, они с трудом протиснулись сквозь толпу на Пиккадилли, а в полночь слушали бой Большого Бена, которому вторили клаксоны всех автомобилей Лондона.

К какофонии присоединились переливы полицейских свистков, надрывные гудки катеров на Темзе и паровозов в депо. Кристина едва не оглохла от этого оглушительного шума. Веселье достигло апогея. Стоящие рядом с жителями площади Магнолий солдаты растянули одеяло, и Мейвис, не долго думая, спрыгнула на него со льва, юбка ее бесстыдно задралась, и все мужчины, в том числе и Джек, взревели от восторга при виде ее обнаженных женских прелестей. А Кристине вдруг стало противно от этого звериного рева и похотливых взглядов, она даже почувствовала к мужу неприязнь. Ей стало страшно и одиноко в беснующейся толпе чужих людей, и побороть свой страх она не сумела. Может быть, именно тогда она и ушла в себя, в свои воспоминания, и этот миг еще больше обострил желание найти утраченных родных.

Вновь и вновь ее мысли возвращались к бесследно исчезнувшим маме и бабушке. Ей хотелось верить, что они живы и тоже празднуют окончание войны. Но надежда на благополучный исход их мытарств омрачалась беспокойством об их здоровье. А что, если они до сих пор в лагере для перемещенных лиц или в больнице? Может быть, они голодают и вынуждены рыться в мусоре, чтобы выжить? Кристина видела такие сцены в хроникальных фильмах о бездомных в разных странах Европы. За исключением разве что Кейт, никому из соседей не приходилось тревожиться о пропавших без вести, и как тут было рассказать о своих надеждах Джеку? Так она и не обмолвилась о них ни словом. А теперь, когда до отбытия Джека в часть оставалось всего несколько часов, ее тоска стала невыносимой. Кристина понимала, что, если она что-то срочно не предпримет, пропасть между ними увеличится, а сама она еще глубже погрузится в пучину своих тайных терзаний.

Джек пошевелился во сне и, перевернувшись на бок, хотел было обнять жену. Но, обнаружив ее отсутствие, он открыл глаза и, сев на кровати, воскликнул:

— Кристина! Ты почему не спишь в такую рань? Что случилось, любимая? Который час? Пять утра или шесть?

— Начало шестого, — ответила она и вернулась к кровати. Джек нетерпеливо отдернул одеяло, досадуя, что жена не разбудила его раньше, чтобы заняться любовью. Как можно смотреть в окно, когда им остались последние минуты?

Едва только Кристина легла, Джек заключил ее в объятия. Страсть пронзила ее, как только она ощутила его мужское естество, но вспыхнувшее было желание остудила боязнь разбудить других обитателей дома.

— Сегодня суббота, — успокоил ее Джек, с удивительной проницательностью угадав причину ее тревоги. — Мириам с Альбертом еще затемно укатили на оптовый рынок за товаром.

Он задрал подол ее ночной рубашки и погладил шелковистую кожу.

— А Лия спит как сурок, — добавил он, наклоняясь и нежно сжимая ее грудь.

Сосок Кристины напрягся от прикосновения его пальцев, и она затрепетала, вновь охваченная желанием ощутить его внутри себя.

— Ну а Керри, Дэнни и дети всегда спят так, что их и пушечный выстрел не разбудит, — осевшим от вожделения голосом заверил ее Джек, чтобы окончательно успокоить. Реакция жены убедила его, что она не сожалеет о своем замужестве. Значит, она не влюбилась ни в кого другого в его отсутствие. И теперь требовалось закрепить их взаимное влечение. Он стал целовать ее лицо, и она застонала и вцепилась пальцами в его густые волосы. По всему ее телу растекся приятный жар.

Тревожные мысли, лишавшие Кристину душевного равновесия, отошли на задний план. Она надеялась, что после их близости сумеет преодолеть робость и поведать Джеку, пока он будет ее ласкать, свои надежды и опасения. Кристина не собиралась упускать последний шанс. Ей хотелось сломать невидимую преграду, разделяющую их внутренние миры, и окончательно слиться с мужем своими чувствами и помыслами.

Джек оставил в покое ее грудь и погладил по лобку.

— Это будет в последний раз перед долгой разлукой, любимая, — прохрипел он, дрожа от вожделения. — Мы должны надолго это запомнить.

— Да, Джек, — страстно выдохнула Кристина, уверенная в том, что Лия за перегородкой спит, как и все остальные. — Возьми же меня скорее, люби изо всех сил!

Джек с радостью откликнулся на ее просьбу и ловко проник в ее лоно, благоразумно закрыв уста поцелуем. Их молодые тела слились.

Позже, когда они начали приходить в себя, мокрые от пота и обессиленные, Кристина промолвила:

— Джек, нам нужно серьезно поговорить. Этот вопрос давно не дает мне покоя.

Джек как раз докуривал сигарету. Затянувшись в последний раз, он затушил окурок в блюдце, служившем пепельницей, и приготовился внимательно выслушать жену. Наконец-то Кристина расскажет ему, что же не дает ей покоя. Наверняка это серьезная проблема, ведь Кристина умная и образованная девушка. Хотелось лишь надеяться, что не Карл Фойт причина ее волнений. Будь он евреем, родственники с радостью выдали бы ее за этого немолодого интеллигентного мужчину. Во всяком случае, такой брачный союз был бы для них предпочтительнее, чем замужество с сорвиголовой из юго-восточного Лондона.

Кристина между тем села на кровати и поудобнее устроилась, облокотившись на подушки. Она намеревалась рассказать Джеку не только об их с Карлом Фойтом розысках ее пропавших родственников, но и о своем ощущении вины за то, что она уцелела и уютно обосновалась на площади Магнолий, в то время как миллионы евреев погибли в печах концентрационных лагерей. И разумеется, она собиралась сообщить ему, что чувствует себя изменницей, нарушившей культурные и религиозные традиции своего народа. Кристина слегка прикрылась одеялом, затем, подумав, натянула его до подбородка и обхватила колени руками.