Площадь Магнолий - Пембертон Маргарет. Страница 43

По проходу между рядами скамей промчалась Мириам, торопясь занять лучшее место. За ней неторопливо проследовал Альберт, добродушно кивая друзьям и соседям. Тугой воротничок сорочки и галстук, сдавливавшие его мясистую шею, ограничивали подвижность и придавали его движениям некоторую степенность.

Не зная, что ответить подруге, Эмили сменила тему.

— Надеюсь, Рут вернется к началу торжественной церемонии и сыграет «Свадебный марш», — сказала она, рыская взглядом по залу. — Если Гарриетта, просидев шестьдесят лет в девках, не выйдет к алтарю под звуки свадебного марша, это будет стыд и срам.

— Если уж она шестьдесят лет прожила старой девой, то вряд ли ее сейчас заботит, будет ли звучать в церкви свадебный марш, — язвительно возразила Нелли. — Прости Господи, но я не понимаю, зачем ей это нужно в таком возрасте. Лично я сыта замужеством по горло и скажу честно: вся эта суета не стоит и выеденного яйца. Доведись мне выбирать между супружеством и чашкой крепкого горячего чая, я бы выбрала последнее. Особенно если чай с сахаром.

— Я похожа на невесту, Кэтрин? — спросила взволнованная Гарриетта Годфри, стоя в прихожей своей квартиры вместе с Кейт и Леоном. — Может быть, мне следовало выбрать нечто более легкое, чем этот строгий сине-белый наряд? Впрочем, и выбирать-то было не из чего, ассортимент тканей, отпускаемых по карточкам, ограничен.

— Ваш костюм выглядит так, словно он сшит в добрые довоенные времена, — не покривив душой, ответила Кейт, окинув Гарриетту восхищенным взглядом. — И шляпа на вас очень элегантная, а букетик маргариток, приколотый к полям, смотрится просто чудесно. Сразу видно, что вы — невеста.

Гарриетта сжала пальцами в белых нитяных перчатках молитвенник в кожаном переплете и призналась:

— Вот уж не думала, что когда-нибудь выйду замуж! Я даже в юности не отличалась красотой. Отец говаривал, что, поскольку на внимание мужчин мне рассчитывать не приходится, нужно получить хорошее образование и достойную работу. Я последовала его совету.

Она замолчала, погрузившись в воспоминания о своем одиноком прошлом. До Первой мировой войны она училась в педагогическом институте и не обзавелась приятелем, как не сумела она ни с кем познакомиться и позже, когда поля Франции и Бельгии обагрились кровью молодых неженатых парней.

— Мне очень повезло, — в последний раз взглянув на себя в зеркало, промолвила Гарриетта, — и с Чарли, и с такими друзьями.

Она обернулась и посмотрела на Леона. Он стоял позади Кейт, одетый в тщательно вычищенный и выглаженный темно-серый костюм и белоснежную сорочку. Наряд довершал галстук в серую и красную полоску.

— Я вам очень признательна, Леон, за то, что вы согласились стать моим посаженым отцом. Ну, нам пора отправляться в церковь. Я никогда не заставляла Чарли ждать меня и сегодня не намерена испытывать его терпение.

Издали увидев приближающуюся невесту, Дэнни Коллинз, дежуривший у церкви, подал знак Бобу Джайлсу и Рут Фэрберн, только что вернувшейся из поездки в Эссекс. Рут поспешила к органу, даже не сняв пальто.

Эллен Пирс, сидевшая по левую руку от прохода, сжала локоть Карла. Соседствовавшие с ними мальчики, Лука и Мэтью, терпеливо ожидали, когда к ним присоединится мать. Дейзи села позади них, в одном ряду с семьей Коллинз. Карл нежно погладил Эллен по руке, и она с радостью подумала, что скоро малыши станут называть ее бабушкой.

Мейвис, расположившаяся перед мальчиками, нервно сжала в руках сумочку из искусственной кожи, в которой лежало письмо. В общем-то нет ничего страшного в том, что Теда демобилизуют раньше, чем Джека, подумала она. В церкви возникло оживление, все обернулись к дверям. По проходу торопливо прошла Кейт в нарядном нежно-голубом платье с красивыми пуговицами из хрусталя и потрясающим белым поясом. Зазвучали торжественные аккорды свадебного марша. Чарли и Дэнни Коллинз, его шафер, встали лицом к алтарю. Было немного странно видеть Чарли в новом костюме.

— Я его просто не узнаю, — заметила Нелли Миллер Эмили Хеллиуэлл. — Это совсем другой человек!

Чарли повернулся всем корпусом к проходу между скамьями, по которому шла в сопровождении Леона Эммерсона его возлюбленная, в шляпе, надетой для пущего шика на французский манер — слегка набекрень. Букетик маргариток, приколотый к широким полям, придавал невесте почти девичье очарование. Лицо жениха засияло. Он был в восторге от Гарриетты. Не женщина, а бриллиант чистой воды!

— Разумеется, они не поедут в свадебное путешествие, — уверенно заявила хозяйка паба «Лебедь» одному из бесцеремонных любопытных, заглянувших в зал, когда там проходил скромный, по понятиям площади Магнолий, банкет. — Им обоим за шестьдесят, и поженились они не ради каких-то глупостей, а чтобы им жилось веселее.

— Мне такие супружеские отношения по душе, Гарриетта, — с задорной улыбкой промолвил Чарли, когда они вечером улеглись на просторную двуспальную кровать, принадлежавшую еще родителям новобрачной. — Главное, что пружины почти не скрипят!

Гарриетта густо покраснела и прыснула со смеху. Чарли разразился громким хохотом, от которого кровать заходила ходуном.

Случайный прохожий, выгуливавший собаку на площади, покачал головой и, улыбнувшись, подумал, что так смеются только над очень славной шуткой.

Глава 16

Джек Робсон курил, лежа на верхнем ярусе барачной кровати, и перечитывал письмо от Мейвис, стряхивая пепел в банку из-под консервов.

«…Жаль, что тебя не было на свадьбе. Видел бы ты своего папашу! Это было нечто! Они с Дэниелом украсили лацканы пиджаков белыми гвоздиками, а остатки своих шевелюр намазали бриллиантином так, что стали похожи на двух старых аферистов. Гарриетта Годфри выглядела великолепно. Впервые в жизни я видела ее не в твидовом костюме и грубых башмаках, а в наряде из тонкой темно-синей ткани с белой отделкой, в синих изящных туфельках и в шикарной шляпе с широкими полями. А ведь когда-то она была директрисой школы, в которой вы с Джерри учились, и вы называли ее „селедкой“. Бьюсь об заклад, что ты вряд ли когда-нибудь предполагал возможность заполучить ее в мачехи.

Еще одна новость: Дэнни и Леон подружились. Теперь они вместе водят по воскресеньям детей в бассейн, а по пятницам посещают баню. Подозреваю, что Леон учит Дэнни плавать. Да, самое главное! Дэнни и Керри переехали в дом номер семнадцать. Теперь мама сможет наконец спокойно слушать по радио новости без комментариев Дэнни, считающего себя умнее нашего премьер-министра. Я как-то раз посоветовала ему уволиться с кондитерской фабрики и пойти в политики. Он почему-то на меня обиделся».

Джек усмехнулся, живо представив себе своего школьного приятеля, признанного умника и хвастунишку. Наверняка он чувствует себя не в своей тарелке, сменив мундир сержанта на рабочий комбинезон. Джек жадно затянулся и положил недокуренную сигарету на край жестяной банки. Для живой натуры Дэнни лучше подошла бы работа, требующая воображения и инициативы. Ничего, как только его, Джека, демобилизуют, он найдет для старого приятеля подходящее занятие.

«…Другая новость: в восьмом доме поселилась весьма странная особа. Поначалу все над ней посмеивались, но Керри и Кейт привели ее в божеский вид, и постепенно Анна у нас прижилась. Даже дети не обращают внимания на ее грубый голос. По сравнению с Уилфредом Шарки Анна вполне нормальная. А вот бедняжка Дорис прячется от муженька у сестры. Пру поселилась у Эммерсонов и открыто гуляет по улице под ручку с Малкомом Льюисом. А Уилфред целыми днями торчит в Льюишеме под часами и сулит прохожим адские муки и конец света».

Джек снова улыбнулся: с обитателями площади Магнолий не соскучишься!

«…Что еще? Бабуля приспособила свой металлический шлем под супницу. Нелли использует каску как вазу для цветов, а Эмили Хеллиуэлл устроила из своей купальницу для птичек. Билли натаскал в палисадник столько разного хлама, что одному Господу известно, как от него избавиться. Вчера утром Уилфред Шарки заявил, что гора мусора перед моим домом угрожает здоровью нации и что на меня следует пожаловаться в муниципалитет. Когда об этом узнала Пруденция, она обрадовалась, потому что уже давно не слышала от отца ничего разумного. Нужно отметить, что свое глубокомысленное замечание он сделал, направляясь в Льюишем с таким плакатом: „Дом ее — вход в ад!“»