Под южным солнцем - Пембертон Маргарет. Страница 38
— Если судить по австрийским газетам, то нет. — Мысли Джулиана неожиданно оказались далеки от постели. — Все сходятся во мнении, что, хотя убийство совершено в Боснии, ответственность за преступление лежит на Сербии. Именно ее внешняя политика способствовала террористам, и само существование этого государства представляет постоянную угрозу безопасности Австрии.
Наталья отложила нож и вилку, внезапно потеряв аппетит.
— Означает ли это, что война неизбежна?
Джулиан глубоко задумался.
— Не уверен. Если начнется война, Россия не останется в стороне. Она всегда считала сербов братским народом и, я в этом не сомневаюсь, обязательно придет им на помощь.
— Конечно, придет! — Природный оптимизм Натальи возобладал. — Но это не значит, что Сербия не готова к войне. — Она снова взяла вилку. — Австрия потерпит поражение, Босния и Герцеговина освободятся, и, значит, Гаврило добьется того, ради чего все затеял.
Джулиан подумал, что, как жена дипломата, Наталья далека от идеала. Надо ей объяснить, что необходима осторожность и сдержанность в разговорах о политике в общественных местах.
Он подумал, что было бы, если бы его назначили в Берлин или Вену, и содрогнулся. Перспектива увидеть Наталью на приемах в Потсдаме или в Шенбруннском дворце вселяла в него ужас.
— Завтра в Вене состоятся похороны эрцгерцога и герцогини, — сказал он. — Никто из глав государств не будет там присутствовать. Официальные власти объясняют это тем, что император слишком стар и слаб, чтобы выдержать длительное напряжение во время похорон.
Официант сменил тарелки и снова наполнил их бокалы шампанским.
— Я нисколько в это не верю, — сказала Наталья с присущей ей прямолинейностью. — Все это сделано только для того, чтобы не приглашать на церемонию дядю Петра.
Джулиан усмехнулся. Оказывается, под пышными темными волосами Натальи, собранными сейчас в пучок, скрывался поразительно острый ум.
— Думаю, ты права, — сказал он, когда им подали омаров. — Пригласив кого-то одного, придется звать и остальных, в том числе и короля Петра. Можешь себе представить, какое это вызовет замешательство, если австрийские газеты объявили его злодеем?
Наталья хихикнула. Она никогда раньше не выпивала больше одного бокала шампанского и сейчас испытывала необыкновенно приятные ощущения. Когда, расслабившись, она порой заглядывала в золотисто-карие глаза Джулиана, ее охватывало какое-то неизвестное чувство, которое волновало и смущало ее.
Он протянул руки через стол и обхватил ее ладони.
— Последние сутки, должно быть, были для тебя очень тяжелыми, — сказал он.
Наталья вспомнила о Вене, о траурном убранстве вокзала и содрогнулась, затем подумала о том, каким пыткам могут подвергнуться Гаврило и Неджелко, и тихо сказала:
— Из всего того, что произошло, для меня самое ужасное — это необходимость покинуть родину. Я не перестаю думать о том, что будет с Гаврило и Неджелко. Что с ними станет, когда их осудят и вынесут приговор?
Джулиан быстро огляделся вокруг, чтобы убедиться, что их никто не может услышать. Соседние столики были свободны, а официанты находились в дальнем конце вагона-ресторана.
— Перестань мучиться, любовь моя, — спокойно сказал он.
— Джулиан впервые назвал ее так, и ей это очень понравилось. С ним она чувствовала себя увереннее, зная, что он готов ради нее на все.
— Ты говорила, они оба достаточно умные люди, — продолжил он. — Они знали о последствиях, но не побоялись рискнуть. Уверен — они не испугаются и сейчас.
— Но что, если после суда.., их повесят?..
— Не повесят.
Уверенность в его голосе взволновала Наталью.
— Что ты имеешь в виду? Откуда тебе известно?
Джулиан снова оглядел вагон. Свободные столики все еще не были заняты. Официантов не было видно.
— Зная, что тебя тоже могут арестовать и обвинить как соучастницу, а по боснийским законам соучастие считается равносильным совершению преступления, я постарался кое-что разузнать. Максимальным наказанием за убийство или измену родине является смерть, но только в том случае, если обвиняемый достиг двадцати лет на момент совершения преступления.
По твоим словам, Гаврило — студент университета. Значит, ему еще нет двадцати. Самое большое — девятнадцать.
— Да, ему девятнадцать лет, как и Неджелко! — Наталья почувствовала невероятное облегчение. Джулиан оправдал ее надежды. Он положил конец ужасным мыслям, которые ее мучили, когда она закрывала глаза и пыталась уснуть.
— Кажется, уже пора спать, как ты считаешь? — сказал он и снова посмотрел на нее страстным взглядом.
Наталья вздохнула, опечаленная тем, что приятный вечер вдвоем подошел к концу, однако ее радовало то, что теперь она сможет спокойно заснуть. Белла уже спала. Наталья нежно взяла ее на руки.
— Спокойной ночи, — сказала она. Белла пошевелилась, глубоко вздохнула и снова уснула. — Спасибо за то, что разузнал о законе, касающемся возраста Гаврило и Неджелко.
Джулиан встал.
— Теперь, когда мы миновали Австрию и Германию, уже нет необходимости продолжать путешествие раздельно, Наталья, — осторожно сказал он.
Она посмотрела на него непонимающим взглядом.
— Я знаю и рада этому. Завтра мы будем в Англии.
— Мы женаты, Наталья, — мягко продолжил Джулиан. — И при нормальных обстоятельствах должны были бы ехать в одном спальном купе от самого Белграда.
Ее щеки порозовели. Неужели он хочет воспользоваться супружеским правом сейчас? В поезде?
Казалось, Джулиан читал ее мысли. Легкая улыбка тронула уголки его губ. Узкая койка в качающемся спальном вагоне едва ли подходящее место для первого любовного опыта в жизни молодой девушки. Особенно если постель придется также делить с игривым щенком.
— Мое купе рядом с твоим, с левой стороны, — сказал он, убедив себя, что надо потерпеть еще немного. — Если тебе приснится страшный сон или захочется с кем-нибудь поговорить, постучи мне.
— Спасибо. — Наталья облегченно вздохнула, хотя его поведение вызвало некоторое разочарование.
Джулиан вышел вместе с ней из вагона-ресторана, и они пошли по коридору, а когда она остановилась у своего купе, он нежно положил руку на ее плечо и повернул ее к себе.