Боевая маска - Пендлтон Дон. Страница 31
— Знаю, знаю, — спокойно ответил Броньола. — Но не забывайте, что еще два года тому назад имя Лу Пена не было так хорошо известно. Нет никаких оснований полагать, что тот Лу Пена, который управлял катером, был тем самым грозным Лу Пена тридцатых годов. Судья поступил вполне логично, решив, что смерть произошла в результате несчастного случая. Ущерб был компенсирован без суда, без слушания дела, без обвинения. И таким исходом все были довольны.
— Но, черт побери! — Маленькая яхта имеет приоритет над катером! Так записано в правилах судовождения. Окружной прокурор должен был возбудить уголовное дело! Пена развалил яхту надвое, задержался на месте преступления, чтобы убедиться в смерти экипажа и спрятать концы в воду. После этого он заявил о несчастном случае, и в результате, ко всеобщему удовлетворению, вышел сухим из воды. Это не правосудие, и мне плевать на обстоятельства. Возьмите, к примеру…
Броньола тщетно пытался успокоить разгневанного полицейского.
— В течение двух лет никто не имел доступа к этому делу. Собственно говоря, сегодняшний день тоже не исключение. Если бы я не обратил внимания на фамилию Д'Агоста, вы бы так и не установили мотивы убийства.
Мне нужно связаться с Боланом. У меня какое-то дурное предчувствие. Он сейчас находится в настоящем гадюшнике, и ему пригодится любая наша помощь. Вы хоть отдаете себе отчет, что до сих пор у нас еще никогда не было осведомителя «изнутри» мафии?
— И это вы говорите мне? — иронично спросил Броньола.
— Ладно, — отрезал Лайонс, — не будем себя обманывать: речь идет о жизни нашего человека. Болан дал нам этот телефонный номер. Предлагаю воспользоваться им.
Броньола неодобрительно нахмурился:
— Решайте сами. Звоните, если чувствуете в этом крайнюю необходимость, но не требуйте от меня одобрения ваших действий.
Лайонс развернул клочок бумаги с записанным на нем номером. Эта бумажка была когда-то частью того конверта, который Болан передал во время их последней встречи, когда его знали только как Пойнтера.
Над цифрами стремительным почерком было написано: «звонить только в экстренном случае», под номером значилось: Ламбретта. Телефон был местный, в Палм-Спрингс.
— Хотелось бы мне знать, где установлен этот аппарат, — пробормотал Лайонс.
— Думаю, вы никогда этого не узнаете, если не позвоните.
— Я мог бы установить адрес абонента через службу связи.
— Да, но при этом вы потеряете много времени.
— Вы правы, — вздохнул Лайонс.
Он нерешительно посмотрел на телефон, потом протянул руку, снял трубку и попросил переключить его на внешнюю линию. Сержант начал было набирать номер, но вдруг резко бросил трубку на рычаги.
— Черт бы вас побрал! Интрига — не моя стихия.
Болан и Мараско в хорошем настроении вошли в кабинет капо. Мараско остался стоять у двери. Болан приветливо махнул Диджордже рукой и опустился в мягкое кожаное кресло.
— Я не против отдыха, — проворчал Диджордже, — но это не значит, что ты должен был проваляться в постели весь день.
В кабинете, кроме Диджордже, находились еще двое. Одного из них Болан видел раньше. Он подумал, что это, видимо, и есть Виктор Поппи. Второго Мак узнал по описанию Андреа. Болан долго не сводил с него изучающий взгляд. Повисла гнетущая тишина…
— Привет, Тони. Я слышал, тебя только что выпустили из федеральной тюрьмы.
Диджордже прерывисто вздохнул и расслабился, а Виктор Поппи, нервно улыбнувшись, бросил на своего босса быстрый взгляд. Маленький человечек не сводил с Болана наполненных ужасом круглых глаз.
— Привет, Фр… — его голос сломался. Он задохнулся, закашлялся, прочистил горло и смахнул рукой навернувшиеся на глаза слезы.
Человечек слегка постучал себя по груди, стесненно улыбнулся и опустился в кресло.
— Вы знакомы? — спросил Диджордже, прикидываясь удивленным.
— Люди меняются, — негромко сказал Болан. — Когда-то Тони держал в кулаке половину квартала. Да… люди меняются.
— Да, но ты, должно быть, не сильно изменился, Фрэнки, — заметил Мараско. — Ты же здоров, как жеребец.
Болан заметил в глазах Диджордже упрек, когда тот взглянул на Мараско. Он улыбнулся.
— Нет, я тоже изменился. Вот, например, сегодня. Посмотри на меня — я выдохся, готов. А что я сделал? Небольшую, несложную работенку. Пять лет тому назад я мог пришить шестерых человек, как сегодня, а потом, вернувшись домой, трахнуть столько же хорошеньких девчонок. Теперь же меня и на одну едва хватает.
Мараско шумно расхохотался. Диджордже метнул в него мрачный взгляд, и тот тут же умолк.
— Я слышал об этом, Фрэнки, — нарушил молчание Виктор Поппи. — Все говорят, что…
— Заткнись! — рявкнул Диджордже.
Нахальная самоуверенность Болана произвела должный эффект на осведомителя Диджордже. Человечек растерянно смотрел на него и нервно ломал руки.
— Рад снова тебя видеть, Фрэнки, — пролепетал он.
— Минутку! Минутку! — воскликнул Диджордже.
Он осуждающе ткнул в Тони Авина свой указующий перст.
— Не прошло еще десяти минут, как ты говорил мне, что Фрэнк Ламбретта ушел на войну и был убит во Вьетнаме! А это как понимать? — и он махнул рукой в сторону Болана.
— Не знаю, мистер Диджордже, — дрожа всем телом, ответил Авина.
— Оставь его в покое, Дидж, — мягко посоветовал Болан. — Разве ты не видишь, что он болен?
— Кто позволил тебе приказывать мне? — взорвался Диджордже. — Ты за кого себя принимаешь, Фрэнки Счастливчик — Ложная Задница?
— А ты, ты за кого меня принимаешь?
Диджордже уставился на Болана, охваченный приступом немой ярости. С того самого момента, когда Фрэнки Счастливчик пересек порог кабинета, каждое его движение, каждое слово и каждый жест заводили капо еще больше. А теперь! Разговаривать в подобном тоне, словно он ровня ему, словно вернулся тот день, когда он и Андреа… Диджордже почувствовал, будто у него в желудке образовался ледяной ком, мешающий думать и наполняющий душу неприятным ощущением, которое он уже давно забыл — страхом. Усилием воли капо стряхнул с себя оцепенение, к нему постепенно возвращалось самообладание.
— О'кей. Ты задал вопрос, приятель. Постарайся дать на него ответ.
Болан посмотрел на Тони Авина.
— Ответь ему, Тони. Скажи мистеру Джулиано Диджордже, кто я. Скажи ему все, как есть.
— Ну… я не знаю, кто ты, Фрэнки, — растерянно пробормотал Авина.
Болан разразился диким хохотом. За ним Фил Мараско и Виктор Поппи. У Диджордже задрожал подбородок, но он засмеялся вместе со всеми. Болан поднялся и, держась одной рукой за живот, а другой колотя по стене, зашелся в истерическом, впрочем, вполне натуральном хохоте.
— О, черт! — простонал он, захлебываясь от смеха. — И я тоже! Я сам не знаю, кто я!
Он снова рухнул в кресло, держась обеими руками за живот и переводя дух.
— Уберите отсюда этого сраного осведомителя! — выдавил из себя между приступами хохота Диджордже. — Еще через минуту и я не буду знать, кто я есть!
К Мараско внезапно вернулось серьезное нестроение.
— Минутку, Дидж. Думаю пришла пора открыть карты. После стольких лет, проведенных вместе, я должен тебе это сказать.
— Что именно?
— Можно, Фрэнки? — спросил Мараско у Болана.
Еще посмеиваясь, тот кивнул в знак согласия.
— Дидж, это по поводу Фрэнки Счастливчика. Он член семьи.
Веселье Диджордже моментально улетучилось, и он резко, всем корпусом, повернулся к Мараско.
— Какой семьи?
— Витторини, — спокойно ответил за него Болан.
Смех словно ножом обрезало. Кабинет заполнила густая, вязкая, как смола, тишина. Стало отчетливо слышно торопливое тиканье больших настенных часов. Диджордже обернулся, чтобы посмотреть на «золотого мальчонку» Фрэнки, чьим крестным отцом он хотел стать, чтобы в один прекрасный день передать ему всю власть и могущество.
— Что-то я ничего не понимаю, — произнес он низким голосом.
— Я член семьи Витторини, — терпеливо, как малому дитяти, повторил Болан.