Сицилийский набат - Пендлтон Дон. Страница 12

Под крылом медленно проплыла Португалия, горные вершины Пиренеев на границе Испании и Франции. Но чем дальше самолет летел на восток, тем меньше Болану нравилась идея посадки в аэропорту Неаполя.

Телекс...

Болан был профессиональным военным и отлично понимал, что осведомить противника о своей дислокации и планах равносильно самоубийству.

Было бы слишком глупо умереть в Неаполе. Это все равно, что автогонщику погибнуть в банальной аварии на шоссе. А ведь операция в Неаполе должна была стать лишь отвлекающим маневром. Но мертвым уже не нужны никакие маневры...

И тут Болан схватил Тифа за горло.

— А ну-ка, покажи мне этот телекс!

Ни дышать, ни повернуть языком пилот не мог и только пальцем показал на карманчик рубашки. Болан забрал копию телекса и отпустил Тифа.

Лично инспектору Дж.Лиза.

Таможенный контроль.

Международный аэропорт Неаполя.

Прибытие в восемнадцать тридцать.

Очень важная особа с багажом желает остаться инкогнито. Ховард Хьюг с аналогичными финансовыми возможностями для индивидуального обслуживания.

Тиф.

Не самый худший вариант...

Впрочем, выбора у Болана не было, поскольку сам он не умел управлять самолетом. Вскоре стало ясно, что этот инспектор Дж.Лиза имел вес в аэропорту, потому что сразу же, как только Тиф сообщил о прибытии, ему предоставили полосу для экстренной посадки. Во время переговоров по радио с контрольной вышкой диспетчер предложил Тифу немедленно идти на посадку на запасную полосу и подрулить к терминалу "И". Это указание было повторено и тогда, когда Тиф вышел на связь, уже покинув взлетно-посадочную полосу. Пилот остановил лайнер перед отдельно стоящим зданием терминала. Как только он заглушил двигатели, из здания вышел человек и решительным шагом направился к самолету. Человек был в униформе, перепоясанный портупеей, на которой висела кобура с пистолетом. Но кобура была застегнута.

Тиф разгерметизировал самолет, когда он еще катился на полосе, и теперь дверь салона отворилась, едва лишь пилот повернул ручку замка. Человек в униформе поднялся в самолет, зашел в кабину, щелкнул каблуками и, слегка поклонившись, козырнул:

— Ah, capitano, si.

Тиф подошел к нему и крепко пожал руку. Болан заметил, как элегантно были вложены зеленые купюры в руку итальянца.

И этим, собственно, все было исчерпано. Никаких тебе проволочек, препятствий или засад. Возле будки стоял старенький грузовичок. В течение каких-то десяти минут багаж был разгружен, проставлены штампы таможни, иммиграционной службы и представительства здравоохранения.

Болан отвел пилота в сторону.

— Постарайся забыть обо мне, но знай, что если дела пойдут хорошо, то в будущем мы сможем еще неплохо поработать.

Тиф просительно протянул руку.

Болану это показалось совершенно естественным. Куда более странным было бы предложение Тифа пропустить по рюмке и поболтать. Дело сделано, и теперь Тиф требовал то, что ему причиталось. Болан рассчитался с ним и сел в кабину грузовика.

Карло Малиньо стоял у окна своей конторы и смотрел на Неаполитанский залив. Но виднелись ему там не прелести пейзажа, которые ежегодно привлекают к себе тысячи и тысячи безмятежных туристов. Карло внимательно всматривался в одну-единственную точку и от удовольствия пожевывал сигару. В золотом полумраке заката его взгляд ласкали огни причала, где стояло на якоре американское судно. Трюмы судна были открыты, вовсю работали подъемные краны. Карло Малиньо все-таки уговорил капитана — презренного мексиканца из Техаса, который считал, что докеры запросили слишком высокую плату, — разгружаться.

Карло хмыкнул. Тоже мне — слишком высокая плата! Не мексиканцам каким-то об этом судить! Их дело платить да побольше! Так решил Малиньо, а даром руководить докерами порта Малиньо не станет. Он мог сгноить овощи на борту. И это обусловливалось вовсе не его прихотью или озлобленностью. Здесь был всего-навсего экономический интерес. Если владельцы судна желали разгрузить свой скоропортящийся груз и продать его в Италии, то за это надо было платить. И немало. Цены росли с каждым днем. Бедняки всегда обходились зеленым горошком, они могут и дальше продолжать набивать им брюхо.

Вдруг в комнате потемнело. Кто-то вошел в дверь и словно закрыл собой свет, лившийся в кабинет из коридора.

Малиньо повернулся.

— Кто там? Оставьте меня в по...

Голос его сорвался, и во рту он почувствовал горечь, словно проглотил ложку дегтя. Карло от неожиданности откусил кусок своей вонючей сигары и чуть было не подавился им.

Возле двери стоял человек под два метра ростом в черном комбинезоне. Левой рукой человек сделал едва заметное движение, и какой-то маленький металлический предмет упал под ноги Малиньо. Карло ошарашенно посмотрел вниз и увидел поблескивающий алой эмалью знак снайпера. Точно такие же ему доводилось видеть во время войны, когда тут были американцы. В следующий момент его ослепила яркая вспышка, и наступило небытие: пуля угодила Карло точно в лоб.

Через двадцать минут грохнулся на землю Вассало Флачидо, который, развалившись на стуле, сидел перед самой дверью Общества мусорщиков, где начальство как раз договаривалось о новом повышении цен. Флачидо пошевелил головой, открыл глаза и почувствовал, как сердце его останавливается, а вся левая сторона тела наполняется невыносимой болью. Перед смертью он успел увидеть человека в черном с пистолетом в руке.

Болан перешагнул через труп, открыл дверь и поднялся по ступенькам в холл. Толкнув другую дверь, он вошел в зал, скудно освещенный лишь одной лампочкой под зеленым абажуром. Боссы Общества любили собираться в роскошных помещениях и без церемоний. Шестеро человек сидели за круглым столом, накрытым зеленой бархатной скатертью. Возле игорного стола располагались маленькие сервировочные столики на колесиках, заставленные бутылками, стаканами, холодными закусками и фруктами. Вивас Лена ловко перетасовал колоду карт, дал снять и быстро раздал каждому по пять карт. Затем он положил колоду на стол, а сверху добавил монету.

— Кто начнет? — спросил он.

В этот момент откуда-то из темноты на стол упала другая «монета», и раздался холодный голос:

— Я.

Первую пулю Болан влепил в лоб Вивасу и тут же прикончил еще троих его партнеров. Двое оставшихся так и не успели среагировать на происшедшее. Болан отошел к двери, бросил в зал гранату с взрывателем замедленного действия и устремился вниз по лестнице. Он находился уже метрах в пятидесяти от здания, когда внутри громыхнул взрыв...

У одного из мафиози хватило сил, чтобы дотянуться до телефона и сообщить о случившемся, но ему просто не поверили.

— Иди проспись, Иммондо, — ответили ему на другом конце провода и бросили трубку.

Улыбаясь, Вистозо Меццано перевернулся на спину и положил свою огромную волосатую лапу на пышную грудь блондинки, раскинувшейся в его постели.

«Ах, черт возьми! — восхищенно подумал он. — Никто в мире не сравнится с немками, датчанками и шведками, которых укротили наши корсиканские ребята».

На белой коже девицы кое-где еще виднелись ссадины и синяки, а на внутренней стороне бедра, в самом верху, — едва зарубцевавшийся шрам от ожога сигаретой. Звали ее как будто Хильда. Вместе со своей сестрой, тоже учительницей, они приехали в Париж из Баварии. Однажды вечером красивый, но уже немолодой человек предложил им совершить поездку по тайным местам Парижа. Он поклялся, что это совершенно безопасно, что они могут даже взять с собой фотоаппараты и делать снимки. Вначале они заехали в какой-то притон, где до самого потолка вились клубы ядовитого дыма из трубок курильщиков гашиша, а на крохотном пятачке терлась друг о друга полуголая танцующая парочка. Оттуда они отправились в другое место. Здесь клиенты занимали свои места за столом, столешница которого была сделана из толстого стекла. Когда Хильда села за стол, она увидела в полу под ним окно, сквозь которое виднелась комната нижнего этажа. Посреди комнаты стояла кровать, на которой кувыркались мужчина и две женщины. Несколько минут Хильда завороженно наблюдала за их шалостями и забавами, а затем встала и, схватившись за спинку стула, попросила у своего гида стакан воды. У нее страшно кружилась голова. Проснулась она с жуткой мигренью и неприятным ощущением во рту. Несколько страшных дней без пиши и воды провела она в какой-то холодной конуре. Наконец пришел какой-то невысокий человек и обрушил на нее столько жестокости, что Хильда потеряла надежду выйти отсюда живой. Она никогда не думала, что сможет перенести такую боль. Ей казалось, что Господь милостив и он избавляет человека от страданий, насылая на него беспамятство и потерю сознания.