Маленькая торговка прозой - Пеннак Даниэль. Страница 10

***

– Нет! – был ответ Сент-Ивера, когда Жюли задала ему вопрос в лоб. – Нет! Вам не следует писать статью о нас!

Выпалил он в сердцах, но тут же взял себя в руки:

– Естественно, у нас свобода слова, мадемуазель Коррансон, и потом, это не в моих правилах – запрещать.

(А так хочется, правда?)

– Но представьте, что вы написали эту статью...

В голосе его звучала мольба не делать этого.

– Представьте, что вы выпустили этот материал: «Объединение творчества и ремесла во французской исправительной системе»... что-нибудь в этом роде, я не слишком силен в заголовках (это точно!), это вызовет, что называется, сенсацию, так? Плюс к тому сенсацию в модной нынче области экспериментов, разве нет?

Все так. Сама не своя до такого рода дел, Жюли вынуждена была согласиться.

– Далее. Что произойдет через неделю после выхода вашей статьи?

Жюли молчит.

– Мы окажемся под пристальным вниманием всей популяции претенциозных снобов, вот что произойдет! Проинструктированные журналисты посыплются на нас, как саранча, воздавая хвалы или возмущаясь тратой государственных денег! В результате: идеологическое соревнование! Критики всех мастей станут осаждать моих художников, писателей, композиторов и сравнивать их труд с тем, что происходит за стенами тюрьмы: творческое соревнование! Непременно захотят выпустить наши творения на рынок: экономическое соревнование! Некоторые из моих заключенных поддадутся соблазну стать известными! Однако я должен напомнить вам...

И очень медленно, дрожащим перстом тыча в небо...

– Я должен напомнить вам, что если эти люди однажды совершили убийство, так это именно потому, что они не могли выносить эту обстановку всеобщего соревнования...

Гробовая тишина за столом.

– Не искушайте их, мадемуазель Коррансон, не пишите эту статью, не толкайте моих заключенных в яму со львами.

– ...

– Они прикончат и львов.

7

Столько полицейских машин съехалось к тюрьме Шампрона... Кажется, что здание выступает из жестяного панциря, в котором, как в омуте, отражаются древние стены.

– Интересно, хватит ли у нас баранины на такую ораву? – удивляюсь я.

– Смотри-ка, они уже развели огонь для мешуи на центральном дворе.

И точно, поднимаясь из самого сердца тюрьмы, тоненькая струйка дыма рассеивается в синеве неба.

– Боюсь, что свадьбу придется отменить, – решается наконец Жюли.

– С чего ты взяла?

Жернова вертолета мелют небо прямо нам на головы. Красная стрекоза гражданской службы безопасности лопастями своего пропеллера рубит ленточку дыма, извивающуюся над тюрьмой, и исчезает, приземлившись где-то в стенах здания.

– Должно быть, что-то случилось, – указывает Жюли на жандармское оцепление. Заграждения, мотоциклисты, цепи солдат с автоматами через плечо и, наконец, офицер с четырьмя серебряными нашивками во главе всей компании. Он сейчас направляется в нашу сторону.

– Главный идет, – предостерегающе отрезала Жюли.

Пауза.

Над крышей дымок опять тянется ровной лентой. Он всплывает прямо в небо и там, на самом верху, распадается в завитках. Жандармский майор подходит, наклоняется к окну. Посеребренные сединой брови такого же цвета, как галун.

– Вы – новобрачная?

Вопрос, обращенный к Жюли и в такой форме, кажется смешным. Это моя новобрачная, руки прочь! Но этот взгляд из-под бровей переполнен сочувствия. Не время для шуток. Я выскакиваю из машины, чтобы перехватить Клару. Слишком поздно.

– Я новобрачная, господин майор.

Она предстала перед ним так неожиданно! Как снег на голову, в своем белом платье, за руку с Амаром. Майор сразу и не находится, что сказать.

– Что-то случилось?

Неуверенная, очень вежливая улыбка тронула ее губы. Хадуш, Мо и Симон приходят на подмогу.

– Какие-то проблемы?

Это явно не их дело. Так спросили, из вежливости. Они предпочитают не сталкиваться с людьми в форме.

– Пожалуйста, майор, ответьте, – настаивает Клара.

И в голосе этой новобрачной больше значимости, чем во всех этих полицейских, заграждениях, автоматах, мотоциклах, чем во всей этой силе, вставшей на ее пути.

– Господин Сент-Ивер скончался, – объявляет майор.

И трижды повторяет то же самое. Он увяз в объяснениях. Не хотел возлагать эту неприятную обязанность на кого-либо из своих подчиненных. И сам сейчас предпочел бы быть одним из них. Да хоть мотоциклом, в конце концов.

***

Клара отпустила руку Амара.

– Я хочу его видеть.

– Это совершенно невозможно.

– Я хочу его видеть.

Майор, понимая, что в принципе, с точки зрения генетики, это маловероятно, все же спрашивает старика Амара:

– Вы – отец?

На что Амар отвечает, как может отвечать только Амар:

– Она моя дочь, но я ей не отец.

– Объясните ей... – просит майор.

– Клара...

Теперь взял слово я. Я осторожно зову ее, насколько это в моих силах, как будто пытаюсь разбудить лунатика:

– Клара...

Она пронзает меня тем же взглядом, что и вояку с серебряными бровями. Она повторяет:

– Я хочу его видеть.

И я, помогший ей появиться на этот свет, сознаю, что она будет повторять это, пока не увидит Кларанса.

Малышня уже бежит к нам по залитой солнцем дороге.

– Симон, посади детей в машину и скажи остальным, чтобы не высовывались!

Симон подчиняется приказу Хадуша, как всегда – не колеблясь.

– А кроме вас, кто здесь еще может распоряжаться?

Значок парашютиста, приколотый к груди майора, обиженно блестит мне прямо в глаз.

– Я ее брат, – говорю, – я ее старший брат.

Голова майора кивает, что поняла.

– Мне нужно с вами поговорить, – коротко заявляет он.

Потом берет меня под руку и отводит в сторону.

– Слушайте, старший брат...

Он говорит очень быстро.

– Сент-Ивера убили, зверски, зарезали, прямо говоря, на него просто невозможно смотреть. Если ваша сестра туда пойдет, она не выдержит.

Полицейский заслон расступается. Навстречу – журналистская машина, обдав нас воздушной волной, устремляется к Парижу. Вечный метеор плохих новостей.

– А когда она увидит фотографии в газетах, думаете, ей будет легче? Вы готовы показать его кому угодно, только не ей?

Пауза. Мы смотрим на Клару. Хадуш и Мо стоят несколько поодаль. Амар – снова в белом «шамборе». А Клара... для нее солнце остановилось и земля перестала вертеться.

– Если вы хотите от нее избавиться, придется тащить ее силой.

И все это шепотом. Приглушенные слова. Притихший свадебный табор в траве у дороги, немые солдаты в форме, глухая тюрьма – впервые она мне кажется такой громадной, – застывший воздух, рассекаемый по вертикали струйкой дыма. Уверенная рука мастера: безупречная прямая. «Смерть – процесс прямолинейный...»

– Заключенные взбунтовались, – сказал майор. – Туда нельзя.

Но вокруг стояла такая тишина, что, если и был мятеж, ему, должно быть, вставили кляп в глотку.

– Что-то слишком тихо для мятежа, – заметил я.

И потом, подвинувшись к нему вплотную (куда уж ближе!), я спросил:

– А что произошло? Уголовники линчевали Сент-Ивера?

Поспешная ретировка майора:

– Не совсем.

– Как это, не совсем? Они его не совсем линчевали?

Майор на удивление снисходителен, несомненно, под действием этой гнетущей картины: невеста, одна, в лучах полуденного солнца. Кажется, у него тоже дочь в возрасте Клары, с такими же соломенными волосами, и она тоже выходит замуж, завтра, за следователя...

– Прошу вас, уговорите вашу сестру вернуться домой.

Через ветровое стекло своего «рено» Жюли наблюдает за моими переговорами. Жюли осталась в машине. Жюли незачем поддерживать Клару. Жюли знает ее так же хорошо, как и я. «Если Клара принимает решение, Бенжамен, она принимает его сама».