Звездолет «Иосиф Сталин» - Перемолотов Владимир Васильевич. Страница 9
– Так точно, товарищ маршал. Он на дистанционном радиоуправлении.
Тухачевский не успел ответить. Ассистент профессора, наблюдавший за испытаниями в стереотрубу, негромко сказал.
– Профессор! Ветер меняется.
Словно не доверяя коллеге, профессор лизнул палец и поднял его над головой. Пару секунд стоял, рассчитывая что-то в уме, потом отдал короткую команду.
– Приготовить противогазы…
По траншее прошелестело короткое движение. Каждый, кто тут был, знал, что такое боевой газ. В два длинных шага профессор дошел до блиндажа и крикнул в полураскрытую дверь.
– «Смерч» выводи, «Смерч»!
В глубине траншеи залязгало, словно кто-то там перекидывал вверх-вниз пакетные переключатели коммутатора. Несколько секунд спустя за бруствером взвыл на форсаже мотор, и десятком метров левее траншеи навстречу облаку покатилась низкая танкетка, вместо орудия украшенная каким-то огромным, ступенчатым жерлом. Она в несколько секунд достигла облака, точнее облако наплыло на стальной корпус и в ту же секунду из трубы извергся фонтан пламени.
Вал огня упал на землю, танкетка круто и стремительно развернувшись, покатилась вдоль фронта зеленоватого тумана, обрабатывая его волнами огня. Не выдержав термической атаки, газовое облако втягивало ядовитые щупальца и таяло.
– А это что такое?
Смотреть в огонь сквозь оптику Тухачевский не мог и бинокль опустил.
– Телемотодрезина «Смерч». Дистанционно действующий подвижный огнемет для поддержки пехоты при штурме укрепленных районов, – отрапортовал профессор. – Особо эффективна при отражении газовых атак противника.
В голосе его слышалась гордость человека сделавшего то, что никто до него не делал.
Газ, укрощенный огнем, опустился на землю.
– Если б на Ипре у французов нашелся бы с десяток таких машин, то слова «иприт» в военном лексиконе возможно и не образовалось бы… Вот, пожалуй, и все… Мы закончили. Ничего другого не покажу. Давайте-ка в блиндаж, Михаил Николаевич.
Под ногами заскрипели деревянные ступени, они спустились под землю. Точнее под перекрытие из двух накатов бревен. Тут топилась печка, и следа не было холода и ветра. Над простым деревянным столом висела керосиновая лампа. Теплый, желтый свет на струганных досках, после холодной резкости утра создавал ощущение уюта. Гость зябко потер рука об руку.
– Что ж, Владимир Иванович. Удивил…
Он смахнул рукой со скамьи и уселся, снизу вверх глядя на профессора.
– Ну, что… Работу одобряю. Не зря народные денежки тратишь… Ты, помниться обещал еще и сухопутную торпеду. Успеешь к годовщине?
– Успеем, товарищ Тухачевский… Должны успеть. А Абрам Федорович?
– Что Абрам Федорович? – не понял Тухачевский.
– Он-то успел?
– Что успел?
– То, что обещал, – уклончиво ответил Бекаури.
– А что он обещал? – также шепотом поинтересовался Тухачевский, оглядываясь на дверь. Рука машинально сжала в кармане рукоять шашки, а точнее того, что в секретных документах проходило под названием «изделие 37 бис». – Он много чего обещал…
– Ну то, что обещал к годовщине…
Владимир Иванович наклонился к самому уху, чтоб ни один даже самый искусный шпион не смог услышать то, что ему знать не полагалось, и прошептал.
– Лучи Смерти…
Секунд десять Тухачевский оторопело рассматривал лицо ученого. Нужно было как-то реагировать на то, что вот так вот, в рядовом разговоре, кто-то сообщат тебе сведения, которые ты сам совершенно искренне считал, знают в стране не больше десятка человек и по своей сути считаются настолько секретными, что дальше некуда. С другой стороны и сам Владимир Иванович кладезь секретов. Одним больше – одним меньше…
– А откуда вы про них вообще знаете, Владимир Иванович? Вам что своих секретов не хватает, раз чужие собираете?
Владимир Иванович, явно смутившись, затряс перед собой указательным пальцем, словно злого духа отгонял.
– Нет, нет. Вы меня не так поняли. Я ведь не просто так… Я с целью развития социалистического соревнования…
Год 1927. Ноябрь
СССР. Москва
… Ноябрьскому Пленуму ЦК ВКП (б) предстояло решить много важных вопросов.
В первый день Сталин выступил там с речью об индустриализации и хлебной программе. Его противники, живущие за розовыми стеклами пенсне и не желающие понимать того, что происходит в мире, дали ему бой и сшибка получилась серьёзной. Бухарин, Томский и Рыков пытались переломить ситуацию, заученными в гимназии на уроках риторики движениями воздевали на трибуне руки, жалели крестьянство, пели осанну мелкобуржуазной стихии…
Он слушал их и презрительно улыбался. Дураки! Кто, интересно, их пожалеет и защитит, если придут интервенты? Крестьяне? Кулаки? Те их первыми на вилы…
Не понимают бывшие товарищи, что если ничего не делать, то так и будет. Так и будет! И спасение одно – стать сильнее. Надо не смотря на этот собачий лай ставить тяжелую промышленность, вооружаться готовиться к войне…
После заседания он пригласил к себе нескольких старых товарищей. Мысль, что уже несколько месяцев не давала ему покоя требовала проверки критикой.
В конце концов идея, захватившая его после разговора с Цандером могла бы стать идеальным решением… Если, конечно, товарищи поддержат и если найдутся средства на это… Мысль о деньгах отозвалась горьким сожалением.
«Деньги, деньги. Всегда деньги… – подумал Генеральный. – Революцию делали – без них никуда, а сделали – итого пуще нуждаемся…»
Они встретились, после того как рабочий день Пленума завершился.
Их было около полутора десятков, тех, кому он верил, кто мог повернуть это дело в ту или другую сторону и доверие которых было необходимо, чтоб двинуть дело дальше. Сталин прошелся перед окном, дожидаясь пока соратники рассядутся и сразу, без заходов начал, словно продолжал прерванный недавно разговор.
– Так вот товарищи! Я думаю, что никого из вас не надо убеждать, что друзей у СССР нет. Нет ни на Западе, ни на Востоке. Конечно, речь идет о правительствах, а не о народах. И мы волей-неволей должны рассчитывать только на свои силы. Сам факт существования государства рабочих и крестьян является для врагов поводом для нападения, а накатывающийся кризис без сомнения усугубит существующие противоречия, и они вполне могут обернуться еще одной мировой бойней. Только там будут драться не все против всех, а все против нас. Сама жизнь толкает нас к мысли готовиться к неизбежному! Наши теоретики…
Сталин выговорил это слово с презрением, словно выругался.
– Наши теоретики считают, что это не главное… Что же тогда главное, если не это? К счастью наши советские ученые не сидят, сложа руки, и у Красной Армии имеется кое-какое современное вооружение…
– Мало! – подал голос Тухачевский и тут же извинился. – Извините, товарищ Сталин. Есть, но мало…
Генеральный кивнул и продолжил.
– Раз уж товарищ Тухачевский высказался так резко, добавлю. Да. Мало. И к тому же оружие подобного типа есть и у наших врагов, что позволяет им надеяться на победу.
Сталин повернулся и пошел в обратную сторону.
– Тем не менее, сегодня у нас есть возможность обрести то, что чего пока нет у лакеев Мирового Империализма.
– Что это? О чем говоришь, Коба? – спросил Буденный.
Генеральный уселся.
– А вот сейчас нам товарищ Менжинский объяснит, что к чему.
Вячеслав Рудольфович вышел вперед и, привычно засунув большие пальцы под ремень, охватывавший гимнастерку, заговорил.
– Товарищи! В настоящее время советскими учёными считается возможным создание ракеты, способной не просто подняться над землей, но и самодостаточно существовать в заатмосферном пространстве довольно долгое время. Мы, как могли, проверили эту информацию. Западные ученые также подтверждают такую возможность…
Взмахнув рукой, словно рубанув шашкой, Семен Михайлович остановил товарища по партии.
– Погоди, погоди. Не части Вячеслав Рудольфович. Это-то нам зачем? Оружие – понятно. Броневики там, аэропланы. Шашки новые…. Ну а в небеса-то зачем? Бога за бороду ухватить хотим? Зачем все это? Пусть нам даже удастся забросить на 400 верст в небо кусок железа. На чем он там держаться будет, не знаю, ученым виднее. Ладно, пусть. Чем это может грозить нашим врагам? Оттуда до земли и из морской пушки недострелить!