Гусар - Перес-Реверте Артуро. Страница 13

Обрамленное чернильными тучами пепельное небо нависало над землей, словно налитое свинцом. Ленивый дождик покрывал окрестные поля серой вуалью.

Эскадрон остановился на склоне холма, у поросших колючим кустарником развалин какого-то поместья. Закутанные в плащи гусары спешились, чтобы размять ноги и дать отдых лошадям, а майор Берре послал вестового на поиски полковника Летака. Со склона другой эскадрон, расположившийся на соседнем холме, казался сплошным синим пятном.

К Фредерику подошел Мишель де Бурмон. Молодой человек вел за собой коня, на плечи он накинул зеленый плащ, чтобы защитить от дождя расшитый мундир. Голубые глаза де Бурмона смеялись.

— Все-таки пошел, — горько сказал Фредерик, словно небо умышленно послало дождь, чтобы жестоко над ним подшутить.

Де Бурмон поднял руку ладонью вверх, посмотрел на небо и в недоумении пожал плечами.

— Подумаешь, пара капель! Слегка прибьет пыль под копытами наших лошадок. — Он достал из кармана кисет, вытащил две тагарнины 3 , одну взял в зубы, а другую предложил товарищу. — Извини, лучше ничего нет, табак на местных складах сплошь гнилой. Война не способствует торговле с Кубой.

— Меня трудно назвать искушенным курильщиком, — признался Фредерик. — Ты же знаешь, мне не отличить сгнившего табака от лучшего листа из колоний.

Друзья склонились над огнивом, которое де Бурмон тоже извлек из своего кисета.

— Это вопиющее невежество, — сообщил он, с наслаждением затянувшись и выпустив колечки дыма. — Настоящему гусару полагается без труда узнать доброго коня, доброе вино, добрую сигару и красивую женщину.

— В таком порядке?

— Именно в таком. Подобные навыки позволяют отличить офицера легкой кавалерии от жалких пехотинцев, привыкших ходить по земле и сражаться по колено в грязи, словно дикари. Фредерик бросил взгляд на развалины фермы.

— Кстати, о дикарях… — начал он, указывая на серые стволы олив, — что-то их не видно. Похоже, наше появление их здорово напугало.

— Не надейся. Я чувствую, они где-то здесь, ждут, когда один из нас отстанет от своих, чтобы повесить его на дерево и вспороть живот. Или строятся со своими серпами и мушкетами, чтобы сразу вдруг появиться у нас прямо перед носом. Клянусь гвоздями распятия, я с ума схожу от желания нанизать их на свою саблю!.. Ты уже знаешь про вчерашнее?

Фредерик недоуменно покачал головой:

— Нет, похоже, не знаю.

— Я сам только сейчас узнал, и все никак в себя не приду. Вчера наш патруль заехал на одну ферму, чтобы напиться воды. Хозяева сказали им, что в колодец пересох, но они не поверили и опустили туда ведро. Знаешь, что они вытащили? Кивер пехотинца. Тогда один солдат спустился туда на веревке и нашел тела трех наших; несчастные заночевали на ферме, и им перерезали горло во сне.

— И что было дальше? — спросил Фредерик, тщетно пытаясь унять дрожь.

— Что дальше? Можешь представить, как озверел наш патруль, когда это увидел… В общем, они ворвались в дом и убили всех: хозяина, его жену, сыновей-подростков и девочку, совсем малышку. А потом подожгли ферму и поехали своей дорогой.

— Поделом!

— Я тоже так думаю! Что толку церемониться с этой нечистью, Фредерик? Их нужно убивать, как бешеных собак.

Фредерик не стал спорить. Воспоминания о растерзанном Жуньяке наполняли его сердце ужасом и яростью.

— И все же, — сказал юноша, помолчав немного, — они по-своему защищают свою землю. Ведь мы захватчики.

Де Бурмон прикусил ус в неподдельном гневе:

— Захватчики? Да разве на этой земле есть что защищать?

— Мы свергли их королей…

— Королей? Этих ничтожных Бурбонов, кузена которых во Франции отправили на гильотину? Жирный и тупой король, развратная королева, которая изменяла ему с половиной двора… У них не было прав на престол. Они ни на что не годились.

— Я полагал тебя защитником старой аристократии, Мишель.

Де Бурмон презрительно усмехнулся:

— Одно дело старая аристократия, и совсем другое — упадок и мракобесие. Сейчас Франция — маяк для всей Европы, у нас рождаются самые лучшие, самые прогрессивные идеи. Мы несем свет, несем новый порядок. Довольно попов и святош, инквизиции и суеверий. Мы вытащим этих дикарей из черного болота, в котором они живут, даже если для этого придется их всех перестрелять.

— Но ведь у короля Карла есть наследник, его сын Фердинанд. — Фредерик был не слишком уверен в собственных аргументах, просто ему не хотелось прекращать интересный разговор. — Испанцы хотят посадить на трон его. Они называют его Любимцем народа, Желанным монархом и еще по-всякому.

Де Бурмон расхохотался:

— Этого? Те, кто видел этого любимца, говорят, он трус и ничтожество, который не даст за народ, начертавший его имя на своих знаменах, и ломаного гроша. Ты не читал в «Мониторе»? Он неплохо устроился по другую сторону Пиренеев и шлет Императору поздравления после каждой нашей победы в Испании.

— Все это так.

— Вот именно.

— Говорят, он и вправду ничтожество.

— Он и вправду ничтожество. Монарх, у которого осталась хоть капелька собственного достоинства, не посмел бы так обращаться со своими подданными, которые, конечно, дикари, но все равно уходят в горы, чтобы сражаться за него… Ладно! Оставим это. Европейских монархов теперь коронует Бонапарт, и настоящий король Испании — его брат Жозеф. Его права гарантируют наши сабли и штыки. Что может ополчение дезертиров и неумытых мужиков против тех, кто победил при Йене и Аустерлице!

Фредерик решил поменять тактику:

— Да, но в Байлене Дюпону пришлось сдаться. Помнишь, что вчера сказал Домбровский?

— Не начинай про Байлен, — оборвал его де Бурмон, явно задетый за живое. — Наши проиграли из-за жары и потому, что плохо знали окрестности. Ошиблись в расчетах. А кроме того, в распоряжении Дюпона не было Четвертого гусарского. Черт побери, приятель, похоже, у тебя с утра философский настрой. С чего бы?

Фредерик ответил другу искренней, беззащитной улыбкой:

— Все в порядке. Просто эта война какая-то странная — совсем не такая, как в учебниках. Помнишь, о чем мы говорили ночью? Мечтали о конных атаках, о схватке лицом к лицу, чтобы враг был хорошо известен и построен в шеренги.