Кожа для барабана, или Севильское причастие - Перес-Реверте Артуро. Страница 6

— А что же архиепископ Севильский? Странно, что не он занимается этим делом.

Директор ИВД не отрывал взгляда от серой полосы Тибра за усеянным дождевыми каплями окном.

— Он — сторона заинтересованная, так что доверять ему не приходится. Наш добрый Монсеньор Корво пытается сделать свою игру. Тут, конечно, речь идет о земных интересах Матери нашей святой Церкви… В общем, картина такова: храм Пресвятой Богородицы, слезами орошенной, разваливается на куски, а в ремонте его никто не заинтересован. Похоже, что церквушка представляет большую ценность как развалина, чем как действующий храм.

— В ней служит кто-нибудь?

Ответу архиепископа предшествовал медленный вздох:

— Да, как это ни удивительно. Там есть священник, уже довольно пожилой и, как нам сообщили, склонный конфликтовать по поводу и без повода. Подозрения относительно личности «Вечерни» падают на него либо на его викария: это молодой человек, которого вот-вот переведут в другую епархию. Как мы выяснили, все их просьбы наш друг Корво, — Монсеньор Спада чуть усмехнулся, — аккуратно пропускает мимо ушей. Так что, пожалуй, имеется достаточно оснований полагать, что мысль таким вот необычным способом обратиться напрямую к Его Святейшеству пришла в голову кому-то из этих двоих, если не обоим вместе.

— Наверняка это они.

Директор ИВД приподнял руку жестом сомнения.

— Возможно. Но это нужно доказать.

— А если я получу доказательства?

— В этом случае, — лицо архиепископа помрачнело, голос прозвучал тише и суровее, — им придется горько пожалеть о своем неуместном увлечении информатикой.

— А что насчет тех двух смертей?

— Как раз в этом и заключается проблема. Не будь их, данный конфликт стал бы просто одним из многих: участок земли, несколько спекулянтов и большая куча денег в перспективе. Во время кризиса, при наличии подходящего предлога, церковь можно было бы просто снести, а деньги, вырученные за землю, употребить к вящей славе Божией. Но из-за этих двух случаев все становится гораздо сложнее. — Глаза Монсеньора Спады, с желтоватыми белками в коричневых прожилках, наконец оторвались от созерцания пейзажа за окном: «фиат» застрял в пробке, одной из тех, что вечно образуются вблизи проспекта Виктора-Эммануила. — В течение недолгого времени погибли два человека, имевших отношение к храму Пресвятой Богородицы, слезами орошенной: муниципальный архитектор, занимавшийся обследованием церкви, с тем чтобы доказать ее аварийное состояние и затем распорядиться о сносе, и священнослужитель, секретарь архиепископа Корво. Похоже, он регулярно появлялся там, чтобы давить на приходского священника от имени Его Преосвященства.

— Не могу поверить, что все это правда.

Глаза Мастифа обратились на Куарта:

— Что ж, привыкайте понемногу к этой мысли. Ведь с сегодняшнего дня этим делом занимаетесь вы.

«Фиат» по-прежнему торчал посреди огромной пробки, заблокированный со всех сторон; шум моторов и рев гудков перекрывали все остальные звуки. Архиепископ, наклонившись к окну, взглянул на небо:

— Пожалуй, можно пройтись пешком. Время у нас есть, так что приглашаю вас на аперитив в то кафе, которое вы так любите.

— В «Эль Греко»? Это прекрасная идея, Монсеньор, но ведь вас ожидает ваш портной. А ваш портной — не кто-нибудь, а сам Кавалледжери. Даже Его Святейшество не осмеливается заставлять его ждать.

Снаружи донесся хрипловатый смех прелата, уже успевшего выбраться из машины:

— Это одна из моих редких привилегий, отец Куарт. В конце концов, даже Его Святейшество не знает о Кавалледжери кое-каких вещей, которые знаю я.

Любовь к старым кафе была в крови у Лоренсо Куарта. Без малого двенадцать лет назад, когда он только что прибыл в Рим в качестве студента Грегорианского университета, кафе «Эль Греко», с его двухсотпятидесятилетней стариной, его невозмутимыми официантами и его историей, связанной с именами великих бродяг XVIII и XIX веков, от Байрона до Стендаля, покорило молодого священника с того самого мгновения, как он впервые вошел под белокаменную арку. Теперь Куарт жил в двух шагах от кафе, в мансарде, снятой Институтом внешних дел в доме номер 119 по Виа-дель-Бабуино, с небольшой, уставленной цветочными горшками террасой, откуда открывался вид на церковь Тринита-деи-Монти и на широкую мраморную лестницу на площади Испании, всю в обрамлении цветущих азалий. Особенно он любил читать в «Эль Грека», в часы, когда там почти не бывало посетителей, устраивался с книгой под бюстом Виктора-Эммануила II, за столиком, за которым, как говорили, во время оно сиживали Джакомо Казанова и Людвиг Баварский.

— Как отреагировал Монсеньор Корво на гибель своего секретаря?

Монсеньор Спада внимательно изучал алый цвет чинзано в стоявшем перед ним стакане. В кафе было мало народу: один-два постоянных посетителя читали газеты за столиками в глубине зала, элегантная дама с многочисленными сумками покупок от Армани и Валентино говорила по сотовому телефону, да несколько английских туристов фотографировали друг друга на фоне прилавка с образцами подаваемых в «Эль Греко» блюд. Присутствие дамы с телефоном, казалось, досаждало архиепископу, потому что он окинул ее критическим взглядом, прежде чем наконец ответить Куарту.

— Он был просто в бешенстве. Прямо-таки рвал и метал. И поклялся не оставить от церкви камня на камне.

Куарт покачал головой:

— По-моему, это уж чересчур. Ведь здание не может иметь собственной воли. И тем более намеренно причинять вред.

— Надеюсь, что так. — В глазах Мастифа не было и тени юмора. — Я действительно надеюсь. Для всех лучше, чтобы это было так.

— Может, Монсеньор Корво просто ищет предлог, чтобы снести церковь и покончить с этим делом?

— Несомненно, случай с его секретарем — вполне подходящий предлог. Но есть и еще кое-что. У архиепископа имеются какие-то личные счеты с этой церковью или с ее священником. А возможно, с обоими.

Он умолк, разглядывая картину на стене: романтический пейзаж из тех времен, когда Рим еще был городом Папы-короля, с аркой Веспасиана на переднем плане и куполом собора Святого Петра в глубине; все остальное пространство занимали крыши и фрагменты крепостных стен.

— Эти две смерти были… гм… естественными? — задал вопрос Куарт.

Его собеседник пожал плечами:

— Это смотря какую смерть считать естественной. Архитектор сорвался с крыши, а на секретаря рухнул обломок камня из-под купола.

— Впечатляющее зрелище, — отозвался Куарт, поднося стакан к губам.

— И кровавое, полагаю. Ему крепко досталось, этому секретарю. — Монсеньор Спада поднял вверх указательный палец. — Представьте себе арбуз, на который свалился десяток килограммов каменного карниза. Чвак!

Это звукоподражание помогло Куарту представить себе случившееся более чем отчетливо. Именно от этой воображаемой картины, а не от горечи вермута он непроизвольно поморщился.

— А что говорит испанская полиция?

— Несчастные случаи. Потому так зловеще и выглядит эта строчка: церковь, которая убивает, дабы защитить себя… — Монсеньор Спада нахмурился. — Теперь благодаря дерзости этого хакера Его Святейшество тоже оказался в курсе событий и весьма обеспокоен ими. ИВД надлежит рассеять это беспокойство.

— Почему именно нам?

Архиепископ коротко рассмеялся сквозь зубы, но не ответил сразу. Даже в своей одежде священнослужителя он выглядел кем угодно, только не священником. Куарт окинул взглядом гладиаторский профиль архиепископа, всегда напоминавший ему старинное изображение центуриона, распявшего Христа, его мощную шею, покоящиеся на столе огромные руки. Мастиф, со своей грубоватой внешностью ломбардского крестьянина, владел ключами от всех тайн государства, насчитывающего три тысячи служащих Ватикана плюс столько же епископов за его пределами и являющегося центром духовного притяжения для более чем миллиарда жителей Земли. Рассказывали, что во время последнего конклава он раздобыл медицинские документы всех кандидатов на трон Святого Петра, с тем чтобы изучить уровень холестерина в крови у каждого и прогнозировать, по мере возможности, насколько долгим или кратким будет правление нового Папы. Что же касается Войтылы, директор ИВД предсказал резкий поворот вправо, когда бюллетени с его именем еще курились черным дымом. [12]