Город теней - Атеев Алексей Григорьевич Аркадий Бутырский. Страница 56

Мазепа бочком-бочком, незаметно продвигался к воротам. Услышав вопрос, он дернулся, словно сквозь него пропустили электрический разряд, и встал по стойке «смирно».

– А я ведь тебя знаю, дед, – со скрытой насмешкой, как показалось Жоре, заметил Сергей. – И ты меня знаешь. Ведь так?

Старик мелко закивал.

– Значит, говоришь, гетман Мазепа – твой прямой предок, а в войну ты воевал огнеметчиком и Берлин брал?

Тот молчал, отведя взгляд в сторону.

– Ладно, замнем. Ты давай пока смесь готовь и этот… так называемый огнемет снаряжай, а мы оглядимся. И смотри у меня, ни шагу отсюда. Пока команду не дам.

Оба соратника подошли к яме, ведущей в подземелье. Сергей носком кроссовки сбросил вниз обломок деревяшки, а затем сплюнул.

– Ты зачем так на него? – шепотом спросил Жора, указывая глазами в сторону копошащегося с опрыскивателем деда.

– С этим-то? – Сергей вновь сплюнул. – Да он подосланный.

– Кем подосланный? – изумился Жора.

– Тем, кто с нами борется.

– Не понимаю тебя? – изумился Жора. Во рту у него вдруг пересохло, и стал зудеть затылок. – Кто с нами борется? И как это – подосланный? Мы же его случайно встретили.

– Вот-вот, случайно… Думаешь, он кто?

– Не знаю… Пенсионер, ветеран…

– Да я не о том, – досадливо, словно Жора не мог ответить на самый примитивный вопрос, поморщился Сергей.

– А о чем?

Жора в недоумении пожал плечами.

– Он не человек вовсе. Вернее, не только человек, – довольно громко произнес Сергей.

– Как это?.. А… кто же?

– Нежить по совместительству. Как тебе объяснить… Что-то вроде домового-стукача. Есть такая категория. С ним заключили договор, вот он и старается.

От этих слов, произнесенных самым обычным тоном, Жору почему-то хватила оторопь. «Какие еще домовые?!» – хотел завопить он, но внезапно осекся. Почему бы и нет? Если существуют ожившие мертвецы, то почему бы не быть домовым? Но что значит «заключили договор»? Кто заключил? Какова плата? И как это понять: «домовой-стукач». Вопросы были готовы сорваться с языка, но Жора превозмог себя, понимая: захочет Сергей растолковать, так растолкует. А тот между тем плюнул в яму, направился к строительной будке, вошел внутрь, покрутился там с минуту и вновь показался в дверном проеме.

– Пусто, – с сожалением бросил он. – Все находки подчистую вывезли. Хотя бы пуговицу забыли, так нет.

Он покосился на старика, методично перемешивавшего в старом ведре бензин с соляркой, и обратился к нему:

– Что твой хозяин поделывает?

Дед поднял на Сергея замшелое лицо, но ничего не ответил.

– Наверное, готовится к предстоящим сражениям, – иронически предположил Сергей.

Мазепа еще яростнее завертел палкой в ведре.

– Старайся, старайся… Послушай, а ты что, правда воевал?

– Воевал! – подтвердил дед с какой-то мучительной гордостью.

– И подвиги небось совершал?

– Не без того.

– Награды правительственные имеешь?

– Медаль «За отвагу».

– Смотри-ка… Молодец! А чего ж ты в нечистики подался? На старости-то лет…

– Мое дело.

– Конечно, твое, но все же?.. Растолкуй? Может, из-за денег? Но, насколько я знаю, хозяин твой скареден. С него не разживешься.

– Я пенсию получаю, – отозвался Мазепа, – и неплохую… Денег мне хватает. Тут в другом дело.

– Ну-ну?

Старик вытащил из ведра палку, зачем-то понюхал ее и отшвырнул в сторону.

– Он мне силу дал, – равнодушно произнес он. За равнодушием явно скрывались едва сдерживаемые эмоции.

– Это понятно, – отозвался Сергей. – А на кой тебе эта сила?

– Для того, чтобы чувствовать себя человеком.

Сергей захохотал.

– Вернее, личностью. Кто я без силы? Прыщ на ровном месте. Сопля зеленая. Так меня и понимают. Степаныч то, Степаныч се… Мазепа, одним словом. А я… – Дед грозно потряс перед носом корявым пальцем. – А я – личность! У-ух!

– Аж мороз по коже пошел, – хмыкнул Сергей.

– Нет, ты погодь хихикать. Выслушай. Не будь этого проклятого Горбачева, может, я бы в нечисть и не подался. А он, шельма меченая, все перевернул. Было белое, стало черное. Все десятилетиями нажитое по ветру пустил. Германию хоть возьми. Если кровушкой нашей, что мы в войне пролили, ихин Берлин залить, так вместе с рейхстагом утонет, а мы им этот Берлин за просто так подарили. И не только Берлин! Потом другие до власти добрались. Еще хлеще. «Хапай кто может!» – закричали. И вовсе дурдом начался. Все разворовали. А пенсионер-ветеран только глаза в изумлении таращит. Что делается, что делается!!! И, главное, поделать ничего не может. Хоть пиши, хоть кричи во весь голос, никому до тебя дела нет. Тут Хозяин и подвернулся. Ты, говорит, не один такой. Вас миллионы! Но я-то – в единственном числе. Поелику всем помочь не могу, а тебе могу. Если ты мне служить будешь. Я вначале не понял. Как помочь? Чем? Он и надоумил.

Старик замолчал, потом подошел к стоявшему на земле садовому распылителю и стал с интересом рассматривать его, словно видел в первый раз.

– Дальше давай, – потребовал Сергей. – На самом интересном прервался…

– Можно и дальше, – охотно согласился Мазепа. – Ты вроде местный?

– Местнее не бывает!

– Про химзавод, значит, знаешь. Как его захапали.

– Понятное дело, в курсах.

– Так вот. Директор нынешний, или по-новому менеджер, а проще говоря, хозяйчик, прибрал его к рукам. А с какой, извиняюсь, стати?! Он что, строил его? Деньги давал на возведение?! Хрен да маленько! А захапал! Сколько я в Москву ни писал, сколько в местную газетку статеек ни носил, бесполезно! Из Первопрестольной – ни ответа, ни привета. А в газетке – в глаза смеются. Говорят, времена нынче иные. Было, мол, ваше, стало ихо. Закон такой вышел, чтобы всюду владелец имелся. Да ради бога, говорю. Я не против. Пускай покупает на свои, кровные, а нет денежек, может сам возводить. Из подручных материалов. Вон как крольчатник, к примеру. А это же не им построенное. Народ силы и здоровье клал. Под лозунгом «Даешь большую химию!». Ну, раздели по-честному. Так нет же. Все – одному! Я уж было хотел пойти к нему в контору и плюнуть в морду. Да тут Хозяин подвернулся.

– Как же ты борьбу повел? – с интересом спросил Сергей.

– Да очень просто. Исходя из своей квалификации. Стукач, он что делает? Стучит, естественно. Ну, вот я и начал стучать.

– Где же?

– А в ихом дому. Слышал, наверное, он дом себе отгрохал. Не дом, а дворец! В четыре этажа! Там и бассейн, и сад зимний, и всякого разного другого полно. А живут-то всего трое. Сам, баба его и мальчонка лет десяти – сынок. Толстенький такой. Ну, конечно, прислуга, гувернантки, шофер, садовник, охрана опять же… Никто чужой, конечно, туда ни ногой. Враз за шкварник и пинок под зад. А я, коли в домовые переквалифицировался, то войти могу очень даже запросто. И вошел, понимаешь! Да не просто вошел, а, так сказать, гостем непрошеным. Первую ночь помню… Они только легли. Хозяин то есть со своей… Я давай стучать. Сначала тихонько так, вроде скребусь. Они думают: мыши. По первости смирно лежали. Потом сам соскочил. Под кровать полез. Смехота. Свет погасят, я опять. Наконец решили не выключать лампы. Я с другой стороны – как бухну в стену. Вроде бревном. Весь дом поднял. Все мечутся… Кто плачет, кто охает, кто матерится… На другой раз я опять за свое. Потом начал посуду бить. И так ночь за ночью… Чего они только не делали. И чудиков каких-то из Москвы привозили. Те все руками размахивали и заклинания читали. Потом ученых с приборами пригласили. Те походили, поохали… Сильные, говорят, у вас тут поля. Аномалии сплошные. Но все без толку. Наконец попа откуда-то привезли. Толстый такой поп, щеки чуть не трескаются. У нас в Светлом церкви-то нет… Поп тоже походил по комнатам, святой водой стены покропил, молебен отслужил. Потом говорит: это вам, видать, кара. За грехи то есть. О духовном вовсе не думаете. Все стяжаете, а в городе божьего храма не имеется. Вот разная нечисть и заводится. Ну, хозяин тут же решил: строим, значится, собор! Тем более что на несколько дней апосля попа стало тихо. Нашли место подходящее, строителей понагнали… И работа закипела. Но и тут душонка-то мелочная свою суть показала. Все норовил, чтоб подешевше вышло. И материалы второсортные да просроченные, и не собор вовсе, а церква, правда, большая… Словом, сэкономить норовил. Однако строили быстро. Нагнали всяких нерусских, а тем что: тяп-ляп – и готово. Купола еще не поставили, а внутри роспись вовсю идет. Да красками мажут ярчайшими, словно не лики, а афиша цирковая. Ладно, возвели храм. А он возьми и сгори!