Синяя борода - Воннегут-мл Курт. Страница 33

— Какое?

— До свидания, — ответил я.

* * *

У меня в доме прием!

А кто готовит еду и постели для моих гостей, самых замечательных гостей на свете?

Незаменимая Эллисон Уайт! Слава Богу, миссис Берман уговорила ее остаться!

И хотя миссис Берман говорит, что уже на девяносто процентов закончила свой последний эпос и скоро собирается вернуться в Балтимор, Эллисон Уайт не бросит меня сохнуть тут в одиночестве. Во-первых, биржевой кризис, разразившийся две недели назад, уменьшил спрос на домашнюю прислугу. Во-вторых, она снова беременна и собирается выносить плод. И потому сама попросила разрешения остаться с Селестой, по крайней мере на зиму, а я сказал ей: «Чем дольше, тем лучше».

* * *

Может, надо было по ходу книги ставить вехи, например: «Сегодня четвертое июля», или: «Пишут, что нынче небывало холодный август, возможно, это связано с исчезновением озона на Северном полюсе», и прочее в том же духе. Но я ведь понятия не имел, что получится не только автобиография, но и дневник.

Позвольте сказать, что уже сентябрь. День труда миновал две недели назад, как раз, когда разразился крах на бирже. Бах! — и процветания как не бывало! Бах! — и надо ждать нового лета!

* * *

У Селесты и ее друзей снова начались занятия в школе, и утром она спросила, что я знаю о Вселенной. Ей надо писать об этом сочинение.

— Почему ты спрашиваешь меня?

— Вы каждый день читаете «Нью-Йорк таймc», — ответила она.

И я рассказал ей, что Вселенная взяла начало от большой клубничины весом в одиннадцать фунтов, которая взорвалась и разлетелась на куски в семь минут после полуночи три триллиона лет назад.

— Я же серьезно! — обиделась она.

— А я и рассказываю то, что прочитал в «Нью-Йорк таймc».

* * *

Пол Шлезингер перевез сюда свою одежду и все нужное для работы. Готовит первый в жизни сборник статей, который назвал так: «Единственный способ успешно осуществить революцию в любой области человеческой деятельности».

Там вот о чем: изучая историю, Шлезингер пришел к выводу, что разум большинства людей не способен воспринимать новые идеи, пока им не займется специально подобранная группа, которая раскрепощает сознание. Если этого не произойдет, жизнь не изменится, какой бы болезненной, неестественной, несправедливой, нелепой, совершенно безликой она бы ни была.

Эта группа должна включать специалистов трех категорий, пишет он. А не то революция пойдет прахом, будь она политическая, художественная, научная или любая другая.

Самый ценный специалист — истинный гений, личность, способная высказывать нестандартные идеи. «Гений работает в одиночку, — пишет Шлезингер, — и его всегда считают безумцем».

Специалиста следующей категории найти легче: это высокообразованный гражданин, пользующийся признанием в своем кругу, который понимает и разделяет идеи гения и объясняет остальным, что гений не безумец. «Такой человек, — сказано у Шлезингера, — работая в одиночку, понимает необходимость перемен, но не знает, какую они должны принять форму».

Специалисты третьей категории в состоянии донести любые, даже самые сложные идеи до толпы, пусть даже состоящей сплошь из завзятых тупиц. «Чтобы заинтересовать и возбудить толпу, — утверждает Шлезингер, — они готовы говорить все что угодно. Но пока такой человек работает в одиночку, только на основе своих скудных идей, он что-то вроде рождественской индейки, набитой дерьмом».

* * *

Надувшийся, как воздушный шар, Шлезингер заявляет, что каждую увенчавшуюся успехом революцию, включая и абстрактный экспрессионизм — в этой революции принимал участие и я, — возглавляла команда именно с таким распределением ролей: в абстрактном экспрессионизме гением был Поллок, в русской революции — Ленин, в христианстве — Иисус Христос.

Если такой команды не сложится, говорит он, нечего и ожидать никаких серьезных изменений.

* * *

Только вообразите! В этом самом доме на берегу, еще несколько месяцев назад пустом и мертвом, сейчас рождается книга О том, как успешно осуществлять революции, и еще книга о том, что переживают бедные девушки, связавшись с мальчиками из богатых семей, и еще мемуары художника, все картины которого исчезли с полотен.

Да вдобавок мы ждем ребенка!

* * *

Я выгладываю в окно: простоватый рабочий на тракторе, к которому прицеплен целый состав дико верещащих косилок, косит лужайку. Мне известно о нем только, что зовут его Франклин Кули, у него шесть ребятишек, и он водит старый, цвета детского дерьма кадиллак марки «купде-виль». Не знаю даже, умеет ли он читать и писать. Сегодня утром из «Нью-Йорк таймc» я вычитал, что по крайней мере сорок миллионов американцев не умеют ни читать, ни писать. То есть безграмотных здесь в шесть раз больше, чем армян на всем белом свете. Так много их и так мало нас!

Интересно, этот Франклин Кули, жалкий тупой работяга с шестью детишками, оглохший от лязга и тарахтенья косилок, имеет ли он хоть малейшее представление о том, какая всесокрушающая работа здесь происходит?

* * *

Да, угадайте, что еще поведала сегодня «Нью-Йорк таймс»? Генетики нашли неопровержимые свидетельства того, что когда-то мужчины и женщины были обособленными расами, мужчины появились и эволюционировали в Азии, женщины — в Африке. По случайному совпадению они, столкнувшись друг с другом, оказались способными к перекрестному оплодотворению.

Там еще написано, что клитор — это рудимент органа оплодотворения побежденной, порабощенной, упрощенной и в конце концов выхолощенной расы, которая оказалась слабее, но отнюдь не тупее победителей!

Отказываюсь от подписки.

25

Вернемся в Великую депрессию!

Коротко о главном: Германия вторглась в Австрию, затем в Чехословакию, потом в Польшу, потом во Францию, и жалкая букашка за тридевять земель в Нью-Йорке оказалась невольной жертвой. Фирма «Братья Кулон и компания» закрылась, а меня выкинули из агентства — вскоре после того, как я вернулся с мусульманских похорон отца. Поэтому я решил вступить в армию Соединенных Штатов, тогда еще армию мирного времени, и выдержал квалификационные испытания очень хорошо. Великая депрессия у всех выбивала почву из-под ног, а армия в Америке по-прежнему оставалась маленькой семьей, и мне повезло, что меня в нее приняли. Вспоминаю, как сержант с вербовочного пункта на Таймс— сквер сказал, что я буду более желанным родственником в армейской семье, если сменю имя на более американское.

Помню даже и его ценный совет — почему бы мне не стать Робертом Кингом? Только вообразите: кто-то сейчас проходит через мой пляж, с завистью смотрит на этот особняк, гадает, что за богач живет так шикарно, и получает ответ — Роберт Кинг.

* * *

Но я прижился в армии и в качестве Рабо Карабекяна, причем, как вскоре выяснилось, на то была своя причина: генерал-майор Дэниел Уайтхолл, который командовал тогда боевыми соединениями Инженерного корпуса, мечтал о своем портрете маслом в полный рост и подумал, что человек с иностранным именем лучше подойдет для такой работы. Портрет, разумеется, я должен был написать бесплатно. Генерал этот так жаждал бессмертия! Через шесть месяцев из-за почечной недостаточности ему пришлось выйти в отставку, что лишило его возможности участвовать в самой большой войне своего времени.

Бог знает, что сталось с этим портретом, писал я его, кстати, после того, как провел несколько часов на строевых учениях. Кисти, краски я использовал только самые лучшие, генерал покупал их с восторгом. Итак, хотя бы одна моя работа сможет пережить «Мону Лизу»! Знай я это в свое время, пририсовал бы ему загадочную улыбочку, смысл которой был бы понятен только мне: генералом стал, а две мировые войны проморгал.