Кровавый шабаш - Атеев Алексей Григорьевич Аркадий Бутырский. Страница 11
Судец дернул труп за ноги и стащил целиком на могильную плиту. Теперь можно было прочитать надпись на памятнике:
«Морис Фурнье
1857 – Руан – Франция, 1916 – Тихореченск. Мир его праху».
– Француз какой-то, – недоуменно проговорил Судец. – Откуда у нас французы?
– А вы, смотритель, что знаете про эту могилу? – спросил Буянов.
– В данном захоронении лежат несколько человек, – охотно заговорил Кувалдин. – Сам Фурнье, его жена и их сын Жером. Этот, – он кивнул на труп, – закрывает остальные надписи, они на горизонтальной плите. Фурнье владел кондитерским производством. Нашу кондитерскую фабрику знаете? Ему принадлежала. Позже младший его сын, тоже Морис, работал на этой фабрике, национализированной, конечно…
Женя понемногу пришла в себя. Ей было стыдно – никак не ожидала от себя подобной реакции. Ведь и в морге бывала… На нее, казалось, никто не обращал внимания. Каждый занимался своим делом. Неожиданно Женя услышала фамилию Фурнье. Где она ее уже слышала? Как будто совсем недавно. Ага. И про кондитерскую фабрику. Ведь такая фамилия была у дедушки Вержбицкой! Точно! Ей еще рассказывала эта пряничная старушка-соседка Вержбицкой.
Женя робко тронула Буянова за рукав пиджака:
– Николай Степанович, я тут…
– Да не расстраивайся. Вполне естественная реакция.
– Я не о том. Понимаете, у Вержбицкой та же фамилия, что на памятнике.
– Чего-чего?
– Старушка, которая рассказывала мне о Вержбицкой, сообщила, что дедом Светланы был француз – Фурнье Морис Морисович. Он работал на кондитерской фабрике, кажется, был ее директором.
Майор продолжал недоуменно смотреть на Женю.
– Слышал, Петр Иванович? – обратился он к Дымову. – Что думаешь?
– Это точно? – спросил Дымов.
– Мне так сказали. – Женя неуверенно улыбнулась. – Несложно, наверное, проверить.
– Проверить, конечно, несложно, – задумчиво произнес майор. – А что тебе еще сказали?
– В общем, больше ничего особенного. Квартира Вержбицкой досталась по наследству от ее дедушки и бабушки. Родители вроде не ладили между собой.
– Значит, Фурнье?! – Буянов потер переносицу. – И что все это может значить? Зачем его сюда притащили? Зачем голову отрезали? А если отрезали, почему не спрятали где-нибудь в другом месте? Я допускаю, что можно отрезать голову, чтобы затруднить опознание жертвы…
– Без нечистой силы здесь не обошлось, – совершенно серьезно заметил Кувалдин.
– Естественно. Примерно это я и ожидал услышать. – Буянов поморщился.
– Нет, вы послушайте!..
– Ничего слушать не желаю. Ступайте домой, проспитесь.
– Я совершенно трезв и хочу…
Но майор, не дослушав, подошел к могиле и стал разглядывать труп. Кувалдин, махнув рукой, отправился восвояси.
Почти сразу же вслед за его уходом послышались чьи-то голоса, треск кустов…
– Санитары, должно быть, из морга, – предположил Судец.
Это точно были санитары, с носилками, но не только они.
В тот миг, когда труп стали укладывать на носилки, в кустах сверкнула вспышка фотоаппарата.
– Что за черт! – воскликнул Буянов. – Кто там? Ну-ка, Рудик!..
Опер бросился к кустам. Послышались возня, непечатные ругательства, и вновь появился Судец, таща за руку неизвестную Жене личность.
Все подались к ним, даже невозмутимые санитары оставили свои носилки и с любопытством следили за происходящим.
– Ох! – воскликнула Малевич. – Этот!.. – В голосе судмедэксперта звучали досада и смущение.
– Так! – зловеще произнес майор. – Что вы тут делаете?
Вопрос был обращен к здоровенному парню в джинсах и черной майке с надписью «New York Times». На груди у парня висел отличный «Никон». Он держал в правой руке очки и близоруко таращился на присутствующих. При этом на его пухлых губах играла насмешливая улыбка.
– Что я тут делаю? – переспросил он. – Да то же, что и вы, – работаю. Тружусь в поте лица, зарабатывая нелегкий журналистский хлеб. По какому праву, Судец, вы занимаетесь рукоприкладством по отношению к прессе?!
Он водрузил очки на нос, пригладил жидкую бороденку и, не обращая внимания на окружающих, вскинул на изготовку фотоаппарат.
– Действительно сенсация, – проговорил он себе под нос, – меня не обманули.
– Никаких снимков! – закричал Буянов. – Запрещаю съемку.
– Не имеете права. Закон о печати нужно знать.
– Гражданин Маковников, это вы нарушаете закон, – вступил в дискуссию Дымов.
– А-а, прокуратура… И чем же я нарушаю закон? – бросил в сторону Дымова детина, продолжая щелкать камерой.
– В интересах следствия вы не имеете права разглашать информацию.
– Да чихал я на вас! У нас свободная страна… с некоторых пор…
– Я могу вас задержать, – спокойно произнес майор.
– Попробуйте, – ехидно сказал детина. – Или забыли прошлый раз? – Он захохотал, направил объектив прямо на Буянова, и снова сверкнула вспышка.
– Петя, – спокойно сказал он, обращаясь к санитару, – возьми, пожалуйста, в руки голову этого несчастного, сейчас я вас обоих запечатлею.
– Не сметь! – крикнул майор. Санитар вопросительно посмотрел на детину.
– Ладно, – пренебрежительно произнес тот, – возле машины сниму. Позвольте откланяться, ведь интервью давать, как я понимаю, вы откажетесь.
– Откуда вы узнали о месте преступления? – стараясь оставаться спокойным, спросил Буянов.
– От верблюда, – нагло ответил детина. – Гуд бай, господа. А это что за лапочка? – обратил он внимание на Женю. – Ах да, наверное, дочка покойного полковника Белова, студенточка-практиканточка, прибыла на подмогу нашей доблестной милиции. Не страшно, девочка? А мне вот страшно! Преступники обнаглели. Уже головы отрезают. Куда идут деньги налогоплательщиков? Могу ответить. Управлением милиции приобретены два «Форда» якобы для патрулирования. «ВАЗы» их, видите ли, не устраивают. Кто-то на иномарках разъезжает, а населению головы режут. Привет!
И детина двинулся вслед за санитарами.
– Кто это? – спросила донельзя удивленная Женя. – Откуда он меня знает?
– Он все знает, – туманно пояснил Судец.
– Мерзавец, – добавила Малевич.
– Профессионал высокого класса, – резюмировал Дымов.
– Главный редактор независимой тихореченской газеты «Курьер» Александр Анатольевич Маковников, именуемый также Сашка Мак, – пояснил Буянов.
– «Курьер»? – переспросила Женя. – А-а, знаю. Читала. Желтая пресса.
– Вот именно! – поддакнула Малевич.
– Желтая или голубая – какая разница! – заметил Дымов. – Газета интересная, пользуется успехом у населения, имеет достаточно высокий тираж, а главное, оперативна. Не сомневаюсь, что завтра на первой полосе будет опубликован фоторепортаж о наших сегодняшних приключениях.
– Ладно, давайте закругляться, а то совсем стемнело.
– Дорогу-то мы отсюда найдем? – неуверенно спросила Малевич. – Зря вы, Николай Степанович, прогнали этого смотрителя.
– Рудик! С утра снова приедешь сюда. Отсмотришь тщательно все вокруг этой могилы, да и в окрестностях тоже. Потом потолкуй со смотрителем. Надеюсь, с утра он будет трезв.
– А я? – нерешительно спросила Женя.
– Продолжай разбираться с Вержбицкой. Устанавливайте вместе с Валеевым ее связи. Да! – вспомнил он. – Ты утверждаешь, что у ее деда та же фамилия, что и на могильной плите? Довольно странное совпадение. Допустим, между двумя убийствами есть какая-то связь… Сомнительно, конечно. Но все же. Постарайся разузнать побольше о захороненном здесь французе. Что за человек? Вдруг всплывут интересные подробности. Мало ли…
– Прошло столько лет… – заметил Судец.
– Конечно. Но поискать стоит.
Разговор прекратился. Возможно, само место настраивало на молчание. Следственная группа гуськом возвращалась к воротам кладбища. Впереди осторожно шел Судец, светя под ноги фонариком. Пару раз он споткнулся, еле слышно чертыхнулся, но продолжал уверенно шагать вперед.
Стояла глубокая тишина, даже соловьи перестали щелкать, и Женя еще явственней ощутила нереальность происходящего.