Мастер Страшного суда - Перуц Лео. Страница 19

— Простите, — сказал он. — Я в самом деле глуп. Собственно говоря, вся эта история ничуть меня не касается.

Я проводил его до дверей. На пороге он ещё раз повернулся и ударил себя рукою по лбу.

— Так и есть! Главное-то я почти забыл сказать, — воскликнул он. — Послушайте, барон, я был сегодня утром у Дины. Возможно, что я ошибаюсь, но у меня было такое впечатление, будто ей очень важно с вами переговорить,

Весть эта поразила меня как удар обухом по голове. В первый миг я стоял ошеломлённый и не был в состоянии что бы то ни было сообразить. Потом, в следующую секунду, мне пришлось выдержать дикую борьбу с самим собою. Я хотел подойти к нему, схватить его за плечи… Он был у Дины, он видел её, говорил с нею! Я испытывал безумное желание все узнать, хорошее и дурное, спросить его, назвала ли она моё имя, какое было у неё при этом выражение лица… Таково было моё первое побуждение, но я подавил его в себе, я сохранил полное спокойствие и не отдался в его руки.

— Я письменно сообщу ей свой адрес, — сказал я и заметил, что у меня дрожит голос.

— Сделайте это! Сделайте это! — воскликнул инженер и очень дружелюбно похлопал меня по плечу. — Счастливого пути… Не опоздайте на поезд!

Глава XIII

Мне нелегко объяснить, отчего я в этот день не привёл в исполнение свой план уехать с ближайшим поездом. Во всяком случае не мысль о Дине удержала меня, ибо, как я ни был в первое мгновение ошеломлён сообщением инженера, обсудив его спокойно, я уже не придавал ему значения. Можно ли было допустить, чтобы у Дины было желание свидеться со мною, с тем, кого она считала убийцею своего мужа? Я понимал, что цель инженера была удержать меня этим вымыслом от поездки, и был в ярости на себя самого оттого, что на короткий миг поддался такому обольщению.

Причины, побудившие меня отказаться от моего решения, были отнюдь не принудительного свойства; просто у меня изменилось настроение под влиянием визита инженера. До тех пор я пребывал в полной бездеятельности. Нелепый случай поставил меня в центр происшествия, с которым я не чувствовал себя связанным решительно ничем. Меня так поразил и оглушил поворот событий, что я почти не пытался обороняться. Я совершенно ушёл в себя самого, все предоставил случаю и в необъяснимом помрачении сознания испытывал только одно желание — не вспоминать о происшествиях минувшего дня.

Теперь в моем душевном состоянии произошла перемена. Разговор с инженером пробудил во мне стремление взяться лично за защиту моих интересов. Убийцу Ойгена Бишофа нужно было найти. Я не знал, где его искать: мне рисовался неповоротливый, страшный, чудовищно тучный человек, коварно, как паук, сидящий в четырех стенах и подстерегающий жертву. Мысль, что это кровожадное чудовище — не простой вымысел инженера, что оно действительно существует, быть может, совсем близко от меня, что я могу предстать перед ним и потребовать его к ответу, особенно это последнее представление, — вот что пришпорило мою активность. Слишком много потерял я времени и решил отныне не терять ни минуты. Мне нужно было установить, где находился Ойген Бишоф в среду, пятницу и субботу на прошлой неделе между двенадцатью и двумя часами дня, в этом был ключ ко всему остальному. И с тем же рвением, с тем же нетерпением, с каким я ночью собирался в дорогу, принялся я теперь за решение этой задачи.

Часы уже показывали час. Винцент накрыл на стол, но я не притронулся к еде, которую он приносил из соседнего ресторана, когда я оставался дома. Я расхаживал в нервном возбуждении по комнате, строил планы, отбрасывал их, считая их то бесцельными, то требующими слишком много времени, то неисполнимыми, обдумывал всякие возможности, каждый раз наталкиваясь на препятствия, запутывался во множестве комбинаций, становился нетерпелив и начинал сызнова и ни мгновения не сомневался, что в конце концов набреду на правильную мысль.

Она осенила меня в тот миг, когда я ждал её меньше всего. Я стоял у открытого окна. В стёклах отражалась, в странном уменьшении, уличная сутолока, и картина, которую она являла, запечатлелась у меня в памяти как выгравированная. Ещё и теперь она стоит передо мною: молочно-белые занавески на окнах противоположного дома, дама в старомодной шляпе, переходившая через улицу, торговка, державшая в руках большую плоскую корзину с лимонами. Отчётливо, хотя и в миниатюре, был мне виден над вывеской аптеки Михаил-архангел с поднятыми руками. Вагон трамвая пробегал мимо, заслонил картину и опять её открыл. Перед кафе на углу стоял кондитерский фургон, и рыжий парень исчез в дверях с двумя деревянными ящиками. И вдруг, в то время как я наблюдал это все, в голове у меня возникла мысль, показавшаяся мне такой простой, такой самоочевидною, что я не мог понять, как не набрёл на неё инженер.

Инцидент с автомобилем! С автомобилем Ойгена Бишофа! Он должен был стать отправною точкою в моем расследовании! Я принялся соображать: Бурггассе, седьмой участок, — с участковым полицейским комиссаром я знаком. Доктор Франц или Фридрих Гуфнагль! Несколькими месяцами раньше я приходил к нему по поводу анонимного угрожающего письма, полученною мною. Взяться самому за розыски — для этого я не чувствовал в себе достаточно самообладания и терпения. Я написал несколько строк на своей визитной карточке и, позвав своего слугу Винцента, снабдил его надлежащими инструкциями.

— Ты пойдёшь в полицейский комиссариат на Крайндльгассе, спросишь доктора Гуфнагля и передашь ему эту карточку. Он велит показать тебе протокол одного несчастного случая с автомобилем. Из этого протокола ты заметишь себе фамилию шофёра и номер его автомобиля. Затем ты дождёшься этого шофёра на месте его стоянки и доставишь его сюда, мне нужно с ним поговорить. Это все, что тебе нужно сделать. Понял? Полиция тебе поможет.

Он ушёл, и у меня было достаточно времени поразмыслить о шансах моей попытки. Я их отнюдь не преувеличивал. У меня была надежда узнать, на какой улице Ойген Бишоф сел в этот автомобиль, чтобы вернуться домой. Это ещё не Бог весть какое открытие. Но тогда мне было бы, по крайней мере, известно, в каком квартале города нужно мне начать свои розыски. Что тогда только обнаружатся главные трудности, это мне было ясно. Но я уверенно рассчитывал на какую-нибудь счастливую случайность, ждал наития, которое мне поможет в нужный миг. А затем, перед инженером у меня, несомненно, было преимущество, и это было для меня времённо важнее всего.

Целых два часа пришлось мне ждать, и время для меня проходило очень медленно. К трём часам пополудни Винцент вернулся. Он передал мне копию с полицейского протокола, из которой я узнал, что согласно рапорту нижнего чина полиции Иосифа Недведа от 24 сентября автомобиль AVI 138 (шофёр Иоган Видерхофер) в 1 час 45 мин того же дня наскочил на прицепной вагон трамвая № 5139 и при столкновении подвергся небольшой аварии. Шофёр, которого Винцент разыскал на месте стоянки, ждал меня перед подъездом со своим автомобилем.

Господин Иоган Видерхофер оказался очень разговорчивым пожилым человеком. Он, по-видимому, весь ещё находился под впечатлением неудачи, приведшей его в соприкосновение с полицией, и поэтому обрушился в гневных выражениях на полицейские правила вообще и на солидарность, существующую, по его мнению, между всеми вагоновожатыми.

— Меня в этом винить нечего, — объявил он. — Шёл дождь, и накануне тоже было дождливо, мостовая сделалась скользкою, вот оно почему случилось. Весь убыток я понёс. А вагоновожатые, эти мошенники, все заодно. И откуда ни возьмись, тут же полицейский. «Эй вы, господин, — сказал я ему, — не собирайте толпы, не устраивайте представления».

Он закурил сигару, и я воспользовался паузой, чтобы осведомиться о размерах понесённого им ущерба.

— Новый рессорный лист пришлось поставить, — ответил шофёр. — И передние стекла — вдребезги! Весь день провозился с ремонтом. В субботу кончил его, в полдень стою на своём месте, и такой вышел случай — тот самый господин опять выходит из дома номер восемь. «Этого бы я не повёз», — сказал мне мой товарищ. Ну, я не такой, я не суеверный. «Пожалуйте, господин, садитесь», — сказал я.