Иероглиф «Измена» - Первухина Надежда Валентиновна. Страница 23

— Мне, право, жаль, что вы не пригласили моего супруга на праздник ханоми, — упомянула при этом принцесса как бы невзначай, на что императрица ответила:

— Разве нам с вами скучно вдвоем?

И Фэйянь поняла, что дальнейшие разговоры на эту тему будут просто неприличны.

Наряду с беседами обе высокородные дамы развлекались бесконечными прогулками под сенью цветущих вишен и еще игрой в мацэзян. Это была довольно сложная, но донельзя увлекательная игра. Ее знали в Яшмовой Империи, и принцесса удивилась, что и Жемчужный Завет подвержен страсти к этой игре. Более того, Фэйянь очень скоро поняла, что императрица Чхунхян весьма азартна.

Если с утра шел дождь, они садились за игровой стол сразу же после утренней трапезы и не покидали его до самого вечера. Слугам разрешалось приносить в игровую комнату лишь легкие закуски и вино. За игрой время летело незаметно, и если Фэйянь старалась сохранить самообладание и здравомыслие, то императрица Чхунхян буквально пылала азартом и желанием победить. Но до сих пор все их поединки оканчивались ничьей.

— Ничья! Как это досадно, хуже проигрыша! — однажды воскликнула Ют-Карахон-Отэ. — Верно, мы прогневили богов игры, что они посылают нам ничью.

Фэйянь на сей счет имела другое мнение, но предпочла промолчать.

— Нам нужно что-то поставить на кон, — продолжала Ют-Карахон-Отэ. — Что-то, что важно для каждой. И вот тогда пойдет настоящая игра!

— Но не уподобимся ли мы тем игрокам, что все состояние семьи проматывают в притонах и игорных домах? — с улыбкой спросила Фэйянь.

— О нет, конечно! — воодушевилась императрица. — Мы не станем ставить ни золота, ни иных богатств — к чему это, ведь мы обе обладаем несметными сокровищами. Давайте поставим на кон…

— Что?

— Желание! Исполнение желания! Любого, даже самого невероятного! -захлопала в ладоши императрица.

— Помилуйте, ваше величество, — благоразумно заметила принцесса Фэйянь. — Если вы потребуете от меня измены родине или супругу…

— Ну что вы! — возмутилась Ют-Карахон-Отэ. — Слава богам, мы с вами обе понимаем, что такое долг и честь, потому не будем требовать друг от друга невыполнимого. Говоря о невероятности желания, я имела в виду его странность или… забавность. Но уж никак не преступность! Согласны ли вы на такое условие? Играем на желание без измены?…

— Без измены — да, согласна, — сказала Фэйянь.

— Да будут милостивые боги нашими свидетелями! — воскликнула Ют-Карахон-Отэ.

И они начали новую игру.

Теперь, когда в игре появился новый интерес, она пошла медленнее, но напряженнее. Обе высокородные противницы просчитывали каждый свой ход, при этом следя за расположением фигур и главных звезд игры. И еще, конечно, каждая из них томилась вопросом: выполнения какого желания потребует от нее противница в случае проигрыша. Возможно, Ют-Карахон-Отэ думала об этом больше, чем об игре, и потому на сей раз победительницей вышла принцесса Фэйянь. От победы она не испытала никакой радости, лишь чувство облегчения — не ей придется исполнять неизвестное желание. К тому же принцессе было грустно смотреть на откровенно расстроенное лицо императрицы Чхунхян.

«Императрица не любит проигрывать», — подумала Фэйянь и еще почему-то подумала о том, что говорил ей Баосюй — армия Жемчужного Завета еще не потерпела поражения ни в одной битве…

— Прошу вас не огорчаться, ваше величество, — Церемонно сказала принцесса Фэйянь.

— О нет, я и не огорчилась, ведь это всего лишь игра. — Лицо Ют-Карахон-Отэ стало непроницаемым. Такое лицо у нее было впервые. — Каково будет ваше желание, принцесса?

Фэйянь хотелось, чтобы воздух в игровой комнате был более мирным и легким.

— Я не стану просить у вас ничего необычного ваше величество, — улыбнулась она. — Но мне было бы приятно, если б вы поведали мне какое-нибудь сказание из истории Жемчужного Завета. Я ведь почти ничего не знаю о прошлом вашей прекрасной страны!

— Ах, это… Ваше задание слишком просто, принцесса. Вы беспредельно добры ко мне.

— Но мне и вправду любопытно…

— Хорошо. Тогда я расскажу вам одну довольно печальную историю. Она повествует о первой любви одного из повелителей Жемчужного Завета. Это было очень давно, тысячи лет назад…

Фэйянь пересела от игрового стола в кресло у окна, за которым благоухал вишневый сад, и приготовилась слушать.

— Молодому повелителю было всего семнадцать лет, но выглядел он и мыслил как муж умудренный, — заговорила Ют-Карахон-Отэ. — Его еще не нарекли государственным именем, всем полагалось звать его Наисветлейший. Мать Наисветлейшего, императрица Мониен, была мудрейшей из женщин, обладавшей даром ясновидения. И вот однажды она увидела, как ее сын, опора державы, заигрывал в саду с простой служанкой, которая мыла кувшины для цветов. Служанке едва исполнилось четырнадцать, но она была прелестна, как распустившийся пион, — недаром у юного повелителя заходилось от страсти сердце. Мудрая Мониен поняла, что нужно исторгнуть из сердца Наисветлейшего порочную страсть к служанке, и для того надо было навсегда убрать девушку с глаз Наисветлейшего. И вот однажды евнух-распорядитель подошел к той служанке и сказал:«Тебе велено немедленно отправиться за свежими глициниями к горе Симао. Возьми корзину и ступай».

Девушка поклонилась, взяла корзину и пошла к горе Симао. Она вышла из дворцовых садов, пересекла лес Нольбу, где шумели листьями гинкго и юкка, и наконец вышла к мосту Осторожных. Надо сказать, что мост этот недаром так прозывался. Был он навесной и очень старый, веревочные перила рассыпались от ветхости, а доски моста так и норовили сломаться под неосторожной ногой. Только очень легкий человек мог пройти по этому мосту, а служанка была легкой и хрупкой…

— И не было другой дороги к горе Симао? — спросила принцесса Фэйянь.

— Не было другой дороги, — эхом отозвалась Ют-Карахон-Отэ. — Служанка без страха ступила на мост, потому что ходила по нему уже не впервые. Но тут произошло коварное событие: из зарослей у основания моста вышел тот самый евнух и принялся раскачивать мост. Девочка вскрикнула, уронила корзину, но сама держалась крепко. Евнух зашатал мост, что было сил, и старые веревочные перекладины оборвались. Служанка потеряла равновесие и упала в реку. Река была неглубока, и, возможно, ей удалось бы спастись, но как раз под мостом из реки выступали очень острые камни, они-то и окрасились кровью служанки; говорят, они до сих пор кроваво-красного цвета. Разрушенный мост качался над водой, а евнух ушел и доложил императрице Мониен, что ее приказ исполнен и девушка, в которую влюбился Наисветлейший, больше никогда не вернется во дворец.

— И что же было дальше? — с волнением спросила Фэйянь.

— Юный повелитель всюду искал свою возлюбленную. Его мать, мудрая Мониен, была ясновидящей, но почему-то не увидела того, что в сердце ее сына свила гнездо истинная любовь. Властитель отказывался от пищи и вина, забросил науки и боевые искусства и предавался скорби по исчезнувшей девушке. Даже пиры, на которые императрица Мониен приглашала семейства с самыми красивыми и высокородными девицами, не привлекали внимания императора. И вот однажды случилось ужасное: кто-то открыл Наисветлейшему, как погибла его возлюбленная. И юный владыка решил присоединиться к ней на небесах. Он отправился к мосту у горы Симао и бросился в реку — на те самые острые камни, что когда-то приняли тело его возлюбленной. И снова воды реки окрасились кровью, только это была священная императорская кровь…

Ют-Карахон-Отэ замолчала, разглядывая узоры на своем веере. Принцесса Фэйянь осмелилась нарушить молчание:

— Что же стало с матерью Наисветлейшего, мудрой Мониен?

— Боги наказали ее, — коротко ответила Ют-Карахон-Отэ. — Они лишили ее разума и повелели вечно жить и вечно страдать. Это суровое наказание за смерть служанки…

— И собственного сына.

— Да. Безумная Мониен исчезла из наших краев, хотя некоторые говорят, что иногда видят ее. Лгут, наверное…