Иероглиф «Измена» - Первухина Надежда Валентиновна. Страница 39
— Я так и знала! — вскрикнула Нэнхун. — Они бросили мою дочь на растерзание судьбе!
Гаиньинь взмахнула рукавами, и фениксы исчезли.
— Спокойствие, сестра. — Богиня была невозмутима. — Еще не все потеряно.
Снова хлопнула она в ладоши, и собрались перед ней дивные небесные звери — цилини.
— Слушаем тебя, богиня, — сказали они.
— Облетите все небеса и преисподние, но найдите Небесных Чиновников Аня и Юй!
Цилини разлетелись, шелестя радужными крыльями. Нэнхун заплакала, и богиня принялась ее утешать.
Прошло некоторое время, и вернулись цилини.
— Мы не нашли Небесных Чиновников Аня и Юй, — доложил самый почтенный цилинь.
Но тут словно комета пролетела по небосклону — это возвращался самый юный и быстрый цилинь по прозвищу Светлорогий.
— О милостивая Гаиньинь, — сказал Светлорогий. — Я нашел тех, кого ты искала.
— Где же они? — нетерпеливо воскликнула Гаиньинь.
— Бог-покровитель Жемчужного Завета, имя ему Нарасайя, и супруга его, богиня Дженара, и верховные боги Китешра, Кейсу и Кейко задержали в своем небесном Нефритовом павильоне Небесных Чиновников. Бог Нарасайя устроил состязание по чтению священных стихов и питью священного вина…
— И что же?
— Небесные Чиновники проиграли и потому выпили слишком много божественного вина. Они уснули в Нефритовом павильоне, а богиня Дженара под страхом низложения с небес запретила их беспокоить. О тысячерукая, мне неведомо, как разбудить Небесных Чиновников!
— Напились?! — проревела богиня.
— Пьянствовать, когда моя дочь, быть может, погибла! — возопила императрица Нэнхун. — О тысячерукая! Позволь мне снизойти на землю и отыскать мою дочь!
— Нет! — сказала Гаиньинь. — Ты и так слишком, часто бываешь на земле, это может повредить твоей небесной природе. Успокойся и послушай меня. Я отправляюсь в Нефритовый павильон и уж там постараюсь разбудить этих негодных пьяниц! И заставлю их перерыть всю землю по песчинке, но найти несчастную Фэйянь! Ты же отправься лучше к супругу ее, Баосюю, и сообщи о том, что терзает твою душу.
— Да, богиня, — поклонилась Нэнхун и, сев на одного из цилиней, полетела на землю. А тысячерукая Гаиньинь, вооружившись мечом из солнечного луча, отправилась в Нефритовый павильон, где спали хмельным сном ничего не подозревающие Небесные Чиновники…
Цзюань 12
ЧАЕПИТИЕ ЛУ СИНЯ
Первый императорский каллиграф господин Лу Синь был неспокоен с тех пор, как вернулся из Хуатуна. Он несколько раз встречался с начальником Тайной службы господином Богу и обсуждал вопрос о том, как вывести на чистую воду всех заговорщиков, умышляющих против жизни государя. Начальник Богу был смелый и прямодушный человек, ничего не понимающий в дворцовых интригах, он прямо говорил Лу Синю, что следует схватить царедворца Оуяна, пытать его и выведать у него все тайны. Но Лу Синь понимал, что это невозможно: за Оуяном стояли прочие царедворцы и клика дворцовых евнухов, составлявших целый «дворец при дворце». Возможно, что все они и не знали об изменничестве Оуяна, а возможно, и наоборот. Но проверить это единым махом, как предлагал начальник Богу, не представлялось разумным.
Был вечер, унылый и тихий, как и все прочие вечера. С тех пор как заболел государь Жэнь-дин, во дворце прекратились все виды развлечений и увеселений. Придворным предписывался пост и усиленное прилежание в молитвах за жизнь императора. Не допускалось винопитие, слушание музыки и песен. Да и какой истинный приверженец государя позволил бы себе тешиться музыкой, пока великого императора точит изнутри неизвестная и не поддающаяся лечению болезнь?
Единственное, что дозволялось, — это чайная церемония, да и то неполная, без участия придворных дам. Дурным тоном считалось даже питье чая в павильоне, поэтому те, кто желал насладиться благодатным напитком, должны были приготовлять его себе сами в личных покоях, не прибегая даже к помощи слуг.
Господин Лу Синь также отослал слуг и, оставшись в одиночестве и тишине своего рабочего кабинета, принялся готовить чай. Это не заняло у него много времени — к чему разводить церемонии с самим собой. Лу Синь налил себе первую чашку ароматного горячего напитка и прошептал, как шептал всегда:
— Эту чашу я пью во здравие владычицы Фэйянь из династии Тэн!
Чай, хоть и заварен был правильно, показался на миг горьким как желчь.
— Я позволяю себе слишком долго пребывать в плохом настроении, и потому мне мерещится Небесная Канцелярия знает что, — усмехнулся Лу Синь. Допив чай, он убрал чашки и чайничек в особый шкафчик, закрыл его на ключ и, усевшись на хургистанском диване, занялся просмотром текущих докладов. Ему приходилось много работать, потому что император Жэнь-дин в минуты просветления повелел назначить своего первого каллиграфа «первостоящим при троне». Быть «первостоящим» — большая честь, но ответственности в этой должности еще больше. К «первостоящему» стекаются чуть ли не все доклады и донесения; он должен решать именем императора множество государственных дел и при этом соблюдать дипломатическую и политическую дальновидность и осторожность. О боги, боги, где те времена, когда Лу Синь был всего лишь беспечным каллиграфом из уезда Хандун?!
Обычно, занимаясь просмотром документов, Лу Синь запирал двери кабинета, чтобы ему никто не мог помешать. Была в этом и дополнительная предосторожность — он знал, что во дворце достаточно негодяев-изменников, готовых разделаться с ним при первой же возможности. И сегодня вечером Лу Синь не поленился собственноручно запереть дверь… И потому очень удивился, когда створка двери с едва слышным шорохом отъехала в сторону.
Каллиграф резко повернул голову -на пороге его кабинета стояла женщина, с ног до головы закутанная в траурное белое покрывало. Лицо женщины закрывала полупрозрачная ткань, но ткань не могла скрыть того, как блестят глаза незнакомки.
— Кто вы? — громко спросил Лу Синь. — Как посмели войти сюда без доклада?
Женщина молча шагнула вперед и закрыла за собой дверь. Лу Синь вскочил с дивана, мысленно кляня себя за то, что оружие, как всегда, не держал под рукой…
— Остановитесь, кто бы вы ни были, — приказал Лу.-Я запрещаю вам приближаться ко мне!
— Почему? -тихо спросила женщина, и Лу затрепетал.
Он узнал бы этот голос из тысячи тысяч! Но поверить в то, что она здесь…
— Кто вы? — повторил Лу Синь.
— Ты не узнал меня, Лу. Ты снова меня не узнал. — Голос женщины был по-прежнему тих и робок. Она отбросила покрывало, и Лу увидел лицо той, что приводила его в исступление, не давала спать ночами и вселяла безумную, сжигающую душу надежду…
— Владычица, — прошептал он и упал к ее ногам.
— Лу, — услышал он словно во сне. — Я тосковала по тебе. Я не верила в нашу встречу, но вот она состоялась… Лу, поднимись, я хочу вдосталь насмотреться на тебя…
Он встал и со сладкой болью в сердце посмотрел на свою единственную возлюбленную.