Иероглиф «Любовь» - Первухина Надежда Валентиновна. Страница 23

Фэйянь кивнула.

– Хорошо, – улыбнулся приветливый старик. – У тебя есть родители?

«Не знаю».

– У тебя есть дом?

«Не знаю».

– Как ты здесь оказалась?

«Не знаю».

– Хочешь есть, пить?

«Да».

– Ну, хоть что-то уже разъяснилось, – сказал Жуй. – Девочка голодна и страдает от жажды.

Он развязал свою котомку и достал серую рисовую лепешку и маленькую тыкву-горлянку. Вздохнув – ведь это был весь его завтрак! – старик отдал лепешку девочке. Та мигом ее съела, а потом с недоумением принялась вертеть в руках тыкву.

– Ты никогда не видела тыкву-горлянку? – удивился Жуй. – Это наша посуда. Видишь, здесь она уткнута пробкой. Вытащи пробку и попей воды.

Фэйянь неумело вытащила пробку и попила.

– Где же и у кого ты жила, – задумчиво пробормотал Жуй, – коли не знаешь, как пользоваться тыквой-горлянкой...

Между тем старуха Ван все исходила желчью.

– Экий ты милосердный и добренький, сосед Жуй! – сказала она язвительно. – Накормил-напоил сиротку. Может, в жены себе ее возьмешь? Не поздновато ли тебе?

– Чтоб у тебя язык отсох, старая сводня! – в сердцах сказал мужчина. – По себе людей меряешь. Мне эта девочка во внучки годится.

– Так и возьми ее себе во внучки, коль так о ней печешься!

– И возьму!

– Погодите, соседи, – вступила в разговор женщина, которая так и сидела на корточках рядом с малышкой. – Раз эта девочка не знает ни отца, ни матери, нет у нее ни дома, ни родных, позвольте, я возьму ее в свой дом. Пусть она будет мне вместо дочери.

– Что ты, вдова Сяо! – загомонили люди. – У тебя и так трое своих ртов, каждый день просят рису! Куда тебе еще одного ребенка!

– Ничего, – улыбнулась женщина. – Говорят, кто в дом сироту возьмет, того удача в лоб поцелует. Да и девочка эта такая хорошенькая, что мне смотреть на нее радостно.

Тут и старуха Ван присмотрелась к девочке. И нашла, что та действительно очень красива. Просто это не сразу было видно из-за грязи, перепачкавшей нежное личико. И у Ван в голове мгновенно родились самые разнообразные планы, связанные с этой сироткой. Например, ее можно продать в богатую бездетную семью. Или – когда подрастет немного – в веселый квартал к Хозяйке Люй. Девчонка, конечно, потребует расходов – придется хорошо кормить ее, чтоб не выглядела больной и худосочной, красиво одевать, чтоб привлекала взор, но зато потом все расходы окупятся сторицей!

– Вот что, почтенные соседи, – заговорила старуха Ван. – Я эту девочку нашла, я и возьму ее к себе. Сами говорите – это дар небес. Значит, мне дар. Живу я одиноко, и хоть нужда меня мучит, как карася в пересохшей луже, я лучше буду голодать, но совершу дело милосердия.

– Ах ты, пройдоха! – возмутился старик Жуй. Сроду ты не была добродетельна да милостива, а тут вдруг сразу святой решила заделаться! Сознавайся: небось хочешь дитя продать на потеху в веселый квартал?! Бесстыжая твоя душа!

– Побойся Небесной Канцелярии, старый охальник! – завопила на соседа старуха Ван. – Да я жизни не пожалею для этого дитяти, а ты винишь меня в том, к чему я не имею никакого отношения!

– Не ссорьтесь, соседи, – сказала вдова Сяо. Спросим у девочки: к кому она хочет пойти жить? Она хоть и немая, да зато по глазам видно – не глупая. Дорогое дитя, у кого бы ты хотела жить?

Фэйянь посмотрела на вдову Сяо и вдруг порывисто прижалась к ее груди.

– Вот все и решилось, – улыбнулся старик Жуй. Ничего, вдова Сяо. Я стану тебе помогать.

Старуха Ван едва не тряслась от злости. Добыча, на которую она поначалу и смотреть-то не хотела, теперь, оказавшись столь вожделенной, ускользала из рук.

– Знаем мы эту помощь, – злобно расхохоталась Ван. – Греть постель к вдовушке набиваешься, старый распутник? Никак, твой земляной червяк все еще мастак рыть ямки в красной глине?

– Тьфу на тебя, паскудная баба! – плюнул старый Жуй. – С тобой разговаривать – все равно что от дождя палкой отмахиваться. Идем работать, соседи, а то эта брехливая собака весь день нам покою не даст. А девочка пусть идет с тобой, вдова Сяо.

На том и порешили. Весь день принцесса провела с собирателями листьев в роще гинкго. Вдова Сяо и другие доброхоты делились с нею своими скудными припасами: кто соевого творога дал, кто жареной рыбы, кто – кусок копченого угря с солеными побегами бамбука... А вечером собиратели листьев вернулись в свою деревню. Фэйянь шла рядом с вдовой Сяо и крепко держалась за ее руку.

Девочка очень устала, да к тому же была переполнена новыми впечатлениями. Она увидела, что дорога может быть раскисшей и грязной, а не выложенной мрамором, как во дворцовых садах, а дома, в которых живут ее новые знакомцы, – убогими, старыми, некрасивыми... Но едва Фэйянь вспоминала о дворце своего отца, как безудержные слезы лились из ее глаз, а в груди с левой стороны болело так, что невозможно было и вздохнуть... Поэтому девочка заставила себя крепиться и ничего не вспоминать.

Дом вдовы Сяо был скромный, но очень опрятный. Когда вдова Сяо вместе с Фэйянь вошли во дворик, им навстречу выбежали трое ребятишек: мальчик и две девочки.

– Матушка! – воскликнул мальчик. – Кого это ты привела?

– Эту девочку мы нашли сегодня в священной роще гинкго, – сказала вдова Сяо. – Она будет жить с нами, будет вам сестрой.

– Фу, – скривился мальчик. – Теперь в доме будет еще больше девчоночьего писка!

За это он получил легкий подзатыльник от сестры той, что была выше его на две головы.

– Знакомься, дитя, – улыбнулась вдова Сяо. – Это моя старшая дочь, ее зовут Ин-эр. Вторую дочку зовут Юйнян, а сынка – он у меня младший – Хэде.

– А как зовут эту девочку? – спросила Ин-эр. Поглядела на Фэйянь, повторила: – Как тебя зовут?

– Эта девочка немая, – мягко сказала вдова Сяо детям. – Она не знает, где ее родители, где ее дом. И имени своего тоже назвать не может. Мы будем звать ее Мэй, что значит «святое дерево», ведь именно под святым деревом она и нашлась.

Отныне принцесса Фэйянь, наследница династии Тэн, стала простолюдинкой по имени Мэй, названой дочерью вдовы Сяо. Староста деревни выписал найденной девочке метрики, где она именовалась Мэй Сяо-эр, «удочеренный ребенок-найденыш».

В доме вдовы Сяо все трудились с утра и до позднего вечера. Вовсе не потому, что вдова Сяо была алчной или жестокой. Просто и она, и ее дети очень хорошо усвоили простую заповедь: «Не хочешь пускать нужду на порог – трудись». Ели не досыта, но и не впроголодь. Одевались бедно, но чисто. Старшая дочь пряла и ткала, шила, вышивала, – словом, мастерица на все руки. Она и маленькую Мэй научила шить и красиво вышивать. Средняя дочь помогала матери по хозяйству, прибиралась в доме, готовила еду. А шестилетний Хэде и вместе с ним Мэй носили в кувшинах воду с дальнего родника. Конечно, в деревне был колодец, но он принадлежал старосте, за воду из этого колодца приходилось платить, а у вдовы Сяо не бывало лишних денег. Мэй нравилось ходить к роднику, и даже кувшины с водой не казались ей такими уж тяжелыми. Во-первых, у родника всегда было красиво: летом цвели цветы, осенью осыпались золотые листья с гибискуса, а зимой кругом простиралось белоснежное царство. К тому же Хэде без конца веселил Мэй, корчил забавные рожицы, передразнивал старосту и старуху Ван. Мэй смеялась, но беззвучноТак прошло два года. Мэй подросла, ее нежная кожа посмуглела и огрубела от постоянной работы. Но личико у нее было удивительно красивым – как распустившийся лотос в тихой заводи. И еще у Мэй не росли ступни, они оставались такими же маленькими, как если бы ей бинтовали ножки и надевали вместо обуви особые футляры. Мэй, кстати, и не знала, что такое обувь. Все теплое время года она, как и остальные дети вдовы Сяо, бегала босиком... В доме вдовы Сяо приемная девочка была почти счастлива. Вдова относилась к ней как к родной, ее дети стали лучшими друзьями Мэй. И хоть на обед у них вместо рыбы все чаще появлялись грубые рисовые лепешки, одежда обносилась, а дом обветшал, все равно жизнь представлялась немой принцессе не такой уж и ужасной. Тем более что девочка почти забыла, что она – принцесса.