Имя для ведьмы - Первухина Надежда Валентиновна. Страница 65
– Хар-роший тост! Вика, твоя мама здорово говорит, как лектор!
– Она не лектор, она налоговый инспектор, хи-хи! Мою маму боятся все, даже черные маги! Потому что деклара-а-ацию не подают! А закон – он для всех закон!
– Точно. Выпьем за закон. Тань, наливай.
– Угу. А вот кому салатика…
– Погоди с закуской… Ну, бабоньки, за нас, красивых! Тань, хошь я тебе погадаю? На мужика?
– А погадай… Выясним всю его ко мне то-ле-рант-ность!
– Вик, поставь табуретчку, я прям на ней и разложу…
Я убрала подальше от гадалки табуретку, пощелкала пальцами и заявила:
– Хорош пьянствовать! У нас еще есть важные дела.
Мама, заглатывая банан, еще проворчала что-то типа: «Дочь, ты не права», а баба Катя уже вполне трезво мне подмигивала.
– Давай-ка маму уложим на диванчик, пусть проспится, сердешная… А ты выкладывай, что у тебя за забота. Или карты сразу метать?
Я погасила в зале свет и вместе с бабой Катей устроилась на кухне. Тут я ей и выложила проблему номер один: Наташа.
Гадалка на удивление легко взялась за решение ситуации.
– На самом деле все не так страшно, – пояснила она, принимаясь делать расклад на Наташину судьбу. – Ей можно вернуть разум, здравый смысл, но только не прошлую память. То есть при помощи чар вселить в ее воспоминания, что она не была одержимой злодейкой…
– Лоботомия? Баб Кать, это из области научной фантастики. Да и что такое человек без памяти?! Нет уж, пусть она все помнит и стыдится этого прошлого…
– Это, по-твоему, этично?
– А у нас есть еще выход? Самое страшное, если Наташа примется за старые фокусы.
– Вот этому мы и должны противостоять. Вот что я тебе скажу, Вика. Наталья лишилась рассудка не тогда, когда ее покинули демоны, а гораздо раньше: когда вместо того, чтобы детей рожать да хозяйством заниматься, сунулась в дела, совершенно ее не касающиеся.
– Логично.
– Вот оттуда и будем начинать ее лечение. Баба Катя внимательно воззрилась на расклад.
– Дрянь дело, – наконец заключила она. – Вокруг нашей королевы карты, означающие болезнь, потерю, даже лишение свободы. Ну, по сути, помешательство – это лишение свободы и есть. Теперь смотрим будущее… Влиятельный друг больше не оказывает поддержки, так… спасение приходит через хлопоты старой соперницы… Ха, вот странно!
– Что такое?
– Карта, означающая замужество. Причем легла она и рядом с картой Натальи, и рядом с твоей. Смеха ради можно сказать, что вы выйдете за одного и того же человека, причем одновременно, но это вряд ли… Скорее всего, одна из вас будет у другой свидетельницей на свадьбе. Так что есть повод навестить портниху!
– Глупости это, баб Кать, – вздохнула я.
– Может, и глупости, а только карты врать не станут. Что ты еще узнать у меня хотела?
– Как Наташу лечить. Она сейчас в квартире Баронета, пока спит, я ее заговорила. Но не может же она спать постоянно! А проснется – кукла да и только! Я ее на унитаз сажала, как ребенка малого.
– Это еще ничего, повторяю, не самое страшное. Во сне-то ее лечить лучше всего. Знаешь, как шаманы дух в тело возвращают? Вот то-то. Ладно, завтра съезжу я с тобой к твоей болезной, погляжу, что делать надо. А сейчас домой пора, время позднее. Не обессудь…
– Благодарствую за совет. – Я задумчиво наблюдала за тем, как гадальные карты сами складываются в колоду. – Я вам сейчас такси вызову, баб Кать…
И тут старая гадалка пребольно дернула меня за ухо!
– Гордая стала, да?! – шепотом прокричала она, – Сидит, губы надула, нюни распустила, а про свою нужду поведать характер не позволяет?! Ох, Вика!…
– Да ты о чем, баб Кать! – Я схватилась за ухо. Больно же!
– А о том! У тебя весь вечер глаза, как у кутенка утоплого! Значит, бросил тебя твой любимый, и без карт это ясно.
– Что ж теперь. Бросил так бросил. Старое только бередить…
– И ответь мне как на духу: и знать не хочешь, как он сейчас поживает?
Я вздохнула:
– Хочу.
– То-то же. С этого и надо было начинать! Есть у тебя в доме миска глубокая и широкая?
– Да, в общем… Только я в ней картошку чищу.
– Вымой и неси сюда! И прекрати такими глазами на меня смотреть!
Через пять минут я поставила на стол старую эмалированную миску, которую добросовестно отдраила до блеска порошком. Баба Катя придирчиво осмотрела посудину и дала команду наполнить миску водой. Повертела ее по три раза туда-сюда, пошептала что-то и заявила:
– Нужна вещь.
– Какая?
– Его вещь. Личная. Носовой платок. Шнурок от ботинка. Даже использованный презерватив пойдет. Нужно установить имитативный контакт…
– У меня есть только его книга, в смысле – им написанная. И кстати, в книге напечатана его фотография.
– Подойдет. Тащи!
«Выбор Тристана» сунули под миску. Баба Катя опять начала что-то шептать, приказав мне сидеть, не двигаться и ни в коем случае не говорить. В кухне потемнело, а вода в чашке, наоборот, как-то странно засветилась. Баба Катя вынула из волос высокий гребень, окунула его в воду, отчего та подернулась голубоватой дымкой и заколыхалась. Потом мокрый гребень вернулся на место.
– Вика, в воду гляди, а меня слушай, – тяжело и глухо приказала гадалка. – И ни звука не издавай!
Я вгляделась в колыхавшуюся воду. Не самый удачный вариант магического кристалла, но что поделаешь… Я увидела длинный стол, уставленный всяческими яствами, кучу налегающего на яства народа и не меньшую кучу народа, вокруг стола слоняющегося с бокалами в руках.
– Хуже презентации может быть только большая презентация, – низким насмешливым голосом сказала баба Катя, и я поняла, что она говорит голосом Авдея.
А потом я увидела его. В белом костюме, с эффектно отросшими волосами и узкой бородкой он был похож на мафиози-интеллигента. Он с явно скучающим видом выслушивал долгую тираду своего собеседника – тучного азиата в трещавшем по швам смокинге. Наконец ему это, видимо, надоело, он коротко рассмеялся, пожал азиату руку и двинулся прочь…
И теперь он был в оранжерее. Или в зимнем саду. Чаша показывала мне переплетение лиан под потолком, острые листья пальм и кресла возле небольших фонтанов. Авдей сел в кресло, вытянул ноги, закрыл глаза…
– Черт, как надоело это все! – услышала я из уст гадалки его голос. – Мышиная возня, тараканьи бега, ставки на то, кто первым получит премию… Если бы ты была здесь, ты бы тоже над этим смеялась.
Я затаила дыхание, боясь спугнуть чары. О ком это он?
– Если бы ты могла меня слышать! Я бы сказал тебе, какой я идиот и сволочь, потому что ушел тогда! Но ты не услышишь и не узнаешь, что я без тебя просто не живу. Аб-со-лют-но!
Он вскочил, принялся расхаживать взад-вперед по гравиевой дорожке.
– Я потерял тебя и сам в этом виноват. Я звонил тебе на работу, мне сказали – ты уволилась. Спросил адрес – написал черт-те сколько писем, наверное, ни одно не дошло до тебя, раз ты не отвечаешь… Вика, я люблю тебя!
Ужасно слышать слова, произнесенные родным до боли голосом, и видеть, что произносит его медиум. По лицу бабы Кати градом катился пот, видимо, ей трудно было держать канал…
– Любимая, ты ведь ведьма, может быть, ты слышишь меня? Когда я вот так, один, надрываясь душой, тебя зову?! Вика, я хочу быть с тобой! Слушай, Вика!
Я истратил себя в тоске,
Я не помнил себя с другими.
А тебя не спутать ни с кем —
Ведь тебе даровано Имя.
Как другим даруется сан
Или право на казнь и милость.
А я спал и не ведал сам,
Что во сне – это ты мне снилась.
А я шел и не знал – зачем
Уходить от тебя. И разве
Без тебя будет в жизни честь,
Без тебя будет в жизни праздник?
Только Имя твое, как сталь, –
Не ржавеет и ярче светит.
И я стану, сумею стать
Тем, кого ты мечтала встретить.