Попробуй ее сжечь! - Первухина Надежда Валентиновна. Страница 36

КНИГА ТЕНЕЙ, ТЕНЬ ТРЕТЬЯ

САФФОЛК, АНГЛИЯ

Подайте монетку, леди и джентльмены!
Подайте монетку, благородные господа!
Я вам спою про сердце Иисуса,
Про милостивого Христа!
Я спою вам про розы, что венчали
Его бледное чело…
Подайте монетку, леди и джентльмены!
Я помолюсь, чтобы вам повезло!

Грязная, оборванная девочка-нищенка вот уже который час пела одну и ту же песенку, стоя возле деревянного колодца, что возвышался в центре постоялого двора. Мимо нее пробегало много народу: на постоялый двор то и дело кто-то прибывал, то и дело кто-то с него съезжал – словом, слуги, прачки, поварята, конюхи, разносчики всякой снеди и мелочного товара сновали туда-сюда. Но никто не бросал монетку бедной девочке, никого не трогал ее тоненький печальный голосок. Впрочем, девочка не особенно унывала от того, что глиняная чашка у ее босых ног была пуста. Казалось, девочка находится в каком-то своем мире, далеком от земной суеты, и поет, как поют истинные птицы Божьи…

Город назывался Бери-Сент-Эдмундс. Обычный городок, каких много в Саффолке. Одним только он был необычен: большим количеством ведьм и еретиков, которых следовало лишить их черной чародейской силы во славу Небес. В этом городе уже проходило немало процессов над ведьмами; Церковь сурово расправлялась со всеми, хоть как-то причастными к колдовству или чарам.

– Ведьмовство должно исчезнуть в Бери-Сент-Эдмундсе навсегда…

– До этого слишком далеко, друг мой! – перебил Мэтью Хопкинс своего товарища и соратника по святым делам Джона Стерна. Джон Стерн был пуританин самого сурового толка, а Мэтью Хопкинс уже успел прославиться чуть ли не на всю Англию своими многочисленными охотами на ведьм. – Однако настанет день, когда будет разоблачена и повешена последняя ведьма.

– Я верю в то, что этот день настанет, сэр Мэтью, – сказал худощавый человек в простой монашеской одежде.

Он назвал себя братом Августином и набился Стерну и Хопкинсу в попутчики; особенно его обрадовала весть о том, что они направляются в Бери-Сент-Эдмундс, он и сам хотел нести туда свет Христовой истины.

– Как дурно поет эта нищенка на дворе, – поморщился брат Августин. – К тому же упоминает имя Христово всуе. Прогнать бы ее…

– Нет, брат, не расходуйте на нее свой праведный гнев, – усмехаясь, сказал Мэтью Хопкинс. – Эта девочка – наш соглядатай, наш шпион. Она бродит по всему городу и, если где замечает странное, скажем так, колдовское, – запоминает накрепко. А вечером всё доносит нам: дела, поступки, слова и намерения жителей этого города. Я щедро плачу этой доносчице, так что пусть себе распевает.

– Без доносчиков нам никуда, – сказал мистер Стерн. – Нет, всё же каковы эти горожане! С виду всяк благочестив и помыслами чист, а между тем мы собрали сведения почти на сотню жителей.

– Чего же мы ждем? Их надо судить! – воскликнул брат Августин.

– Не всё так просто, святой отец. Мы подождем еще немного – до августа. А в августе соберем свою жатву.

Джон Стерн оказался прав: процесс над обвиненными в колдовстве и прочих богомерзких деяниях начался в Бери-Сент-Эдмундсе в августе. Перед судом предстали более ста двадцати человек. Среди них больше всего было женщин, причем на многих из них написали доносы их собственные мужья. Агнесса Пейси, мать пятерых детей, и не подозревала, что она ведьма, пока ее не схватили по доносу собственного супруга, которому давно надоела жена и хотелось привести в дом молоденькую шлюшку.

Агнесса Пейси и еще четверо ее приятельниц предстали перед судом. Их раздели донага и тщательно осмотрели, дабы проверить, есть ли на женщинах ведьмины отметины. Особенно тщательно осматривал нагих женщин пуританин Стерн. От его пристальных, затаивших похоть глаз не укрылась ни одна родинка, ни одна бородавка на телах подозреваемых. У Агнессы нашли большое родимое пятно под мышкой, у Вайолен Вендер – две бородавки, немедленно признанные дьявольскими сосками, из коих женщина поила чертенят молоком. У Мэри Дьюни, Алисы Рэндом и Доры Уорчестер обнаружились родинки и даже нечто вроде татуировок. Разумеется, по одному этому можно было смело заключать, что эти женщины – ведьмы!

Их заковали в кандалы и выстроили в ряд перед судом, который представляли Джон Стерн, Мэтью Хопкинс и брат Августин. Суд проходил в подвале местной церкви. Мужчины были тепло одеты, женщины – раздеты донага. Перепуганные, жалкие, они топтались на каменном полу, страшась ожидавшей их судьбы.

– Вам будут заданы вопросы, – сказал брат Августин, равнодушно скользя глазами по обнаженным женским фигурам. – Отвечайте на них правдиво и бесхитростно. Возможно, с вас снимут обвинения, вы будете помилованы…

– Брат Августин, – укоризненно прошептал Мэтью Хопкинс. – О чем вы говорите?

– Итак, вопрос первый, – громко и раздельно произнес Джон Стерн. – Отвечайте: заключали ли вы сделки с дьяволом?

– Нет, – сказала Агнесса Пейси.

– Нет, – покачала головой Вайолен Вендер.

– Нет, и Бог мне в том свидетель! – воскликнула Мэри Дьюни.

– Нет, – прошептала насмерть перепуганная Алиса Рэндом.

– Нет, – твердо, будто ставила подпись, сказала коренастая Дора Уорчестер. – И вот что я вам скажу, господа судьи: все мы честные христианки. Не знаю, кто донес вам, что мы, дескать, ведьмы, да только человек тот подлец и скверный обманщик. Бог да накажет этого иуду!

– Помолчите, Дора Уорчестер, – сказал Джон Стерн. – Говорите лишь тогда, когда вас будут спрашивать. Итак, запишите: на первый вопрос все подсудимые ответили отрицательно и дерзко.

– Когда это мы дерзили? – вскричала Вайолен Вендер.

– Молчать! – возвысил голос Мэтью Хопкинс. – А теперь отвечайте: вступали ли вы с дьяволом в противоестественную плотскую связь?! Отвечайте!

– Нет! – крикнула Агнесса Пейси. – Я честная женщина и честная жена.

– Как у вас язык поворачивается говорить такие гнусности! – возмутилась Вайолен Вендер.

– Нам хватает наших мужей! – рассмеялась Дора Уорчестер. – А по совести сказать, и до них-то дела нет…

Две другие женщины также ответили отрицательно.

– Ну что ж, – утер пот со лба Джон Стерн. – Вы сами вынуждаете нас прибегнуть к допросу с пристрастием. Принести орудия пытки!

– Одно и то же, – прошептал брат Августин. – Одно и то же повсюду… Может быть, она была права?

Когда женщин начали пытать, брат Августин вышел из подвала – он не любил вида истязаемой плоти. Он поднялся наверх и вошел в церковь. Здесь было тихо и благолепно: позолота на колоннах, статуи святых, лучезарный крест, ряды деревянных скамей… Свечи у алтаря горели спокойным ровным светом.

Августин преклонил колена и начал молиться:

– О милосердный Господь, в Троице поклоняемый! Снизойди до раба твоего и пошли ему жизнь безмятежную. Укрепи мою веру, Господи, укрепи надежду, укрепи любовь…

«Любовь», – эхом пронеслось в церкви. Было это словно дуновение тихого ветра. Пламя свечей чуть качнулось. Позолота на кресте засияла ярче. А из-за статуи святой великомученицы Екатерины к брату Августину вышла женщина. Она шла по воздуху, легкий ветер развевал ее белоснежные, затканные серебром одежды и длинные темные волосы. Глаза женщины сияли как два сапфира.

– Нет, – простонал брат Августин, не в силах встать с колен. – Тебя не может здесь быть! Это храм Божий!

– Я бываю, где хочу, с кем хочу и когда хочу, ибо я женщина, – насмешливо ответствовала Безымянная Ведьма, а это, конечно, была она. – Как твоя жизнь, теодитор? Не тяготит ли она тебя? Не слишком ли долго ты живешь? Какой сейчас год, теодитор?

– Тысяча шестьсот сорок пятый от Рождества Христова, – прошептал брат Августин.

– Ты топчешь эту землю уже более ста лет, – усмехнулась Безымянная Ведьма. – В этом есть и толика моей заслуги. Я всё жду, когда ты опомнишься, Августин. Когда прекратишь говорить невинным, что они виновны.