Право Света, право Тьмы - Первухина Надежда Валентиновна. Страница 56

В этой неразберихе как-то внезапно появилась группа людей, ведущих себя несуетливо, нешумно и даже с достоинством. Это были: соборный настоятель отец Александр, за ним два омоновца с исполненными мрачной решимости лицами, далее протоиерей Емельян с супругой и дьякон Арсений (тоже с супругой, куда же без нее). И еще – Зоя Волкова. Они оглядывались, словно что-то или кого-то искали.

– Вот он! – вдруг вскричала Зоя Волкова и бросилась туда, где стоял, рассудительно о чем-то беседуя с двумя милиционерами, Чжуань-сюй. У ног Чжуань-сюя копошилась Катерина Потрясюк, порываясь встать, но всякий раз, как китаец грозил ей длинным пальцем, с ругательствами опять опускалась на грязную землю.

Наша компания подошла к Чжуань-сюю.

– Где? – с волнением спросила китайца Зоя.

– Вот. – Китаец указал на разозленную Катерину. – Это и есть главная зачинщица беспорядков.

– Нет, милый Чжуань, нет! – вскричала Зоя и беспомощно заозиралась. —Ты упустил настоящего преступника!

Чжуань-сюй растерянно посмотрел на нее.

– Но я видел, как эта пожилая лисица бесчинствует… – сказал он, покосившись на Катерину, которую омоновцы уже подхватили под белы рученьки.

– Ах, да что теперь! – махнула рукой Зоя. – Он ушел.

– Кто ушел? – спросили одновременно Чжуань-сюй и майор Бузов, командовавший операцией по захвату погромщиков. Операция провалилась, поэтому майор глядел хмуро.

– Ушел убийца! – воскликнула Зоя. Глаза ее горячечно блестели.

– А вот это уже интересно, – сказал майор Бузов. – Излагайте, гражданочка.

Среди руин, в которые почти превратились городские торговые ряды, стояли отец Александр, отец Емельян и дьякон Арсений. Женщины куда-то убрели – то ли помогать знакомым продавщицам наводить порядок в разгромленных лавках, то ли просто не выдержали столь тягостного зрелища и вышли на свежий воздух и простор. Кое-кого из погромщиков милиции все-таки удалось выловить и забрать в кутузку.

– Господи, Господи, доколе нас терпиши, – вздохнул отец Александр. – Как я мог быть таким слепым! Откуда во мне вскипела ярость и жажда убийства?! Я один виноват в происшедшем. Пойду и сдамся властям, пусть меня судят как подстрекателя к разжиганию вражды между жителями города.

– Вы хотели, верно, сказать: между людьми и нелюдьми? – поправил отца Александра дьякон.

– Нет! – покачал головой соборный настоятель. – Что люди, что нелюди – они все граждане города. У них есть право жить. Нельзя убивать оборотня только потому, что он – оборотень. Все познается по делам, не по виду, а я забыл эту простую истину! Мне нет прощения.

– Опять вы душу себе рвете, отче, – коснулся плеча отца Александра отец Емельян. – Не надо переходить от черной ярости к не менее черному отчаянию. И потом… Вам самому пришла в голову идея с крестным ходом против нежити?

– Конечно… Хотя нет. Не совсем так. Ко мне явился молодой человек. Незнакомый, никогда его до сего момента не видел ни в храме, ни в городе. Впрочем, я редко брожу по городу…

– Он назвал себя? – спросил дьякон.

– Да, его зовут… Вот странно, не могу вспомнить. И уж сомневаюсь, а и называл ли он свое имя? Помню только, что он начал говорить горячо и страстно о том, как это неправильно перед очами Господа допускать рядом с собой существование нелюдей. Что нападение оборотня на мою дочку – это знак свыше. Знамение того, что нам, верующим, надо начинать войну. Убивать оборотней, вампиров и всех, им подобных.

– Знамение… – отчего-то повторил дьякон. – Знамение. Отец Александр, а откуда он знал, что на вашу дочь напали? Вы ему об этом сказали?

– Нет, я об этом ничего не говорил… Но ведь всему городу известно…

– Да, пожалуй. И что этот незнакомец вам еще сказал?

– Он предложил начать борьбу с погромов. Я ответил: это не дело Церкви и просто не человеческое дело. Тогда он спросил: «А что вы вообще можете?» Я сказал про Ковчежец. А он тут же решил, что нам нужно взять его и крестным ходом пройти по городу.

– Мирянин? Незнакомец? И вы согласились вот так, запросто?

– Я был словно не в себе, – ответил отец Александр. – И потом, когда мы свершили крестный ход, я подумал: довольно. А они не остановились. Они пошли за ним – сюда. С камнями и иконами.

Отец Емельян осмотрелся, ахнул:

– С иконами? Теми самыми, что сейчас, как вижу, брошены и попраны? Позор. Нужно подобрать немедля.

Дьякон Арсений наклонился над кучей битого стекла. Разгреб осторожно. Поднял икону.

– Изверги, – сказал он. – Для них иконы все равно что револьверы. Лишь бы стрелять. Лишь бы уничтожать. А струсили – и забыли. Побросали. Пр-равославные.

– Здесь, наверное, много брошено икон, – покряхтывая, наклонился и отец Емельян. – Вот, одна расколота.

Он поднял половинки иконы, той самой, что выронила Катерина Потрясюк. Посмотрел на них.

– Икона Рождества Христова, – вздохнул. – Господи, и не верится, что когда-нибудь Рождество будет. Что дождемся…

Священники медленно прошлись по рынку, старательно обходя осколки и мусор. Хорошо, хоть пожар в хозяйственном магазине удалось потушить, не то было бы совсем печально. Отец Емельян и дьякон подбирали с земли брошенные богомольцами иконы, отряхивали с них грязь, переговаривались тихо:

– Как нам теперь поступить? Страшно свершать службу в храме, когда не знаешь, кто стоит в рядах прихожан. По виду – люди, а по духу – чудища. Сегодня – погром. На что они завтра решатся? Ведь убийца до сих пор не найден… А что теперь будет с оборотнями? А не начнут ли они ответных погромов?

Спрашивали – и не находили ответа. Вдруг дьякон Арсений ойкнул. Потом воскликнул:

– Вот это да!

Он осторожно поднял что-то с земли, подошел к отцу Емельяну:

– Взгляните, батюшка, какая прелюбопытная штука.

– Да у тебя рука в крови!

– Именно. Вот этой штукой и порезался. Вы осторожней ее держите, а я хоть платком руку замотаю.

Отец Емельян с некоторой брезгливостью осмотрел протянутый ему дьяконом Арсением предмет. На первый взгляд это был крест. Но если рассмотреть его пристальней, то становилось очень не по себе.

Во-первых, формой этот крест сильно отличался от креста христианского. Перекладина на нем была сильно завышена, и крест больше походил на букву «Т», с маленьким выступом наверху. Низ же этой «буквы» очень напоминал рукоять меча. И еще…

– Ох, какая пакость! – передернулся отец Емельян, присмотревшись к вещице получше.

По всему краю перекладины тянулись большие клыки. Очень похожие на собачьи и волчьи. Клыки умело и крепко были вклеены в деревянную, темную основу перекладины и к тому же отточены до бритвенной остроты.

– Вот таким клычком я себе руку и порезал, – пожаловался отец Арсений. – Омерзительная вещь.

– Да как ты ее подобрал?

– Вижу, валяется и формой на крест похожа. Думал – наши ревнители благочестия швырнули, так же как и иконы. Взял – а она что бритва! Похоже, некто слишком буквально понял фразу о том, что крест – это оружие против всякой нечистоты.

– Это нужно в милицию, – решил отец Емельян. – Штука непростая.

У входа в разбитый парфюмерный магазин «Аромат любви» священников остановил загадочный китаец Чжуань-сюй.

– Уважаемые, – сказал он, кланяясь. – Я вижу в вас священников местной веры. Но также я вижу в вас людей достойных и разумных. Вы утомлены, расстроены и печальны. Позвольте мне пригласить вас в мое жилище испить чаю. Я приготовлю его в традиции провинции Сяньпу, откуда я родом.

– Да, только чая нам сейчас и не хватало, – вздохнул отец Емельян. – Простите. Это, конечно, великодушное предложение, но…

– Я понимаю, – склонил голову Чжуань-сюй. – Вам претит мысль о посещении жилища оборотня…

– А вы оборотень? – удивился дьякон.

– Да. – Опять поклон.

– Дело не в этом, уважаемый господин…

– Чжуань-сюй.

– Господин Чжуань-сюй. Вы сами понимаете, что мы находимся в смятении и не видим выхода из сложившейся ситуации. Однако мы вам благодарны за приглашение. Поверьте, мы вовсе не… не гнушаемся…