Признак высшего ведьмовства - Первухина Надежда Валентиновна. Страница 25
– Что же это? – спросила Лариса.
– Одна из «нечистых» фламенг забеременела от человека.
– Это считается необычным?
– Нет, как раз это в той общине считается нормальным порядком вещей. Там все женщины – фламенги, «нечистые» фламенги (сами себя они называют пламенгами, правда, забавно звучит?), а мужчины – почти все люди. Дети, рождающиеся от них, становятся еще более «нечистыми» фламенгами, но и людьми в общем смысле они не являются.
– Что это значит?
– То, что эти дети обладают тем, что вы, люди, называете «паранормальными способностями». На са-мом деле сила Истинного Сияния просто таким образом проявляется в этих детях, что они способны, поэтически выражаясь, повелевать стихиями и владеть тайнами времени и пространства. – О.
– Да. Конечно, не в той полной степени, как беспримесная фламенга, но…
– Понятно. Но если такие дети появятся среди обычных человеческих детей, начнется паника…
– А вот этого община не допускает, – сказала фламенга. – Ее дети не покидают родных стен. Точнее, не покидали. До последнего момента. Я выяснила, что некий человек из общины нарушил правило: повез свою беременную жену рожать к людям, в… – фламенга брезгливо оттопырила серебряную губку, – роддом. Этого нельзя допустить. Поэтому я и покидаю тебя. Надеюсь, наша разлука будет недолгой. Я все улажу и вернусь.
Фрида долгим и изнурительным поцелуем приникла к губам Ларисы, а затем неторопливо, наподобие Чеширского Кота, растаяла в воздухе.
… Теперь она вернулась. С девочками-близнецами, на глазах Ларисы преобразившимися из человеческих детей в младенцев-фламенг в ответственный момент первого купания. Фрида улыбалась им. Потом сказала Ларисе:
– Отчего ты испугалась и вытащила руки из ванночки? Тебе же не причинят вреда никакие перепады внешней температуры. Я что, зря твой организм перестраивала?
– Прости, Фрида, – виновато сказала Лариса. – Я все еще не могу привыкнуть к новым способностям своего тела. Мое сознание до сих пор слишком человеческое… Дай мне одну малышку. Пожалуйста.
Лариса бережно взяла в свои руки серебряно-зеркального младенца. Если бы не ощущение, что ты держишь в руках живую ртуть, в остальном это была замечательная девочка, симпатичная, с сапфирно-чисты-ми глазами, смотревшими, как показалось Ларисе, не по-младенчески серьезно.
– Они замечательные, – сказала Лариса, поражаясь тому, что в сердце ее вдруг вспыхивает материнская нежность к ребенку. – Это и был твой подарок, Фрида?
– Да, милая Лара. Я подумала, что нам с тобой давно пора обзавестись потомством. Как настоящей семье.
«Настоящая семья»? А почему бы и нет! Их можно даже назвать образцовой семьей, потому что этот союз не омрачен ссорами, взаимными попреками, тяготами быта и прочими издержками в виде родственников или безденежья… Фрида фантастически нежна к Ларисе и всегда заботлива с нею. Лариса (хоть и не признается себе в том) действительно любит фламенгу и не представляет себе дня без нее: пока Фрида была в отъезде, Лариса мучилась жестокой ипохондрией и много пила. А теперь у них будут дети. Две девочки, странные, путающие, дивные. Но какова семья – таковы и дети.
Лариса улыбнулась девочке, лежащей у нее на руках:
– Какие же тебе нужны памперсы и пеленки, а, зеркальце мое?
– Самые обычные, – за младенца ответила Фри-ла. – Ты не думай, они снова примут человеческий облик через некоторое время. И видимо, снова срастутся.
– Ох. Почему с ними происходит такое, Фрида?
– Я еще не совсем разобралась с этим вопросом, но, полагаю, организмы девочек с самого их рождения заняты решением одной-единственной задачи: какой сущности отдать предпочтение – сущности человека или фламенги. Во всяком случае, на обычную воду они среагировали именно как фламенги.
– Позволь… Я не знала, что фламенги и вода несовместимы.
– Почему же, вполне совместимы, только в воде фламенга будет именно фламенгой. Она не сможет удерживать в воде своих дополнительных сущностей… Моя девочка проявляет сильные признаки беспокойства, Лара.
– Моя тоже! Близнецы завопили.
– Похоже, теперь они возвращаются в человеческий облик! Их нужно положить рядом, чтобы сращение прошло как надо.
– Фрида, а может, не нужно? Может, они и в человеческом облике смогут остаться разделенными?
– Сомневаюсь! Ты пойдешь на такой опыт? Я – нет. Мне дороги эти дети. Клади девочку, Лара.
Девочек положили рядом на софе. И теперь Лариса увидела обратный процесс – как человеческая плоть наслаивалась на девочек, закрывая серебро и ртуть и одновременно скрепляя младенцев, превращая их в уродцев – сиамских близнецов. Когда процесс завершился, девочки открыли глаза: одна – серые, другая – темно-карие, и синхронно вздохнули.
– Господи! – вырвалось у Ларисы. – Как они вздыхают! Несчастные дети!
– Ну-ну, Лара, мы сделаем их самыми счастливыми. – Фрида погладила подругу по плечу. – Это наша задача на всю оставшуюся жизнь. Сделать их
счастливыми и великими. А пока давай их запеленаем и покормим. И если ты спросишь, чем мы будем кормить наших детей, я отвечу: проверь свои груди.
Лариса, округлив глаза, посмотрела на фламенгу. Молча расстегнула свою блузку, вытащила одну грудь, надавила… Из соска появилось молоко.
– Как ты это сумела? – только и спросила она у фламенги.
Та в ответ усмехнулась. Потом сказала:
– Сейчас твоя очередь их кормить.
– Потому что сейчас они люди?
– Ты схватываешь на лету, Ларочка. Идем, для них приготовлена детская. Чудесная комната, ты оценишь. Ты будешь кормить наших девочек, а я… Есть некоторые вопросы, которое мне незамедлительно нужно решить. Что ты так на меня смотришь?
Лариса уже взяла на руки детей.
– Ну? В чем дело, Лара?
– Какие мы дадим им имена? Фрида улыбнулась:
– Подумаем об этом вечером.
В детской (которая, к слову, выглядела действительно чудесно – как расписное крыло тропической бабочки) Лариса, удивляясь самой себе, покормила близнецов. Они, кстати, обнаружили недюжинный аппетит, сосали жадно, смешно причмокивали, фыркали и морщили свои микроскопические носы. Ларисе было хорошо с ними, но в то же время она и жалела девочек и с брезгливым чувством думала о том, что это – не настоящие дети, а выродки. Мутанты.