Серебряная пуля - Атеев Алексей Григорьевич Аркадий Бутырский. Страница 44

– Куда прешь, оголец, – рослый милиционер смотрел на Сережу с насмешливым презрением, – нельзя туда… Разбежался!

Сережа остановился и стал всматриваться в темноту барачного коридора. Сзади постоянно напирали, и милиционер бесцеремонно толкал его назад. По коридору непрерывно сновали какие-то люди в гимнастерках и в штатском. Слышались обрывки разговоров.

– Никаких следов, – долетел до мальчика возбужденный возглас, – абсолютно никаких! Все в крови, а следы отсутствуют…

– Значит, нужно более тщательно искать, – ответствовал начальственный басок. – Не может быть, чтобы не наследили. Ищите, товарищи.

И тут сознание Сережи на мгновение высветило нечто настолько ужасное, что мальчик зажмурился.

Щелчок в голове – картинка… Еще щелчок – еще картинка… Неужели?! Он в страхе подался назад, но толпа не пускала, выталкивая, словно пробку, на поверхность. Он метнулся в сторону, но и тут дороги не было. Зажатый со всех сторон, Сережа дрожал как осиновый лист, не в силах совладать с собой.

А картинки в голове продолжали мелькать с жуткой методичностью. Одну он запомнил лучше других. Разорванный в диком крике рот… обвисшие груди… жирное брюхо… И из этого разорванного брюха внезапно извергается поблескивающий в полутьме остро пахнущий розовый пузырь.

…А потом кровь, фонтаны крови… И запах… Удар за ударом… Ошметки плоти летят в разные стороны… Неужели пришло освобождение… Какое освобождение? Свобода!!! Или?.. Не может быть!

Все поплыло перед глазами, и Сережа рухнул прямо под ноги толпы.

– Сомлел, – последнее, что успело уловить угасающее сознание. – Не каждый выдержит такое…

Часть вторая

Глава первая

1

1971 год, июнь. Москва

Иона Фомич Ванин дремал на диване, когда в комнату ввалился сын и, переминаясь с ноги на ногу, буркнул:

– Там к тебе пришли… земляки…

– А? – спросонья, не поняв, вскрикнул Иона.

– Земляки, говорю, старики эти.

Иона скривился, словно нюхнул нашатыря, потом подозрительно уставился на сына. В словах отпрыска ему почудилась насмешка. Однако лицо ребенка оставалось угрюмо-безмятежным.

– Зови их сюда! – приказал Ванин, поднялся с дивана и взглянул в стоявшее напротив трюмо. Дурацкое стекло отразило хмурую, заспанную физиономию, настороженные сумрачные глаза, в которых явно прочитывалось затравленное выражение.

– Тьфу ты! – сплюнул Иона Фомич, судорожно поправил полосатую пижамную куртку.

Дверь в комнату распахнулась, и на пороге возникли двое. Иона Фомич кисло улыбнулся и поздоровался.

– Здорово, Ешка, – весело отозвался первый из вошедших, высокий, седой как лунь, здоровенный старец. – Ты, как я вижу, нам не рад.

– Почему же? – пробормотал хозяин.

– Ну не рад, так не рад, мы, откровенно говоря, тоже не больно-то рады, но уж ничего не поделаешь, служба такая. – Он во все горло захохотал. – Именно служба.

Второй старик, значительно ниже ростом и худощавее первого, пока что молчал, смотря себе под ноги. Он тоже был сед, но в отличие от первого был скорее пегим, что называется, «соль с перцем». Из-под кустистых бровей то и дело на Фому зыркали маленькие остренькие глазки, словно крохотные зверьки: выглянут и спрячутся.

– А где Осип? – осторожно спросил хозяин.

– Помер Осип, – неприлично весело ответил высокий дед.

– Ах ты! Жаль! – Иона Фомич изобразил грусть.

– Не надо, Ешка. Не больно-то ты печалишься. Небось если бы мы все померли, ты бы только рад был.

– Что ты, что ты!.. – зачастил Иона Фомич.

Но старики, не обращая на него внимания, без разрешения сели на диван и воззрились на хозяина.

– С чем пожаловали? – осторожно спросил Иона Фомич.

– Говори ты, Артемий, – высокий старик толкнул в бок своего напарника.

Тот кивнул головой и в первый раз прямо и открыто посмотрел на хозяина.

– Ты присаживайся, – властно сказал он, – разговор будет долгий.

Под взглядом невысокого Артемия довольно тучный Иона Фомич как бы съежился. Он осторожно сел за круглый стол и приготовился слушать. Весь его облик выражал покорность судьбе.

– Так вот, – продолжил Артемий, – однако, мы в последний раз пришли.

– Неужели?! – встрепенулся Иона.

– В последний, в последний.. – подтвердил высокий. – Годы уж не те по столицам раскатывать. Дело, ты понимаешь, нешуточное, да и расходы…

– Да как же это, дядя Коля?! – Ванин, казалось, необычайно опечалился.

– Чайку сооруди, – не обращая внимания на жалостный тон, приказал тот, кого назвали дядя Коля.

– Сию минуту, – засуетился Иона. – А может, водочки?

– Тащи, – согласился высокий.

– Погоди, Николай, – одернул его Артемий, – сперва о деле поговорим.

Иона снова сел и выжидательно уставился на гостей.

– Так вот, – повторил Артемий, – мы пришли в последний раз, но это, однако, вовсе не значит, что для тебя все закончилось. Наоборот! Тебе когда сорок стукнет?

– В нынешнем годе, аккурат в ноябре…

– А теперь у нас?..

– Июнь, – подсказал Иона.

– Итого, осталось почти полгода?

– Меньше.

– Пусть меньше, тебе же хуже.

– Это еще почему?

– Да потому, что как только тебе стукнет сорок, ты, бедолага мой, однако, помрешь.

Иона вытаращил глаза и разинул рот.

– Сдохнешь, – расхохотался высокий дядя Коля.

– Что за шутки?!

– Однако никаких шуток, – Артемий серьезно, даже с некоторой грустью смотрел на хозяина. – Мы тебя навещаем вот уже годков двадцать подряд. Все ждем, когда ты дело выполнишь. А ты, вишь, не желаешь. В таком случае, согласно законам племени, от тебя надо избавиться. Знаешь же, коли лайка охотиться не желает, что с ней делают?

– В петлю и на березу… – вступил в разговор дядя Коля. – Очень даже просто.

– Меня в петлю?

– Тебя нет, зачем в петлю. Тебя, паря, подстрелят. Как белку… В глаз. Наши ребятишки, как тебе известно, зверя в глаз бьют. Вот и тебя эдак-то. Уж не взыщи. Древние обычаи. Не нами заведены, не нам и отменять, – высокий старик от души веселился.

– Я… Меня… Что же это… Я в милицию… Семья… В конце концов, я ведь писатель… – бессвязно бормотал Иона Фомич.

– Ну-ну, писатель! – захохотал дядя Коля. – Прижми ушки. В милицию он… и что ты там скажешь? Мол, так и так, я из рода Охотников за оборотнями, не выполнил предназначения… И теперь мне мстят. Вот уж ты их удивишь, да так, что в дурдом тебя отправят. И все равно это не поможет. Ты ведь знаешь, коли мы чего постановили, обязательно выполним. Времени у тебя было хоть отбавляй. Так что пеняй на себя. И никуда ты не спрячешься. Хоть в тюрьму сядь. Везде найдем. Так что, Ешка, готовься к смерти. Запасайся чистым бельем. В ноябре срок выйдет. Пулька – фьють! И нет Ешки Ванина. Кокнули, – дядя Коля снова захохотал.

Иона Фомич бессмысленно разевал рот. Лицо его стало мучнисто-белым, глаза, и без того выпуклые, выкатились, словно у барана, которого тащат под нож.

– Как же это, как же это? – повторял он.

– Да очень просто. Однако, – оборвал его причитания Артемий, – время у тебя есть. Еще не поздно. Убей Пантелеева. И тогда будешь жить. Не убьешь – тебе конец. Только ты один и можешь прикончить оборотня. Ты последний из рода Охотников на оборотней.

– Последний и самый трусливый, – вставил дядя Коля.

– Мы бы и сами его изничтожили, – продолжал Артемий, и в его голосе появились странные молящие интонации, – да не в силах. Не дано нам… Только ты и можешь.

– Да, – снова встрял дядя Коля, – простой не может убить оборотня, только человек из рода Охотников, зато простой смертный может убить человека из рода Охотников, если тот не желает исполнять волю племени. То есть тебя. Пулька – фьють.

– Я, я… я подумаю. – Иона, казалось, был близок к обмороку.

– Думай не думай, – спокойно сказал Артемий, – а выбора у тебя нет. Сам знаешь.

– Давай свою водку! – приказал дядя Коля.