Серебряная пуля - Атеев Алексей Григорьевич Аркадий Бутырский. Страница 61

Все было тихо.

Уж не померещилось ли ей? Она знала: бывает, витрины скрипят без причины. Видно, высыхают. Могут издавать звуки и экспонаты. Мало ли какие изменения происходят с ними за тысячи лет. Не хватало только опозориться. А фонарик? Может, случайный отблеск фар автомобиля с улицы? Сейчас приедут милиционеры. Где грабитель? А нет грабителя. Показалось. И тогда начнется. До директора, несомненно, дойдет. Скандал! А может, все-таки в зале кто-то есть? Она замерла. Но тишина была мертвой.

Марья Ивановна простояла минут десять. Безрезультатно. Фараоны и монгольские воины пребывали в покое. Милиции до сих пор не наблюдалось. Она подошла к выключателям и зажгла полное освещение. В музейном зале никого не было. Она медленно пошла по музею, заглядывая во все темные углы. Так и есть. Показалось. А может быть, милиция не приедет? Что ж. На нет и суда нет. Однако неприятностей все равно не оберешься. Вот зараза!

И тут Марья Ивановна вновь услышала посторонний звук. На этот раз он шел откуда-то из недр музея. Неужели в хранилище залез?! Так держись же!

Она осторожно вытащила из рук монгольского воина длинную пику и крадучись направилась в запасник. Пику она грозно выставила перед собой.

Дверь хранилища распахнулась, и на пороге предстал неизвестный мужчина.

– Ты что здесь делаешь?! – заорала Марья Ивановна.

Гражданин молча и медленно надвигался на нее.

– Ой! – воскликнула отважная работница музея. – Ой!!! Это вы, Сергей Васильевич?! Как же это?! Что вам тут нуж… – Она не успела закончить фразу, охнула и упала на истертый паркетный пол. Возле седой головы медленно росла и растекалась лужица крови.

В три позвонил Безменов и заорал:

– Приезжай сейчас же!

– Куда? – не понял Осипов.

– Ко мне на службу! Да не задерживайся. Тут для тебя очень интересные новости.

– Но у меня дела.

– Наплюй. Возможно, наметился новый след. Очень интересно, просто-таки невероятно. Не теряй времени.

И Осипов поехал на Петровку.

Илья встретил его на улице. Он прямо подскакивал на месте от возбуждения.

Ничего не понимая, Осипов хмуро посмотрел на него, ожидая объяснений.

– Идем ко мне, – Безменов потащил его за рукав. – Тут, старик, такое… Ты не поверишь.

– Да говори же толком!

– Сегодня ночью в этнографическом музее произошло убийство, – торжественно сказал Илья. – Одну старушку грохнули.

– И что из этого следует?

– Слушай дальше! Старушка была смотрительницей музея или кем-то вроде этого. Одним словом, музейная крыса. Находилась на дежурстве. Охраняла, значит, экспонаты.

– Ты можешь говорить по делу? Оторвал меня от работы…

– Я и говорю по делу. Короче, бабке показалось, что в музей залез грабитель. Она вызвала по телефону милицию и потом, не дожидаясь наряда, решила, видимо, сама задержать преступника. Он ее и убил.

– Дальше.

– А дальше самое интересное. Когда наряд подъехал к музею, то обнаружил, что часть окон освещена.

В музей отправились двое – Комаров и Давлетшин. Вход в музей оказался заперт. Наконец открыли входные двери, прошли на второй этаж, который и был освещен. Там залы Востока. Почти сразу же наткнулись на труп служительницы. Предположив, что преступник находится до сих пор в музее и прячется где-то в подсобных помещениях, они обнажили табельное оружие и начали поиски.

Вот тут-то и пошли странности. Сколько уж они искали – не знаю, но, как рассказывает Комаров, неожиданно откуда-то прямо на них выскочил… Угадай кто?

– Фантомас!

– Дурак ты! Какой Фантомас? Откуда у нас в этнографическом музее взяться Фантомасу? Медведь выскочил, вот кто!

– А откуда в этнографическом музее взяться медведю? Я понимаю, в институте сельского хозяйства. Там, конечно, возможно…

– Слушай! Кончай острить. Твой идиотский юмор вовсе не к месту. Так вот. Выскакивает, понимаешь, громадный зверь и бросается на них. Они давай стрелять, а медведю хоть бы что. Так, во всяком случае, излагает факты Комаров.

– А Давлетшин как излагает?

– Давлетшин в бессознательном состоянии находится в реанимации.

– Ловок ты фантазировать!

– Не веришь? И никто не верит. Но я сейчас приглашу Комарова, и он тебе все сам расскажет. Он тут, недалеко. Так сказать, «на губе» пребывает.

– Почему же «на губе»? Парень совершил геройский поступок, а его в каталажку? Странное у вас понятие о служебном долге.

– Дело в том, что означенный Комаров находился в момент происшествия в некотором подпитии. Да и Давлетшин, похоже, тоже. Так что комаровская объяснительная вызвала у начальства справедливый гнев. К тому же на месте преступления не обнаружено никаких следов медведя. Зато следы преступника-человека имеются в достатке. Смотрительница тоже убита, судя по всему, осколком какого-то камня. А вот Давлетшин изуродован весьма сильно. Там раны действительно напоминают увечья, нанесенные диким зверем.

– Вызывай своего Комарова.

Комаров, тщедушный парень (судя по дубленому лицу и мозолистым рукам, в недавнем прошлом житель сельской глубинки), затравленно озирался, переводя беспокойный взгляд с Безменова на Осипова. На нем, несмотря на форменную одежду, отсутствовал ремень, а из ботинок были выдернуты шнурки, отчего при ходьбе создавалось впечатление, что он хромает сразу на обе ноги.

– Давай, Рудик, расскажи, как дело было, – поощрительным тоном обратился к нему Безменов.

– Я уже докладывал… десять раз. И объяснительную писал. Не пил я… В больнице, когда Давлетшина привезли, мне действительно немного спирту налили. Но ведь совсем немного.

– Я тебя не про выпивку спрашиваю, а про то, что случилось в музее.

– И про это я докладывал…

– Значит, доложишь еще раз!

Комаров понурился и замолчал.

– Давай, не тяни! – раздраженно произнес Илья.

– Примерно в половине двенадцатого нам позвонили из музея, – монотонно начал Комаров, – мы сразу туда.

– Сразу?!

– Сразу. Подъехали, смотрим: свет на втором этаже горит. Поторкались в дверь, она заперта. Давлетшин говорит, давай ломать. Я говорю, не надо, еще попадет, может, там никого нет. Начали стучать. Стучали минут десять. Потом Давлетшин стал ломать. Ну, я ему помогал…

– Что ты все: «Ломать, ломать…» По делу говори!

– А я разве не по делу?! Зашли мы туда. Бабка эта лежит. Голова в крови… Давлетшин достал пистолет, я тоже. А светло там, как днем. Лампы горят, тишина. Кругом какие-то статуи стоят. У меня аж все внутри захолонуло. Мы постояли немного, к статуям приглядывались, может, среди них живой спрятался.

– А старуха?

– Она так и лежала…

– Так вы к ней даже не подошли? А может, она еще Живая была.

– Какой там, живая! Из башки юшка весь пол залила. Давлетшин ее сразу потрогал, говорит, кончилась. Давлетшин, он опытный, а я что, всего четвертый месяц работаю.

– Давай дальше.

– Лампы так ярко горели…

– Опять ты про лампы!

Комаров вытер вспотевшее лицо и скривился, словно вот-вот собирался заплакать.

– Дальше… Дальше мы оружие на боевой взвод поставили… – Он снова замолчал.

– Хорошо, поставили. Потом?

– Давлетшин говорит: «Он где-то здесь прячется…» Начали искать.

– Ну-ну?!

– Так ведь все равно никто не верит! Говорят, пьяный был, все выдумал. Ладно, скажу! Мы правда выпили. Поллитру на троих. Ну и что?! Все пьют! На дежурстве всегда пьют…

– Ты этого мне не говорил. Запомни, дурень! Или погон хочешь лишиться?

– Да что мне погоны?! Уеду обратно в деревню…

– А прописка?

Комаров снова замолчал. Лицо его еще больше сморщилось, и крупные слезы полились из глаз.

– Ну вот, – упавшим голосом проговорил Илья, – приехали.

– А вы бы сами… – шмыгая носом, забормотал Комаров, – вы бы сами такое перенесли. Да еще никто не верит. Говорят, напился как свинья… бредишь.

– Успокойся, Рудольф, – участливо сказал Осипов, – мы тебе верим, рассказывай.

Комаров некоторое время сопел и размазывал по лицу слезы.