Короли побежденных - Первушина Елена Владимировна. Страница 41
Краска залила лицо Аттери. Белый конь был вестником солнца и покровителем Лайи. Только асены могли носить его изображение.
Как, пожалуй, все тарды Лайи, Аттери долгие годы мечтал о том дне, когда асены окончательно признают его своим. Это не приносило никаких привилегий, зачастую лишь неприятности: асены должны были платить гораздо большие налоги, чем тарды, да и надзор за ними был строже. Но это приносило честь, ту самую, которая, по словам асе-нов, была выше долга и свободы.
— Ты все же хочешь меня купить, — пробормотал он.
— Ерунда! — Мэй покачала головой. — Будь Эрвинд жив, он сделал бы то же. Ты давно уже заслужил это право. Я думаю, он просто не успел.
— Я знаю, почему Эрвинд этого не сделал, — грустно сказал Аттери. — Ему было нечего у меня просить.
Когда за Аттери закрылась дверь, королева, смеясь, закружилась по комнате. Проделав несколько пируэтов, она застыла в трагической позе, простирая перед собой руки.
— Мой принц, с тех пор как я увидела вас… — со смехом продекламировала она нараспев.
Глава 4
«Мойпринц!
С тех пор как я увидела Вас, в моей душе поселилось странное чувство. Я, прежде всегда неприступная, легко покорявшая мужские сердца, ныне сама влюблена. И огонь страсти разгорается с каждым днем все сильнее. Я должна говорить с Вами, иначе я умру. Женщина, страдающая женщина, умоляет Вас о встрече. Я буду ждать Вас завтра на закате у старого бастиона. Если Вы не придете, не знаю, что будет со мною.
Любящая Вас до гроба
— Это что за бред? — спросил посол.
— Не знаю, Ваша Светлость, простите, — ответил печально Эрвинд. — Получил сегодня утром и решил с вами посоветоваться.
— Ну а сам что думаешь?
— Не знаю, — развел руками принц.
Посол бросил на него хмурый испытующий взгляд, но лицо Эрвинда ни на секунду не утратило глуповато-невинного выражения. Было похоже, что он и в самом деле не знал. «Или сам написал, — подумалось вдруг послу, — но на кой?! Или… Где-то я подобный почерк видел». Он еще раз внимательно вгляделся в записку, где корявые буквы то наползали друг на друга, то рассыпались, как фасолины в супе бедняка.
— Неграмотная тебе попалась незнакомка, — заметил он. — Пишет как курица лапой. Если она так же прекрасна, как ее почерк…
Эрвинд улыбнулся:
— В Аврувии таких не бывает.
— Ну так сходи и проверь. Потом расскажешь, если захочешь.
Принц поклонился.
Холодным туманным вечером Эрвинд вышел из посольства. Постоял немного на крыльце, вспоминая расположение улиц, и пошел вниз, к реке. Алое солнце садилось в облака, город быстро погружался во тьму, и один за другим зажигались фонарики у домов. По узким мостам проезжали запоздавшие экипажи, и отражения их фонарей плясали в черной воде. В траве еще стрекотали последние кузнечики. Эрвинд, пожалуй, впервые почувствовал, как не хватало ему всего этого в Империи — огоньков, стрекота, запаха сырости, который тихонько подкрадывался в город с реки. Иногда принц тайком останавливался у домов, просто, чтобы услышать голоса — на освещенных верандах пели, кто-то разговаривал в темном саду, поскрипывали качели.
Усилием воли Эрвинд напомнил себе, что ему снова придется отсюда уехать, и чем скорее, тем лучше. Но кто мог сегодня вызвать его на свидание? Он ни секунды не сомневался в том, что никакой «прекрасной незнакомки» не существует. Асенки не пишут подобных записок всерьез. Кто-то из старых друзей захотел встретиться? Но кто мог решиться на такое? Или компания юных мстителей решила выманить его из дома и прикончить? Правда, Мэй вчера ясно показала, что он желанный гость в Аврувии, но Эрвинд еще не понял, какой вес имеет здесь слово Мэй.
Пока ясны были две вещи. Во-первых, Эрвинд Старший сделал из нее истинную королеву, а во-вторых, с этой королевой у него, Эрвинда Младшего, не было ровным счетом ничего общего. Когда-то он мог бы полюбить ее, но отец — и похоже, что совершенно сознательно — этому помешал. Теперь же она стала совсем чужой. Девочка, игравшая вчера на глазах у всего света в поддавки с Арнульфом, — она воплощала все, что Эрвинд не то что ненавидел, а не выносил всем своим существом: жестокость, обман, двоедушие. Посол мог влюбиться в нее, Эрвинд — никогда.
Он все же немного заблудился и, поплутав среди старых сараев, поминутно поскальзываясь на мокрой стружке, вышел к бастионам уже в темноте, когда над резной кромкой облаков поднялась белоснежная сверкающая луна. У стены на гранитной скамье сидела женщина. «Значит, все-таки незнакомка?» — удивился про себя Эрвинд.
— Добрый вечер, сударыня.
Женщина одним движением сбросила плащ, словно эта сцена была уже сотни раз отрепетирована, и он распластался на каменных плитах черным пятном. Эрвинду показалось, будто ему за шиворот плеснули горячей воды.
— Мэй?! Это ты написала записку?
Она молчала — вопрос не требовал ответа. Эрвинд слушал только плеск воды и ее дыхание.
— Это было очень неразумно и рискованно, — сказал он с упреком.
Мэй вскинула голову, волосы светлой змеей метнулись по плечам.
— Если ты сейчас незаметно уйдешь, никто не узнает, что ты встречался со мной.
Эрвинд только покачал головой.
— Что он с тобой сделал? — пробормотал он. — У тебя уже весь лоб в морщинах.
— У тебя тоже, — тихо ответила Мэй.
Она во все глаза разглядывала его — узкие сильные ладони, чуть сутулые плечи, лицо стало взрослее и тверже. Про таких в Лайе говорят: «Он знает, с какой стороны хлеб маслом мажут» — непереводимая, но высокая похвала.
Эрвинд тоже всматривался в Мэй. Она стояла неестественно прямо, голова закинута, руки сжаты в кулаки. Последний раз он видел ее такой десять лет назад у прилавка с игрушками. И он задал вопрос, который не давал ему покоя вот уже год:
— Как ты могла согласиться?
— А разве можно было иначе? Кто-то же должен стать королем. Тебя не было, и никого, кроме меня, Император не утвердил бы.
Осторожно, словно боясь обжечься, он взял ее руку и спрятал в своих.
— Я не должен был уезжать, не должен был оставлять тебя.
— Это твой трон.
— Как он умер? — спросил принц.
— Легко, — солгала Мэй. — Это был хороший яд.
Она осеклась, увидев, как перекосилось лицо Эрвинда, и тихо добавила:
— Он сказал… почти в самом конце: «Вот видишь, Диант, я все же заплатил».
Эрвинд все еще согревал ее руку в своих ладонях.
— Знаешь, что самое удивительное? — спросил он.
— Нет.
— В Империи такие же звезды, как и здесь.
Мэй подняла голову и взглянула на звезды, горевшие над ними ясно и спокойно.
— Я тоже часто об этом думала, — ответила она.
Их взгляды встретились. Мэй отступила на шаг, дернула плечом, будто снова что-то отбрасывая.
— Я ведь, между прочим, позвала тебя по делу, — сказала она, садясь на скамейку.
— Что-то случилось? — встревоженно спросил Эрвинд.
— Пока нет. Но мне нужны деньги. Из-за того, что этот треклятый посол сидит целые дни у меня в канцелярии, я не могу использовать ни один из своих незаконных источников. А законные уже иссякли. Мы здорово потратились этой осенью. Повышение налогов, да еще эта инспекция. Пришлось срочно снаряжать три корабля, только чтобы ушли из гавани. Так что казна пуста. А скоро уже дни Высокой Звезды. А в этом году, ты знаешь, исполняется сто лет со дня битвы при Хейде. Поэтому праздник должен быть особенный. Словом, я посчитала — мне нужно двадцать тысяч марок.
— Но у меня нет таких денег.
Мэй улыбнулась:
— Я догадываюсь. Но у меня есть хороший товар. Ты не знаешь в Империи богатых людей, которые не побоятся незаконной торговли?
— А что за товар?
— Абрские кони. Белые шестилетки. Два жеребчика и кобылка.
Эрвинд охнул:
— Ты с ума сошла! Если посол хоть краем уха услышит…